– И что делать? – В голосе Оли проскользнула надежда и долгожданная для Полины готовность к действиям.

– Как что делать? – улыбнулась она. – Не отдавать! Отбиваться, отстреливаться, но не отдавать! – Полина подождала, пока официант переставит с подноса на столик бокалы, подхватила один и с удовольствием сделала пару глотков. – Сначала выпей, а потом ответь: будешь меня слушаться или нет?

– Мне кажется, я не смогу без него, – ответила Оля и придвинула к себе бокал. – Мне безумно, безумно хочется о нем заботиться и…

– Только не говори про секс, а то я начну смущаться, – хихикнула Полина.

– Мне хочется слушать Никиту, хочется гулять с ним по улицам, каждую минуту я должна быть уверена, что с ним все в порядке. Вот где он сейчас? – Оля вопросительно посмотрела на сестру.

– Честно говоря, не знаю, – стараясь не улыбаться, ответила Полина. Какие же влюбленные дураки! Просто загляденье! Хотя она и сама такая же. – Ты встречаешься с ним вечером?

– Я решила не ходить на конкурс поваров, хотя папа и просил. Костя не придет, и я не представляю, как теперь себя вести… Все слишком запуталось! – Оля тоже сделала несколько глотков мартини.

– Варианты такие. Либо ты ничего не говоришь Никите про Белкина, и он продолжает добросовестно кружить вокруг тебя, либо ты говоришь ему правду и начинаешь все с начала. Ну?

– Я врать не стану.

– Жаль, пару дней можно было бы продержаться на старой легенде, – протянула Полина и тут же важно добавила: – Но твой выбор, конечно, достоин уважения. Э-э-э, я тоже против вранья. У вас и так получится. – Она улыбнулась и подмигнула Оле. – Не волнуйся, сначала будет трудно, а потом втянешься. И обязательно поезжай сегодня на конкурс поваров. Волосы – в хвост, обычный костюмчик, ну, собственно, ты уже готова, ничего менять не нужно. Ага. Скажешь Никите про Белкина и…

– Я тебе не все рассказала, – перебила Оля и смутилась. – Понимаешь…

Полина нервно схватила бокал и тут же поставила его на место.

– Только не говори, что у вас был секс! – громко воскликнула она и, почувствовав, что чуть ли не все посетители кафе повернулись в их сторону, зажала рот ладонью и подалась вперед, округлив глаза.

– Не кричи, – зашипела Оля. – У тебя только одно на уме! Никакого секса не было.

– Жаль, – опустив руку, выдохнула Полина, – а я-то уж размечталась…

– Мы целовались… я не имею в виду тот короткий поцелуй в щеку… когда я его… А…

– Вы целовались в губы? По-настоящему? Как большие?

– Да, – кивнула Оля и на миг закрыла глаза.

– Так что же ты сразу не сказала! Это в корне меняет дело! Мне нужны подробности!

– Говорю же – тише!

– Ладно, ладно. Как это произошло? – В глазах Полины вспыхнул огонь. Она знала, она чувствовала, она видела… Никита неравнодушен к Оле! Неравнодушен!

– Он поцеловал меня сам. Взял и поцеловал. На открытии недели «Виномании». Я совершенно не ожидала, но ответила. Мне было очень хорошо. Такое чувство, будто я мечтала об этом всю жизнь. А потом я позвонила ему и сказала, что это случайность, ерунда… и он с этим согласился.

– Дурак. Счастья своего не понимает.

– Скорее всего, этот поцелуй для него ничего не значит.

– Скорее всего, ты его судьба, – ответила Полина. – И вообще, глупо делать вид, будто ничего не произошло, когда жизнь перевернулась. Эх вы! – улыбнулась она. – Эх вы…

Оля вдруг почувствовала, как в душе разливается необыкновенное тепло.

Да, жизнь перевернулась – и как же хорошо и плохо одновременно, какая приятная незнакомая боль!

Да, она поедет сегодня на конкурс поваров, поедет только затем, чтобы увидеть Никиту. Хотя бы один разочек увидеть.

Да, жизнь перевернулась.

* * *

– До свидания, Любовь Викторовна!

Взъерошенный рыжий парнишка махнул мешком со сменной обувью и, поправив лямку съехавшего на бок зеленого портфеля, зашагал в сторону ворот. Его бодрая походка вприпрыжку говорила только об одном – он бесконечно счастлив от того, что уроки закончились и можно отправиться домой. А дома он быстренько съест что-нибудь вкусное и устремится обратно на улицу, где всегда ждут верные друзья и футбольный мяч.

– До свидания, Митя, – сказала вслед Люба и улыбнулась. Когда-нибудь у нее тоже будут дети. Вот от такого фантазера и безобразника Митьки она бы не отказалась. Балуется, балуется на уроке, а потом как выдаст: «Любовь Викторовна, а пестик – это репродуктивный орган цветка, я правильно понимаю?» И весь класс хохочет! Собственно, рыжеволосый отрок именно на такой результат и рассчитывает. Аж уши краснеют от удовольствия! Талантище! Нетрудно представить, какие он станет задавать вопросы, когда в его расписании появится урок зоологии. А вот когда очередь дойдет до анатомии, тут Митька будет сидеть тише воды, ниже травы. И смущаться будет, особенно перед какой-нибудь симпатичной одноклассницей. Отличный мальчишка, из таких лоботрясов всегда вырастают смелые, решительные первооткрыватели.

– Все никак не привыкну, что эта мелюзга тебя по имени-отчеству называет, – раздался сзади бабушкин голос. Люба обернулась.

– Бабушка?

– Она самая, – усмехнувшись, довольно ответила старая Рада.

– Что-нибудь случилось? – Голос Любы от волнения дрогнул. Уж если бабушка, которая спокойно чувствует себя только дома и в салоне и не любит долгих прогулок, приехала к школе… Да она здесь была-то один раз – первого сентября уже забытого года, когда Люба только-только вышла на работу.

– Твой приходил. Высокий, седой. Ничего вроде, представительный, – проворчала Рада, отмечая, как непонимание на лице внучке меняется сначала удивлением, а затем смущением.

* * *

Ивон Перро не мог себе позволить слишком долгие каникулы в Москве, поэтому конкурс должен был пройти в сжатые сроки. Три тура – три дня.

И теперь в зале, украшенном только золотыми и белыми шарами, царила нервозно-рабочая атмосфера – тридцати участникам предстояло сразиться за звание самого-самого, и, конечно, каждый из них мечтал о двухмесячной стажировке в лучшем ресторане Парижа, принадлежащем Ивону Перро.

Осетрина в апельсиновом маринаде, свиные ребрышки на овощной подушке, шарики картофеля в сливках, королевские креветки с ананасовыми дольками, ризотто с грибным ассорти… – дипломированные повара вдохновенно творили, а команда жюри цепко следила за соблюдением правил и техникой приготовления заявленных блюд. Большие круглые часы, установленные перед боксами, громко тикали, не позволяя участникам расслабляться, – тем, кто не уложится в срок, увы, придется распрощаться с двумя баллами.

Оля приехала не к началу. Она бегло изучила правила конкурса, указанные в брошюрке, мимоходом прихваченной с рекламной стойки, послушала едкие замечания ресторанных критиков, недолго понаблюдала за четкой работой конкурсантов, а затем отыскала папу и Льва Аркадьевича. Старший Замятин сразу же окружил ее совершенно непонятной заботой: он предлагал ей то присесть, то встать и посмотреть на уже приготовленную закуску в третьем боксе, то поил холодным шампанским, то расспрашивал о работе, то интересовался планами на будущее, а под конец вообще окунулся в прошлое и принялся вдохновенно вспоминать, как Оля мечтала стать ветеринаром и кормила лягушек мухами. Она этого не помнила, но кивала и вежливо поддерживала разговор. Взгляд же все время устремлялся к распахнутым дверям. Никита должен был уже приехать. Сегодня она собиралась познакомить его с чудо-поваром Марком Тильманом, который, как они оба надеялись, согласится работать в новом ресторане «Пино Гроз».

– Оля, может быть, еще шампанского? – спросил Лев Аркадьевич, когда она в очередной раз огляделась по сторонам.

– Нет, спасибо. – Ольга приподняла наполненный бокал, показывая, что в этом нет необходимости. – Я только глоток выпила, я за рулем.

– Ах, да, да, да… – закивал Замятин.

– Вы, извините, я пойду. – Она посмотрела на часы перед боксами. Чирк, чирк, чирк, старалась секундная стрелка. – Мы с Никитой договорились встретиться.

– Конечно, иди! – дружным хором поддержали Петр Петрович и Лев Аркадьевич, и тут же оба смутились.

Удивленно приподняв брови, она направилась к трибуне зрителей.

Никита приехал через пятнадцать минут. Демократично одетый в джинсы и свитер, небритый, он, тем не менее, производил впечатление делового человека. Сердце Оли екнуло и затихло. Почему же раньше его внешний вид вызывал недоумение? Почему она не прощала ему даже малейшего минуса? Придиралась и мысленно критиковала. Почему? Неужели прятала свои чувства за раздражением? Будто пыталась отговорить себя.

– Привет, – кивнул Никита и с интересом принялся следить за суетой поваров. – Какие у нас планы на вечер?

Какие планы?

Она, например, могла бы целый вечер стоять столбом и смотреть на него.

Могла бы разговаривать о чем угодно часа четыре.

Могла бы…

– Я познакомлю тебя с Марком Тильманом. Только чуть позже, он член жюри и пока занят.

– Спасибо, – кивнул Никита и заглянул ей в глаза.

Улыбка тронула его губы и исчезла. Он не предполагал, что смотреть ей в глаза теперь будет трудно… Не предполагал.

Опаздывая на встречу, он представлял себе строгое выражение лица Оли и пролетал на желтый, подбадривая «Опель»: «Ну давай, родимый, давай». Отчего-то не хотелось заставлять ее ждать, да и знакомство с первоклассным поваром добавляло волнения. Он должен заполучить самого лучшего повара Москвы! Должен! Ничего страшного, если на кухне «Пино Гроз» где-нибудь в уголке будет расстелен коврик для йоги, – у каждого свои причуды. Все же Оля – молодец, здорово его выручает!

О поцелуе он не думал. Почти.

И предстоящая встреча не вызывала никаких угрызений совести или беспокойства. Почти.

И он не скучал. Почти.

– Здесь мой папа… и твой, – стараясь придать голосу небрежности, сказала Оля.

– Жаль! – Никита дернул плечом, устремил взгляд к боксам и усмехнулся: – Придется шокировать Белкина с особой осторожностью.