– Дорогая, как насчет страстного танго? – долетели до слуха слова Андрея.

Петр Петрович смерил его взглядом и усмехнулся. Нарочно же танго упомянул… эта парочка умеет устраивать скандалы в общественном месте!

– Не возражаете, Петр Петрович? – теперь Андрей обратился к нему.

– Танцуйте, танцуйте, – благословил Лев Аркадьевич, который вновь пребывал в прекрасном расположении духа.

Катюшка, не удержавшись, хихикнула и тоже оглядела зал – с кем бы ей потанцевать?

Андрей с Полиной мгновенно исчезли из-за стола, а Петр Петрович, поднявшись, расстегнув пуговицу пиджака, заложил руки за спину и сделал еще одну попытку отыскать Егора.

– Я оставлю вас, – сказал он, – пройдусь немного.

Народ уже не только танцевал, но и вовсю общался, и Петр Петрович, желая немного успокоиться, решил тоже обговорить некоторые вопросы со своими знакомыми. Оля с Никитой непременно разберутся и… Никакой Маши Серебровой не будет. Точка. И хватит об этом.

Петр Петрович миновал высокую пирамиду из бокалов шампанского, обогнул Ивона Перро и разомлевшего победителя конкурса и пошел дальше. Что-то толкало его вперед. И волнение не спадало, наоборот, нарастало. Споткнувшись, он повернул влево к колоннам, к небольшим уютным диванчикам и к зелени цветов. Теперь он думал только о Любе. Думать о ней было приятно, и хотелось, чтобы никто не мешал, не трогал.

Послышалось «бряк-бряк». Петр Петрович остановился, в груди похолодело.

Да что же за наваждение такое! Еще секунда – и он наверняка услышит мяуканье. Бред. Он прижал ладонь ко лбу, еще раз споткнулся, развернулся и поднял голову.

Она шла в его сторону, растерянно оглядываясь по сторонам, хмурясь. Тонкая, как тростинка, желанная, как мечта, терпкая, как черемуха… Нет, на ней не было цыганского наряда (никакой цветастой юбки и яркой кофты с большим вырезом) – приталенное темно-зеленое платье с короткими рукавами и много-много серебряных браслетов на правой руке подчеркивали ее диковинную красоту, а черные кудри, щедро рассыпанные по плечам, притягивали магнитом. Петр Петрович закрыл глаза, открыл и качнулся. Любы не могло быть на этом банкете – не могло! Он почувствовал аромат нежных весенних трав, перед глазами запрыгали огоньки свечей, на миг все замелькало, а затем он встретил взгляд больших темных глаз.

«Пусть ей будет хотя бы тридцать пять лет, – эгоистично подумал Петр Петрович, будто ее молодость могла помешать его тайным желаниям… – Пусть…»

Люба остановилась.

Посмотрела на него.

Улыбнулась.

– Спасибо, – прошептал Петр Петрович, и это было предназначено «противной старухе», которая, видимо, решила ему уступить. Как? Каким образом она устроила эту встречу, непонятно. Но спасибо ей.

* * *

– Константин улетел в Париж, – повторила Оля.

– Ну и что?

– Тебе не обязательно со мной танцевать.

– Я подумаю об этом.

Музыка стихла, и Никита слегка разжал объятия – пусть этот танец закончился, но «Пино Гроз» – не ночной клуб, и, кроме медленных романтических мелодий, другого здесь не услышишь, а значит, расходиться еще рано.

Оля сделала попытку шагнуть к столу, но это не удалось – он не отпустил ее.

Вновь зазвучала музыка, и руки Никиты вновь легли на ее талию.

– Ты не против, если мы потанцуем еще?

– Нет, не против.

Стараясь не думать о Маше Серебровой, она положила руки на его плечи. Ну и пусть она сегодня оделась и накрасилась, ну и пусть он посчитает ее дурой и пусть даже подумает, что она это сделала для него! Оля боязливо приподняла глаза и встретила теплую улыбку. Его губы совсем рядом, вот что значит надеть высокие каблуки – есть плюсы и в неудобствах.

«Константин улетел в Париж, – мысленно передразнил он ее. – Да пусть катится куда хочет! И что же ты, Оля, такая красивая сегодня? Не обошлось тут без Польки! И почему я все время чувствую себя идиотом, не подскажешь? А?» Никита развлекался, но это было горькое веселье. «Ты и без мишуры красивая… Зануда, конечно, но это лечится. Малыш, я уже не смогу тебя отпустить».

Правда вырвалась на свободу, и затолкать ее обратно в узкое горлышко самообмана не получилось бы ни при каких обстоятельствах. Он вернулся в Москву, потому что Лондон не становился родным, он вернулся в Москву, потому что девушка, которую он любил, оказалась свободной. Он хотел вернуть прошлое – Маша должна была принадлежать ему! Он собирался жениться, как дурак ненормальный! Десять лет прошло. Десять! Любовь не стареет? Не ржавеет? Быть может, но только не эта любовь… Не настоящая. Он старался, как будто уговаривал себя, но не получалось. Знал и все же шел напролом. Целовал Машу, прижимал (верил, что навсегда), уходил – и забывал до следующего раза. Звонил, но душа не искала души, обещал, но верил ли сам? Не здесь он играл роль, а там. Три точечки-родинки дорожкой на правой щеке, зеленые глаза… Чужая, незнакомая, нелюбимая, холодная Маша. Прости. «Нет, я не идиот, я форменная скотина!»

Его улыбка исчезла. Никита опустил глаза. «Что же мы с тобой будем делать, малыш?» Он поднял руки к обнаженной Олиной спине и коснулся пальцем тонкой гладкой бретельки платья. «Ты вправе послать меня куда подальше, но дай мне шанс». Он вспомнил, как поцеловал ее, и как она ответила… Пожалуй, у него есть шанс.

– Малыш, а что ты делаешь сегодня вечером? – спросил Никита, опуская голову.

Оля удивленно приподняла брови, открыла рот, чтобы переспросить, но он не дал ей возможности к отступлению – его губы требовательно коснулись ее губ.

* * *

Бабушка протянула приглашение, и Люба взяла его. Слова показались узором, который не сразу поймешь. Она догадалась, о ком речь. «Высокий, седой, представительный…» Тот самый. Не забывался этот мужчина, не забывался.

Приятно было вспоминать его слова, перебирать их, точно большие круглые бусины, приятно было представлять, что они встретятся снова… Случайно. А может, он еще раз заглянет в салон? На душе теплело, хотелось надеть цыганский наряд и выпустить на свободу огонь, который жег сердце.

Она не могла успокоиться. Вспоминала.

«Высокий, седой, представительный…»

Имя его было загадкой, судьба тоже.

Любу тянуло в салон, но она знала: стоит переступить порог, как руки коснутся колоды карт, как она нарушит собственный запрет. Да, она цыганка, но у нее другая жизнь. Она не открывала дверцу в иной мир – в мир королей, тузов, валетов, дам, закулисного, тайного… Не открывала и не будет. Потому что обратной дороги нет.

Но как его зовут?

Кто он?

Сколько ему лет?

Придет ли он еще раз?

«Высокий, седой, представительный…»

Бабушка не стала задавать вопросов, поджала губы и потащила ее в салон. Они пили мятный чай, разговаривали о пустяках, молчали и опять пили чай. Пойти? Не пойти? Пойти? Не пойти? Мысленно она уже доставала из шкафа свое единственное приличное платье, шла к метро и ехала в ресторан «Пино Гроз». Это был тот приз, от которого невозможно отказаться. Она так боялась, что сказка растает, что «тот самый» при встрече покажется абсолютно чужим, что сердце не дрогнет…

Но сердце дрогнуло. Один раз, второй, третий. Увидев его, Люба почувствовала себя счастливой. Искала его, искала, шла между столиков и нашла…

А если бы он не узнал ее?

Нет, этого не могло случиться. Он же вернулся в салон бабушки… Зачем-то вернулся.

Глава 25

– Извините, – тяжело дышавший от спешки Лев Аркадьевич обратился к высокой черноволосой девушке, а затем переключился на друга: – Петр, ты должен это видеть! Никита… Оля…

– Потом, все потом.

Петр Петрович махнул рукой, мол, только не сейчас, взял Любу под локоть и, оставив друга одного около мягких диванчиков и цветов, повел ее к опустевшему столу.

Андрей с Полиной где-то проводили время, Катюшка тоже развлекалась в обществе знакомых, и никто помешать их разговору не мог. За исключением Егора. Но на него Петр Петрович не обратил внимания.

– Люба, я и не ожидал, – выдохнул он, не отрывая от нее глаз.

– А я потерялась, – просто ответила она и улыбнулась. – Здесь столько людей и все о чем-то говорят…

– Не обращайте внимания. Простите, я не представился: Петр Петрович Шурыгин. Вам передали мою визитку?

– Нет, бабушка передала только пригласительный билет.

– Бабушка? – Петр Петрович побледнел. Значит, эта вредная старуха – Любина бабушка! Хм… Ну, не такая уж она и вредная, если… А откуда взялся пригласительный билет? Или он оставил по ошибке не визитку?

Но все вопросы не имели значения. Главное – он встретил ту, которую не смог забыть. Он и не представлял, что Люба может носить обычную одежду, не цыганскую. Сейчас она была немного другой, но все же ее взгляд смущал, ее красота завораживала…

– Добрый вечер, Петр Петрович. Как поживаете?

За столом, положив ногу на ногу, сидел Егор. Лениво попивая апельсиновый сок, он явно скучал и подыскивал себе какое-нибудь развлечение.

Петр Петрович был бы очень рад, если бы Кречетов при виде дамы вежливо привстал со стула, но тот вовсе не собирался этого делать.

– Добрый вечер. Люба, познакомьтесь: это Егор, мой знакомый, а это Люба.

– Очень приятно, – мягко произнесла она.

– Взаимно, – приветственно поднимая узкий стакан с соком, ответил Егор. Одного короткого взгляда ему хватило, чтобы оценить ситуацию. «Петр Петрович, да вы, похоже, попались». – А кто вы, Люба? – бесцеремонно спросил он, нарочно пытаясь смутить.

– Егор! – резко вмешался Шурыгин, уже догадываясь, какой экзамен по привычке сейчас устроит Кречетов. Воли детективу он давать не собирался.

– Я преподаю в школе, – просто ответила Люба и улыбнулась. – И на таком большом приеме я впервые.

Да, на такой роскошный прием она попала впервые. Шумно, пестро, красиво. Горят огни, звучит приятная музыка, и кажется, будто в воздухе искрятся пузырьки шампанского. Как невидимые глазу шарики, они летят от одного приглашенного к другому, и заражают восторгом, и кружат голову.