Он знал, что ритуалы совершались регулярно. Из слов Моны выходило, что по крайней мере, раз в месяц. Но он не знал, где именно.

Из рисунка Клер и слов Моны он понял, что в этом деле участвуют тринадцать человек. Но он не знал, кто они.

Так что, если сложить все вместе, размышлял он, притормаживая перед домом Эрни, получался все равно ноль.

Хуже всего было то, что он не мог позволить себе поделиться информацией с кем бы то ни было, даже с Бадом или Миком. Тринадцать человек легко могли спрятаться даже в таком маленьком городке, как Эммитсборо.

Он надеялся, что дверь откроет Эрни. Он был готов буквально силой вырвать у парня кое-какие ответы на свои вопросы. Но открыла дверь Джолин Баттс.

– Миссис Баттс.

– Шериф? – В глазах ее была тревога. – Что-нибудь случилось?

– Мы обыскиваем все дома.

– О, да. Я слышала об этом. – Она стала нервно перебирать бусы. – Пожалуйста, приступайте. Извините за беспорядок. Я еще не успела убраться.

– Не беспокойтесь об этом. Ваш муж очень нам помог своим участием в поисках.

– Когда нужны добровольцы, Уилл всегда приходит первым и уходит последним. Наверное, вы захотите начать с верхнего этажа. – Она было двинулась наверх, но вдруг остановилась. – Шериф, я знаю, что у вас сейчас голова и так занята, и не хочу выглядеть как сверхбеспокойная мать но Эрни… вчера он не приходил ночевать. Врач уверяет, что это обычное поведение при том, как Эрни воспринимает сейчас самого себя, своего отца и меня. Но я боюсь. Я боюсь, что с ним могло что-нибудь случиться. Как с Клер. – Она оперлась рукой о перила. – Что мне делать?

По дороге из города Кэм нагнал автомобиль Бада. Просигналив, он остановился, не слезая с седла мотоцикла, а Бад, притормозив, высунул голову из окна.

– Где Мик?

– Руководит поисками на другой стороне Госсард Крик. – Бад вытер платком пот со лба– Около двадцати минут назад я связывался с ним по радио.

– Ты закончил осмотр домов?

– Да. Я сожалею, Кэм.

Кэм посмотрел вдаль на поле, над которым подобно туману поднималась дымка от летней жары. Небо было совершенно бесцветным.

– Ты знаешь того парня, Эрни Баттса?

– Конечно.

– И его грузовик тоже?

– Красный пикап марки «Тойота». А почему ты спрашиваешь?

Кэм пристально посмотрел на Бада. Ему надо было кому-то довериться. – Хочу, чтобы ты продолжал свой объезд и разыскал бы его.

– Он что-нибудь натворил?

– Не знаю. Если разыщешь, не останавливай его. Наблюдай, что он собирается делать, но не останавливай. Сразу свяжись со мной. Только со мной, Бад.

– Будет сделано, шериф.

– Мне надо еще кое-куда заехать. – Он снова взглянул на небо. Сегодняшний день был самый длинный в году, но и он не мог длиться бесконечно.

В то время когда Кэм притормаживал у трейлера Энни, Клер отчаянно пыталась выбраться из того густого дурмана, которым наркотик окутал ее голову. Она про себя читала стихи, старые песни Битлз, детские считалки. В комнате было ужасно жарко и душно. Как в гробу. Но в гробу холодно, напомнила она себе. А тут она уже насквозь вспотела, лежа на этих простынях.

Она не знала, сколько еще сможет выдержать такого лежанья в темноте. Сколько времени уже прошло? День, неделя, месяц?

Почему никто не приходил?

Ее станут искать. Кэм, ее друзья, родственники. Они не забудут ее. С той ночи, когда ее сюда привезли, она не видела никого, кроме дока Кэмптона. Но и при том она не могла точно определить, сколько раз он садился у ее постели и вводил ей в вену наркотик.

Она испытывала страх, страх не только за свою жизнь, но и за свой рассудок. Она поняла, что слишком слаба, чтобы сопротивляться им, что бы они с ней ни делали. Но она отчаянно боялась, что сначала сойдет с ума.

Одна. В темноте.

Когда голова немного прояснялась, она начинала придумывать планы побега. Но проходили часы, заполненные лишь этой ужасной, черной тишиной, и все ее планы превращались в бессвязную мольбу о том, чтобы кто-нибудь, кто угодно пришел бы и спас ее.

Кончилось тем, что явился Атертон. Когда она подняла глаза и увидела его, она поняла, что следующую ночь ей уже не придется провести здесь, лежа в темноте. Это была самая короткая ночь в году, для всех.

– Пора, – мягким тоном сказал он. – Нам надо сделать кое-какие приготовления.

«Это было его последней надеждой», – думал Кэм, стоя около пустого трейлера. Его последняя надежда была связана с тем, что психованная Энни вдруг могла что-то знать. А если знала, то вспомнила бы обязательно.

Шанс был невелик, как в игре в кости, а если она в этот вечер вообще не появится дома, то и того меньше.

Все теперь зависело от них двоих, от него и этой шестидесятилетней женщины с разумом восьмилетней девочки. Со стороны им мало кто мог помочь. Он не смог доказать существования заговора или ритуальных убийств. Он доказал только то, что Карли Джеймисон насильно держали в сарае, убили, закопали, а затем труп эксгуми-ровали и подбросили в неглубокую могилу в поле. То, что у мертвого мог быть помощник, еще не доказывало ритуального убийства – по крайней мере, этого было недостаточно для штатной или федеральной полиции. В поисках Клер они помогали и людьми, и вертолетами. Но и с их помощью он ничего не нашел.

Времени оставалось все меньше и меньше. Он знал это. Чем ниже опускалось солнце, тем больше холодело у него все внутри, и он задавал себе вопрос, а не застынет ли у него в буквальном смысле кровь в жилах с наступлением ночи.

Он не мог потерять ее. Он испытывал страх, так как сама мысль об этом была столь ужасной, что, разыскивая ее, он спешил и метался, и допустил одну маленькую оплошность, которая могла стоить Клер жизни.

Отстать лишь на три ступеньки, вспомнил он, и провалиться в дыру.

Он не забыл, как надо молиться, но уделял этому очен» мало времени с тех пор, как ему исполнилось десять лет, и в школе были уроки Закона божьего, воскресные мессы и ежемесячные исповеди для ощищения от грехов его юной души.

Теперь же, когда предзакатное небо на западе начало багроветь, он стал молиться, безыскусно и отчаянно.

– О, блаженное утро, – безмятежно пела Энни, взбираясь на холм. – Наш Спаситель на небесах. Окончены муки земные. О, блаженный рассвет.

Она тащила за собой свою сумку и в испуге подняла голову, когда Кэм в несколько прыжков преодолел последние ярды, разделявшие их. – Энни, я ждал тебя.

– Я просто гуляла. Боже Всемогущий, какой жаркий день. Самый жаркий, какой я помню. – На всем ее клетчатом платье от выреза на шее до подола видны были следы пота. – Я нашла две монетки по пять центов и четверть доллара, и еще зеленую бутылочку. Хочешь посмотреть?

– Не сейчас. Я хочу тебе кое-что показать. Давай присядем.

– Мы можем зайти в дом. Я угощу тебя печеньем. Он улыбнулся, изо всех сил стараясь не выказывать нетерпения. – Я сейчас не голоден. Давай присядем здесь на ступеньках и я покажу тебе это.

– Я не против. Я очень много ходила. Мои ноженьки устали. При этих словах она хихикнула, а затем ее лицо вдруг оживилось. – Ты приехал на своем мотоцикле. Могу я покататься на нем?

– Знаешь что, если ты поможешь мне, я скоро тебя покатаю, хоть весь день, если захочешь.

– В самом деле? – Она погладила ручку мотоцикла. – Обещаешь?

– Истинный крест. Садись же, Энни. – Он вынул рисунки из мотоциклетной сумки. – Хочу показать тебе картинки.

Она плотно уселась на желтые ступеньки. – Я люблю смотреть картинки.

– Я хочу, чтобы ты очень внимательно на них посмотрела. – Он сел рядом. – Сделаешь это?

– Конечно.

– И я хочу, чтобы ты сказала мне, узнаешь ли ты это место. 0'кей?

0'кей. – С широкой улыбкой она приготовилась разглядывать рисунки. Но эта улыбка мгновенно улетучилась. – Мне не нравятся эти картинки.

– Они очень важные.

– Я не хочу на них смотреть. У меня там в доме есть лучше картинки. Я могу показать тебе.

Он постарался не обращать внимания ни свой резко убыстрившийся пульс и желание схватить ее за жалкое сморщенное горло и хорошенько потрясти. Она знала. По ее глазам он понял, что она одновременно и знает, и боится. – Энни, мне нужно, чтобы ты взглянула на них. И мне нужно, чтобы ты сказала мне правду. Ты видела это место?

Плотно сжав губы, она покачала головой. – Нет, ты видела. Ты была там. Ты знаешь, где это.

– Это плохое место. Я не хожу туда.

Он не дотронулся до нее, боясь, что, как бы ни старался, вцепился бы в нее со всей своей силой. – Почему это место плохое?

– Просто плохое. Я не хочу говорить об этом. Я хочу войти в дом.

– Энни. Энни, посмотри сейчас на меня. Посмотри же. – Когда она послушалась, он заставил себя улыбнуться. – Я ведь твой друг, верно?

– Ты мой друг. Ты катаешь меня и покупаешь мороженое. Сейчас так жарко. – В ее улыбке промелькнула надежда. – Хорошо бы сейчас мороженого.

– Друзья заботятся друг о друге. И доверяют друг другу. Мне необходимо знать, где это место. Ты должна мне сказать.

Она мучилась в нерешительности. Обычно выбор для нее всегда был прост. Вставать или ложиться спать. Отправиться в сторону запада или востока. Поесть сейчас или позже. Но в данной ситуации у нее разболелась голова и стало мутить. – Ты никому не скажешь? – прошептала она.

– Нет. Доверяй мне.

– Там живут чудовища. – Она продолжала шептать своими сморщенными губами. Постаревший ребенок, раскрывающий секрет. – Они ходят туда по ночам и делают всякие вещи. Плохие вещи.

– Кто?

– Чудовища в черных одеждах. У них звериные головы. Они делают всякие вещи с женщинами, на которых нет одежды. И убивают собак и козлов.

– Это там ты нашла тот браслет. Тот, что ты отдала Клер.

Она кивнула.—Я думала, что не следует об этом рассказывать. Ведь в чудовищ не полагается верить. Их показывают только по телевизору. Если говорить о чудовищах, то люди подумают, что ты сумасшедшая и запрут в сумасшедший дом.