— Вы не были трусом, — заверила его Одрианна. — И не вы совершили это преступление. Вас обманули двое лучших друзей.

— Я должен был догадаться, что они затеяли что-то нехорошее. Кении и Саймс вкладывают деньги в покупки мастерских по производству пороха? Брат отнесся бы к такому сообщению весьма скептически, и мне следовало бы так же отреагировать на него. Я должен был потребовать встречи с ними и выяснить, кто сделал им такое предложение. Я должен был сказать Себастьяну, где следует искать, когда он начал свои поиски, а не трястись от страха, опасаясь, что из-за возможных неприятностей потеряю остатки достоинства. — Потянувшись, Морган поцеловал руку Одрианны. — Мне очень жаль, что имя твоего отца упоминалось в связи с этим делом, Одрианна. Когда это случилось, я спросил у них, считают ли они, что он — тот самый человек, которого смогли подкупить. Оба сказали «нет», и я уверен, что они говорили правду.

— Именно мой отец давал последнее заключение перед тем, как порох отправляли на войну. И если бы отчеты о плохом качестве пороха приходили из арсенала, он бы увидел их, — промолвила Одрианна. — Мне бы очень хотелось верить в то, что вы только что сказали, но следует признать, что подозрение пало на моего отца не случайно.

Морган едва заметно покачал головой.

— Кто угодно мог быть их человеком в Совете по боеприпасам, но только не он, — убежденно проговорил маркиз. — Возможно, это самая ужасная часть порохового дела — видеть, как умирают добрые люди из-за моей слабости. Мне и в голову не приходило, что он покончит жизнь самоубийством. Кении и Саймс тоже не могли заподозрить такого. Вот так и получилось, что три идиота и трус причинили столько горя твоей семье.

Одрианна все еще боялась верить ему. Похоже, он лжет ради того, чтобы сделать что-то хорошее для нее, вот и все. Ему больше нечего терять. И все же ее сердце наполнилось надеждой, а его слова затронули ее чувства, даже если он говорил неправду.

Морган выпустил ее руку. Нашарив в кармане носовой платок, он вытер лицо.

— Католики говорят: признание облегчает душу, — промолвил он. — Возможно, это правда.

А потом маркиз Уиттонбери позвал доктора Фенвуда и попросил того позвать слуг.

В ту ночь Одрианна подарила Себастьяну столько любви и наслаждения, сколько могла. Она старалась, чтобы забота горела в каждом ее поцелуе. Наконец она приняла его плоть в свое лоно, крепко обхватила ее, и они вместе задвигались в бешеном ритме любовной пляски, уносящей их в мир экстаза.

Одрианна дошла до пика удовольствия, лежа на муже; сердце ее переполняли чувства, которые она принесла с собой в супружескую постель. Внезапно она вспомнила, как не так уж давно хотела заставить Себастьяна признаться в том, что он ошибается по поводу ее отца. Ей хотелось обвинить его в своей боли, но потом ей на ум пришло другое воспоминание — о том, как ласков с ней был Себастьян, когда она узнала, что он совсем не виноват.

Одрианна не ослабила объятий, лишь, слегка приподнявшись, поднесла губы к уху мужа.

— Я думала о твоей дилемме, — прошептала она. — И мне кажется, будет лучше, если ты прекратишь расследование.

Он крепче сжал ее и перекатился со спины на бок. Уложив Одрианну на спину, он склонился над ней.

— Ты считаешь, что теперь, когда дело коснулось моей семьи, я должен все бросить?

Одрианне очень хотелось, чтобы он так не думал, хотя именно это она и имела в виду.

— Что бы твой брат ни совершил, он сполна заплатил за это, разве не так?

— Это совершенно разные вещи, — сказал Себастьян. — Да, его положение трагично, он сильно пострадал, это так. Но это не было платой за его халатность.

«Но Морган считает, что так и есть!» — едва не крикнула Одрианна. Он дал ей разрешение рассказать Себастьяну о его признании, но она не спешила это делать. Если мужу что-то доподлинно известно об участии Моргана в этом деле, он, возможно, считает, что не имеет права бросить расследование.

— Если ты спросишь его об этом, обвинишь его, между вами возникнет пропасть независимо оттого, насколько честными вы были по отношению друг к другу, и от того, что он тебе скажет, — проговорила Одрианна.

— Черт возьми, неужели ты считаешь, что я этого не понимаю? — Себастьян лег на спину. Свет лампы освещал его напряженный профиль.

— Так, может, лучше вообще не знать правду?

— Я думал, что ты хочешь знать все, — ответил он. — Знать правду. Даже если твой отец не был виноват, даже если я сейчас прекращу дело, ему уже не поможешь.

— Но Франц сказал…

— Франц нашел имя в газете, — перебил ее Себастьян. — И теперь, когда мне известна правда об этой схеме, известно, как она работала и какой вред причинила, я не уверен, что твой отец имеет к ней отношение. Как раз наоборот!

Итак, похожие мысли занимали и ее мужа: он взвешивал и пытался сделать выбор между долгом и любовью к брату.

— Они обратились бы к кому-то, кого знают и кому доверяют, а не к первому попавшемуся незнакомцу, — сказал Себастьян. — Это было бы слишком рискованно. Да, возможно, мы действительно загнали невинного человека в могилу, как ты всегда и считала. Заплатить за это невозможно — ни ему, ни даже тебе. Но можно вернуть ему доброе имя. И переживания брата будут лишь скромной ценой за справедливость.

Рана все еще причиняла острую боль, когда до нее дотрагивались, хотя уже и не кровоточила. Чувство вины преследовало Одрианну с тех пор, как она решила, что делать, особенно после того, как маркиз сказал, что ее отца следует оправдать. Но собственные переживания показались ей ничтожными, когда она поняла, как будет терзаться Себастьян.

— Я буду помнить отца таким, каким он был, — промолвила Одрианна. — И я не хочу, чтобы его место заняла другая жертва. Так что какое бы решение ты ни принял, пожалуйста, не принимай его ради меня.

Себастьян повернулся, чтобы посмотреть на жену. И долго не сводил с нее глаз. Атмосфера вокруг них стала тяжелой, как это обычно бывает сразу после любовного экстаза, обнажающего душу.

— Порой ты заставляешь меня склонять перед тобой голову в знак уважения, — промолвил он. — И предлагаешь мне такие дары…

Приподнявшись, он лег на Одрианну — кожа к коже, тело к телу. Он посмотрел ей в глаза.

— Почему ты хочешь подарить мне это, если правда была так важна для тебя? — спросил он.

— Потому что ты для меня теперь гораздо важнее, — ответила Одрианна.

— Стало быть, это дар любви? — спокойно спросил Себастьян.

Этих слов она от него не ожидала, поэтому ей было очень трудно ответить на этот прямой вопрос. Но все же, помолчав, она произнесла:

— Да, это дар любви.

Он оставался задумчивым. И взгляд его все еще бередил ее душу. Но тут на его лице появилась знакомая улыбка, от которой у Одрианны, как обычно, слегка кружилась голова.

— Тогда я с любовью принимаю его, Одрианна, — промолвил Себастьян. — Ты получишь много любви. Так много, что даже не представляешь.

При этих словах боль, мучившая ее, превратилась в радость. Ослепительную и сверкающую радость, какой Одрианна не испытывала ни разу в жизни. Она искрилась в ее теле, выплескивалась наружу и возвращалась назад, и Одрианна смеялась от удовольствия. И Себастьян тоже смеялся вместе с ней, а потом они подарили друг другу сладчайший поцелуй.

Он лишь слегка шевельнулся, но она тут же с готовностью приняла его в себя. Их тела соединились следом за их сердцами.

— Ты передала ему мои слова? Он не сказал мне ни слова. Сидел рядом со мной за завтраком с таким видом, как будто ничего не знает! — сообщил Морган Одрианне спустя несколько дней.

— Нет, я ничего ему не рассказала, — призналась Одрианна. — Мне кажется, Себастьян решил пойти каким-то иным путем.

Маркиз нахмурился. Ей показалось даже, что сейчас он сожалеет о том, что был так откровенен с ней. Хотя, возможно, действительно жаждал публичного осуждения.

— Что бы мой муж ни решил, он не примет вашей жертвы. — Одрианна указала на стул. — Он будет бороться за вас, потому что верит, что вы снова сможете ходить.

— Если это у меня получится, Себастьян только проиграет, потому что многого лишится, — заметил Морган.

— Это невозможно, — сказала Одрианна. — И ему не нужна ваша жизнь — ни в качестве дара, ни в качестве жертвы. Себастьян с радостью вернет то, что принадлежит вам, как только вы обретете способность всем воспользоваться.

Похоже, ее слова не убедили маркиза.

— Это он тебе сказал?

— Я и без его слов понимаю, что это так. Я уверена.

Морган скептически улыбнулся.

— Я уверена, — повторила Одрианна.

Это поразило маркиза. Чтобы сменить тему, он вынул из кармана часы.

— Скоро придут Кеннингтон и Саймс-Уилверт, — промолвил он. — Позови, пожалуйста, доктора Фенвуда: я хочу немного посидеть возле окна до их прихода. Но не уходи совсем. Как только Фенвуд уйдет, возвращайся.

Выйдя из комнаты, Одрианна отправила к маркизу верного слугу. Едва доктор Фенвуд вышел от него, она вернулась в комнату маркиза, который теперь сидел около окна.

— Мир так прекрасен, — пробормотал он.

Встав у него за спиной, Одрианна тоже выглянула в окно, на сад, где среди зеленых растений, деревьев и серых, выложенных камнем дорожек буйствовали яркие весенние краски.

Пока они восхищались садом, там появился человек. Следом за ним — двое других. Трое мужчин вошли в сад и направились к дому по дорожке. Затем они остановились и стали о чем-то говорить.

Маркиз прищурился.

— Что это он делает? — воскликнул он. — Почему он остановил Кении и Саймса?

Одрианна не знала. Но она видела, что говорит в основном Себастьян, хоть и не слышала, что именно. Двое других мужчин слушали его. Очень внимательно.

— Похоже, ты ошибалась, — вымолвил Морган. — Создается впечатление, что брат потребует, чтобы правосудие наконец восторжествовало.