Эмили Брайан

Обольстительная герцогиня

Ключ хранит мистер Беддингтон

Последнее связное сообщение, полученное от Ангуса Далримпла, тайного агента, действующего в интересах ее величества в Индии

Глава 1

– Пожалуй, придется сделать его немного короче.

С этими словами художница отступила на несколько шагов от мольберта и критически осмотрела оскорбляющий ее зрение предмет. Девушку звали Артемизия. «Звучит как "амнезия"», – жаловался ее отец, тогда как его жена настаивала на столь необычном имени. Если сказать точнее, полностью имя звучало как Артемизия Далримпл Пелем-Смит. Столь тяжелая ноша могла оказаться по плечу не каждому, однако Артемизия все-таки была герцогиней, и большинство окружающих обращались к ней просто: ваша светлость.

– Несомненно, он полностью соответствует действительности, – произнесла она, зажмурив один глаз и подняв большой палец, чтобы произвести хотя бы приблизительные измерения. – Да, пропорции на бумаге совпадают с пропорциями натурщика, но критики склонны считать хорошо сложенных мужчин похотливыми и распутными. Просто не представляю почему. В конце концов, мужское достоинство – это всего лишь мужское достоинство. Ты не находишь. Катберт?

– В вопросах искусства, ваша светлость, не может существовать единого мнения. – Катберт поставил на стол серебряный поднос и с необычайным величием налил Артемизии в чашку горячий чай. – Но если мне будет дозволено набраться смелости и высказать свое суждение, то, возможно, мадам следует быть более аккуратной в выражениях.

Артемизия взяла в руки поданную ей чашечку и сделала глоток ароматного напитка. Он был почти так же хорош, как и чай, который она пила в детстве в Бомбее.

– А я была предельно тактичной, Катберт. Именно поэтому я и назвала его мужским достоинством, а не пе…

– Просмотрите, пожалуйста, прессу, ваша светлость, – вежливо перебил ее Катберт, протягивая герцогине аккуратно сложенную газету.

Пытаясь скрыть улыбку, Артемизия поставила чашку с чаем на стол. Она прекрасно понимала, что не стоит специально выводить из себя дворецкого, но когда он злился, кончики его ушей так очаровательно краснели.

Артемизия бегло просмотрела заголовки. «Таттлер». Она старалась не читать многочисленные скандальные газетенки, а «Таттлер», наполненная пикантными историями и изощренными оскорблениями, была самой отвратительной из всех.

– Ты же знаешь, у меня нет времени на подобную чушь!

– Понимаю. Тогда, возможно, мадам не стоит впредь предоставлять газетчикам материал для их статей. И полагаю, следует уделить особое внимание статье на развороте. Вам угодно еще что-нибудь, ваша светлость?

– Нет, благодарю. Пожалуй, этого вполне достаточно. – Сухо ответила Артемизия.

Дворецкий поклонился и походкой, полной достоинства, начал выходить из комнаты. Потом, словно вспомнив что-то важное, он остановился и обернулся к Артемизии:

– Какой-то джентльмен хочет видеть вас, мадам.

– А, это, должно быть, натурщик, которого послал мистер Фелпс. Я уже закончила рисовать Нептуна и готова начать серию набросков Эроса. Вернее, почти закончила, – уточнила она, вспомнив, что осталось еще кое-что исправить и укоротить.

– Крайне непохоже, что этот посетитель является одним из ваших юных богов, – величественно покачал головой Катберт. – Он одет как настоящий лондонский джентльмен.

– В Лондоне множество магазинов поношенной одежды, и предприимчивый юноша может нарядиться как настоящий лорд, если только пожелает.

Артемизия прикусила губу. Ей внезапно пришло в голову, что она говорит, как один из журналистов «Таттлера», который буквально на прошлой неделе жаловался: по манере одеваться уже нельзя судить о классовых различиях. Особенно теперь, когда горничных, разгуливающих по Лондону, невозможно отличить от их хозяек. Артемизии совсем не нравилось, что она озвучивает сентенции какой-то скандальной газетенки, и она мысленно дала себе обещание больше никогда не читать «Таттлер», даже если Катберт каждое утро будет совать ей эту газету под нос.

Она взглянула на часы из золоченой бронзы, висящие над камином. Даже летом герцогиня приказывала разжигать огонь для своих натурщиков, ведь олимпийским небожителям не пристало иметь гусиную кожу.

– Проводите гостя ко мне.

Как только Катберт закрыл застекленную дверь в студию, из груди Артемизии вырвался сдерживаемый вздох.

Наверное, следовало бы намекнуть дворецкому о возможности уйти на пенсию, однако старый и нудный Катберт, само воплощение джентльмена, не пожелал бы и слышать об этом. Его семья жила в поместье уже два поколения, и Катберт прислуживал покойному мужу Артемизии, герцогу Саутвику, как его отец служил еще отцу герцога. Несмотря на смерть хозяина и неприкрытое неодобрение Катберта по поводу поведения его нынешней хозяйки, отчаянно не желавшей придерживаться правил приличия и многовековых традиций, дворецкий посвятил жизнь служению Саутвикам и не мог даже помыслить о чем-нибудь другом.

Артемизия повязала испачканный краской фартук на простое будничное платье и начала собирать принадлежности для рисования. Сегодня она закончит несколько пробных набросков и поэкспериментирует с позами, а как только примет решение относительно композиции, то воплотит свои идеи на холсте с помощью кистей и мастихина. Пока Артемизия раскладывала инструменты, один из мелков скатился со стола, и герцогине пришлось нагнуться, чтобы его поднять. Она была так увлечена поиском закатившегося мелка, что даже не услышала звука распахнувшейся двери.

Тревелина Девериджа предупреждали, что у герцогини весьма своеобразная репутация и от нее можно ожидать любых неожиданных поступков, но он абсолютно не ожидал увидеть вместо приветствия ее попку.

«Просто восхитительна, словно наливное яблоко», – чуть не произнес он. На герцогине не было кринолиновых юбок и хитрых приспособлений из конского волоса или проволоки, чтобы придавать пышную форму ее фигуре. Она надела обычное платье-рубашку и короткий фартук, совсем не скрывающий великолепную, почти совершенной формы пятую точку герцогини.

«Думай о деле, – приказал себе мысленно Тревелин, – ты здесь, чтобы найти Беддингтона, а не разглядывать открывающиеся перед тобой виды».

Усилием воли стерев с лица непристойную ухмылку, Тревелин откашлялся.

– О! – Герцогиня выпрямилась и резко обернулась.

Первое, что бросилось Тревелину в глаза, – герцогиня оказалась моложе, чем он ожидал, и намного миловиднее. Несколько прядей иссиня-черных волос выбились из низкого пучка и изящно обрамляли нежную шейку. Он заметил, что волосы ее слегка растрепались. Герцогиня выглядела так, словно только что пришла в себя после поединка страсти на пуховом матрасе.

Артемизия словно прочитала его мысли, и легкий румянец появился на ее щеках, а прекрасно очерченные брови слегка нахмурились.

– Вы опоздали, – произнесла она обвиняющим тоном.

– Прощу прощения, ваша светлость, но…

– Избавьте меня от ваших извинений. Конечно же, мистер Фелпс уже объяснил, что в вашей работе без пунктуальности обойтись просто невозможно. Я не намерена терять из-за вас утреннее освещение.

– Полагаю, произошло некое недоразумение, мэм, – начал он, изо всех сил пытаясь изобразить грубый деревенский акцент и старомодно шаркнув ногой. Он был научен мгновенно перевоплощаться, если ситуация того требовала. Тревелин уже решил, что эта работа подойдет Томасу Доверспайку, его менее аристократичному второму «я». – Позвольте представиться для вашего удобства. Я…

– Пожалуйста, давайте обойдемся без имен, – сказала герцогиня сухо, – по крайней мере, пока картина не будет закончена. Я полагаю, мне лучше называть вас по имени персонажа, ведь это поможет соблюдать необходимую для работы дистанцию.

Герцогиня поманила его тонким пальчиком приглашая подойти поближе.

– Ну же, не стойте там. Подойдите ближе, чтобы я могла хорошо вас рассмотреть.

Тревелина забавляла ее прямая и непосредственная манера общения, и, проглотив слова возражения, он сделал несколько шагов вперед. Первый урок, который вдолбили ему в голову, когда он вступил в тайную службу ее величества, – необходимо больше слушать и меньше говорить. Он сумеет узнать намного больше информации, если позволит собеседнице самой вести беседу. Очевидно, герцогиня ошиблась и приняла его за посетителя, нуждающегося в работе, но как только она осознает свою ошибку, ей станет неловко и она ничего ему не расскажет.

Особенно где найти неуловимого мистера Беддингтона.

Она медленно обошла вокруг Тревелина, внимательно его разглядывая. Затем резко остановилась и буквально пронзила взглядом. Ее глаза были темно-зелеными, словно лесной мох, а рядом с виском виднелась едва заметная полоска от голубого мелка. От нее исходил легкий запах олеандра и масляной краски. Он вдохнул нежный аромат и сам удивился внезапному желанию прикоснуться губами к отметке от мела.

Внезапно герцогиня покачала головой:

– Нет, боюсь, вы мне никак не подходите.

Трев удивленно моргнул. Обычно женщины находили его в высшей степени привлекательным.

– А не будет ли слишком большой наглостью с моей стороны поинтересоваться, чем я разочаровал вас, ваша светлость:

– Это не ваша вина, но мне придется поговорить с мистером Фелпсом. Я несколько раз ему повторила, что у моего Эроса должны быть белокурые вьющиеся волосы и лицо херувима с изящными чертами. Признаю, ваши волосы действительно слегка вьются, но они определенно каштановые, и к тому же у вас слишком резкие черты лица, чтобы принадлежать богу любви. Задумчивые темные глаза и волевой подбородок больше напоминают мне…

Она замолчала и посмотрела куда-то вдаль, мимо него, а затем приподняла бровь.

– Мне не остается ничего другого, – наконец произнесла герцогиня, – как сделать вас Марсом, моим богом войны.