«Обернись!» – стучало сердце.

Оля коротко вздохнула и обернулась.

Константина Белкина поблизости не наблюдалось. Его и не было. Он же не метеор, в конце концов.

Его и не было.

Тогда зачем же…

– Где он? – тихо спросила Оля, поворачиваясь к Никите.

– Ушел. Туда, – он кивнул влево. – Или туда, – он кивнул вправо.

– Его не было.

– Не было.

– Тогда зачем же…

Ей хотелось понять, ей так сильно хотелось понять, что в груди что-то задрожало. Оля настойчиво глянула на Никиту, резко убрала его руки с талии и сжала губы. Тогда зачем же? «Отвечай! Немедленно отвечай!» Он опять посмеялся над ней? Пошутил? Но сердце, затаившись, боялось и ждало совсем другого ответа.

Глаза в глаза – и слова рассыпались в пыль.

«Не все, Ольга Петровна, поддается объяснению, не все». Никита уже знал, чем закончится этот разговор. Она хотела правды? Ну что ж…

Подавшись вперед, он вновь притянул ее к себе. Ничто в эту секунду не противилось его желанию, ничто не мешало. Вот только угол портфеля, который Оля держала в правой руке, слабо ударил его в ногу. «Ревнует», – хмыкнул про себя Никита.

Ее глаза потемнели, губы разжались и перестали напоминать тонкую линию, щеки побледнели. Она покачала головой, но это не было отрицанием – это был испуг, не более.

«Ольга Петровна, не надо бояться… поцелуй, всего лишь поцелуй».

Всего лишь.

Больше не медля, Никита поцеловал ее – руки поползли вверх и остановились – это он еще мог контролировать.

Оля зажмурилась и сразу ответила. И не было уже никаких метаний, никакого испуга. Быстрее, быстрее, пока никто не опомнился, пока никто не помешал…

– Так чего?.. Теперь можно без билетов заходить?! – донесся откуда-то издалека громкий мужской голос.

– Ага, – хохотнул женский, – день открытых дверей! Дегустация в самом разгаре!

Молниеносно вернувшись на землю, Оля отстранилась и растерянно посмотрела на Никиту.

– Нас ждет Волков, банкир, – сказала она первое, что пришло в голову, и слегка тряхнула портфелем.

– Не будем злоупотреблять его терпением, – натянуто ответил Никита, беря Ольгу под руку.

Глава 17

Со старой схемой «плохой полицейский – хороший полицейский» и Петр Петрович, и Лев Аркадьевич справлялись отлично. Но если обычно это напоминало спектакль, то сейчас все были искренни.

Петр Петрович стоял около стола, заложив руки за спину, слегка раскачиваясь – брови сдвинуты, из глаз летят молнии, лоб исчерчен морщинами. Он явно сдерживал поток негодующих вопросов и пытался успокоиться.

Лев Аркадьевич расположился на кожаном кресле у окна и смотрел то на друга, то на Егора. Щеки подрагивали, пальцы барабанили по подлокотникам, ноги находились в постоянном движении: пятки вместе, носки врозь и наоборот. Его нервы тоже были напряжены до предела, но в душе он радовался и одновременно чувствовал себя виноватым. «Прошло, прошло время Маши Серебровой…»

Егор, лениво развалившись на стуле, терпеливо ждал, когда же у «отцов» улягутся мысли и начнется перекрестный допрос. В кабинете Шурыгина он всегда чувствовал себя прекрасно, а сейчас еще был уверен, что рядом, в ванной комнате, спряталась Катя – взобралась на тумбу и, морща нос и покусывая пухлые губы, старательно подслушивает. Это умиляет. Отличный вечер. Приятный.

– Что происходит? – Петр Петрович решил не размениваться на мелочи и узнать обо всем сразу.

– Весна, – тяжело вздохнул Егор, справедливо ожидая, что за такой исчерпывающий ответ на него обрушатся гром и молния.

Но тут в разговор вмешался дружелюбно настроенный Лев Аркадьевич:

– Егор, пожалуйста, объясните нам ситуацию. Вы говорили, что мой сын встречается с Машей, а сегодня… Как это понимать? Никита обнимал Олю, и эти объятия не были… ум-м-м… – Волнение все же помешало Льву Аркадьевичу произнести длинную речь, напичканную вопросами, он сцепил пальцы на животе и замер. – Как это понимать?

– Мы тебя внимательно слушаем, – холодно подбодрил Петр Петрович.

Качнувшись на стуле, Егор улыбнулся: осчастливить «отцов» не так уж и трудно, тем более что оба будут рады даже минимальной информации. Но он-то знает многое, очень многое…

– Вы меня наняли следить за Марией Серебровой, чем я и занимался последнее время. У нее все в порядке: она взяла короткий отпуск, ходит по магазинам, посещает салоны, проводит время с Никитой, болтает с подружками…

– Значит, она встречается с моим сыном?

– Да.

– А Оля? – спросил Петр Петрович.

– Оля тоже встречается с Никитой, – ответил Егор.

Лев Аркадьевич вжал голову в плечи – надежда на простое, но одновременно волшебное объяснение рухнула.

Петр Петрович помрачнел еще больше и резко развернулся к другу.

– Твой сын пудрит мозги моей дочери?!

– Возможно, он передумал… э-э-э… возможно, у них другие отношения…

– Она ему верит! Оля никогда бы! А тут! Он пользуется ее наивностью!

– Какая наивность? – Лев Аркадьевич сделал слабую попытку вступиться за сына. – Она уже была замужем.

– Да, была! И развелась! Потому что Белкин – еще та склизкая сволочь! Крутился вокруг меня угрем! Мерзавец! И я не позволю, чтобы Оле опять причинили боль! Не позволю!

– Какая боль, – буркнул под нос Лев Аркадьевич, – смотрелись они хорошо… Мне кажется, нам лучше не вмешиваться…

– Не вмешиваться? Лева, ты в своем уме?! Твой сын – бабник! И он пудрит, да, именно пудрит мозги Оле! И я об этом ничего не знал, – Петр Петрович резко развернулся к Егору. – Почему ты мне ничего не рассказывал?

– Вы просили приглядывать только за Серебровой.

– Тогда какого черта…

– Свободное время я могу тратить так, как считаю нужным.

Петр Петрович заскрипел зубами. С Кречетовым он разберется позже! А пока нужно вытянуть из этого самодовольного умника всю правду!

– Как давно они вместе?

– Оля встречала Никиту в аэропорту, – не без удовольствия ответил Егор. – Я предложил ей сделать это вместо меня, и она согласилась.

– Что?

– Она написала его имя и фамилию на листе бумаги и…

– Зачем? – теперь уже изумился Лев Аркадьевич.

– Она не хотела, чтобы он ее узнал, – пробормотал Петр Петрович и поднял глаза к потолку. Воображение тут же нарисовало правильную картину: его средняя дочь стоит посреди зала, держа на уровне груди лист бумаги. И она это утаила… Какие напрашиваются выводы? Правильно.

– Но почему? – продолжал недоумевать Лев Аркадьевич. – Зачем?

– Весна, – опять улыбнулся Егор.

Петр Петрович заходил по кабинету. Нужно унять свои чувства, взвесить «да» и «нет», прощупать, спрогнозировать и понять. Понять! Кречетов расскажет только то, что посчитает нужным, у него какая-то своя философия. Честно говоря, это раздражает, злит, но Егор почти всегда оказывается прав. Или не почти? Всегда прав. Не хочется этого признавать, но что поделаешь.

Никита.

Парень, какого черта ты мутишь? Кого любишь? И любишь ли?

Оля.

«С ума можно сойти… вопрос остается прежним: что происходит?»

– Какие отношения у Никиты с Серебровой? – спросил Петр Петрович, останавливаясь. – Только не надо говорить про романтику!

– Секса нет, – усмехнулся Егор и ядовито добавил: – Если вы это имели в виду.

Лев Аркадьевич, хотя и густо покраснел, расправил плечи и приободрился.

Петр Петрович порозовел и кивнул: да, он именно это имел в виду, но вовсе не обязательно… впрочем, не важно. Кречетов наверняка побывал в квартире Марии (она об этом, конечно, не догадывается), и наверняка он «совершенно случайно» забыл где-нибудь, на шкафу или под диваном, подслушивающее устройство. Его любимые «жучки», при мысли о которых почему-то сразу же хочется чесаться! А может, Егор так шутит? Может, в своей работе он никогда и не перешагивает черту закона, а информацию добывает иными способами? Кто ж его знает.

«Секса у них нет. С одной стороны, в Москву Никита вернулся недавно, с другой – он так рвался к своей юношеской любви. Не заладилось у них, что ли, или время не пришло…»

После таких мыслей лицо Петра Петровича стало напоминать спелый помидор.

– Может, вы хотите спросить: а какие у него отношения с Ольгой? – невинно поинтересовался «самодовольный умник».

– Да! – выпалил Лев Аркадьевич.

– Нет! – взревел Петр Петрович.

– Не лезьте вы к ним… сами разберутся, – посоветовал Егор.

– Я хочу быть уверен, что он ее не обманывает. Лёва!

– А!

– Никита хоть что-нибудь говорил тебе об Оле?

– Нет…

– Успокойтесь, он ее не обманывает, – утешил Егор. – Он просто с ней знакомится.

«Отцы» дружно повернулись в его сторону.

– Это как он с ней знакомится?! – сорвался Петр Петрович. – На ощупь?

«Ну пусть немного потрогает», – чуть не ляпнул Лев Аркадьевич, надеясь, что столь тесное общение навсегда перечеркнет образ Марии Серебровой, однако вовремя спохватился и дипломатично произнес:

– Нам нужно помочь им, а не мешать… э-э-э… Петр, я и не мечтал с тобой породниться! Они будут отличной парой. А Никита – он очень верный, только сейчас… э-э-э… запутался.

Петр Петрович вспомнил о пачке сигарет, которую припрятал от самого себя в ящике стола, и отрицательно покачал головой. Много лет назад он бросил курить, но изредка рука тянулась к запретному, и каждый раз за это можно было «поблагодарить» дочерей: умеют девочки преподносить сюрпризы. Представив, как затягивается горьковатым дымом, Петр Петрович сел за стол и обхватил голову руками. Мысли потекли спокойнее, выстроились в ряд и пошагали дальше плотной шеренгой. Левой! Левой! Раз, два, три!

Никиту он любит как сына, о лучшем зяте можно и не мечтать.

Ольга намучилась с Белкиным и заслуживает счастья.

Сереброва? Пока эта девица под большим вопросом.

– Да-а, – протянул Петр Петрович, – им нужно помочь. Мы можем породниться, вполне…

«Оля и Никита, поздравляю! Ваша судьба решена, – усмехнулся Егор. – Кто бы сомневался! Через три минуты они начнут вас нахваливать, через пять – обсуждать свадьбу, через семь – пожмут друг другу руки, через десять… Через десять минут мечты Петра Петровича о внуке начнут зашкаливать. А мне и дальше придется подглядывать, подслушивать и по мере возможности выкручиваться. Почему? А должен же хоть кто-то защищать вас от этих возбужденных отцов. Катя, у тебя еще ухо не опухло? Давай слезай с тумбы».