— Ты не хочешь попробовать этого ради себя, ради нашей матери и ради меня, — сказал он. — Что ж, хорошо. Но попробуй это ради Одрианны! — Он кивнул на жену. — Если она попросит, ты это сделаешь?

Уиттонбери прожег брата яростным взглядом.

— Попроси его, Одрианна!

Уиттонбери с горечью усмехнулся.

— Мерзавец! — бросил он.

— Попроси его, я тебе приказываю!

Одрианне это было не по нраву: несправедливо пользоваться ее дружескими отношениями с Морганом для таких целей. И еще ей было наплевать на некоторые недоговоренности в их разговоре, которых она вообще не понимала.

— Почему бы вам не попробовать? — спокойно спросила она. — Как будет замечательно, если в один прекрасный день вы сможете выйти из этой комнаты! И я очень беспокоюсь за вас. Вдруг возникнет пожар… Если у вас не получится, то хуже уже не будет, но если вы попытаетесь, все может измениться к лучшему.

Морган ничего не сказал в ответ. Но Одрианна была уверена в том, что он не сердится на нее — весь его гнев был направлен на Себастьяна.

Он уперся руками в подлокотники и приподнял туловище на несколько дюймов. Но потом его руки не выдержали, и он снова упал в кресло.

Себастьян подошел к брату, наклонился, взял Моргана под мышки и поднял его так, чтобы ступнями он коснулся пола. Все произошло так быстро, что Одрианна оторопела.

Себастьян отошел, оставив брата без поддержки. Рот маркиза изумленно открылся, однако через мгновение Морган снова рухнул в кресло.

— Ты сошел с ума? — закричал он.

— Ноги держат тебя, черт побери! Да, ты стоял всего мгновение, но ведь стоял же! И больше не говори мне, что твои мускулы взбунтовались и отказались тебе служить!

Закрыв глаза, маркиз постарался взять себя в руки. Ярость уже не искажала его лицо.

— Тебе не следовало делать это на глазах у Одрианны, — промолвил он.

— Мне был необходим свидетель, к которому ты относишься с симпатией, — сказал Себастьян. — Теперь спроси ее: держали тебя ноги или нет?

Морган ничего не стал спрашивать. Одрианна понимала, что ее муж прав, а его брат противится делать необходимое, чтобы вернуть себе полноценную жизнь.

Подойдя к Моргану, она поцеловала его в щеку. Его глаза были по-прежнему закрыты, словно он был где-то далеко от них и от правды.

— А теперь я пойду, — промолвила Одрианна. — Но я буду часто заходить и рассказывать вам о балах и приемах, если вы не будете возражать, — сказала она. — Однако признаюсь, с большим удовольствием я бы как-нибудь станцевала с вами на балу.

* * *

Прошло две недели, Себастьян так и не получил известий от поверенного Каслфорда. Нехороший знак! Правда, возможно, информация была получена в какой-то другой день, а не во вторник. К тому же Тристан мог прийти к выводу, что он не должен брать на себя ответственность, если ситуация окажется для него невыгодной.

Однако спустя три недели после их встречи, к большому удивлению Себастьяна, посыльный принес ему короткую записку от герцога Каслфорда:

«Или приходи сегодня до пяти часов, или жди до вторника».

В три часа лорд Себастьян подъехал к дому Каслфорда на Пиккадилли.

Когда Себастьян вошел в библиотеку, Каслфорд отдавал приказания бедняге Эдвардсу. Герцог предложил гостю сесть и ждать, а спустя пятнадцать минут, после того как продиктовал письмо своему управляющему, наконец обратился к Себастьяну:

— Пойдем со мной. Он в гостиной.

Себастьян последовал за Каслфордом.

— Кто в гостиной? — спросил он на ходу.

— Мистер Гудейл, один из моих поверенных, — ответил Каслфорд. — Он ведет мои личные дела, среди которых бывают и неприятные для меня, — пояснил он. — Ну вроде как мистер Даугилл — для тебя.

— И ты заставил его ждать весь день?

— У него есть напитки, книги и свежий воздух из сада, и он может целый день тянуть из меня деньги, — усмехнулся герцог. — Полагаю, он не против.

Похоже, мистер Гудейл действительно был не против. Он пристроил свое пухлое короткое тело в самое большое кресло, пододвинул подставку для ног и читал книгу при льющемся в комнату дневном свете, попивая бренди. Странно, что он не сбросил туфли. Когда дверь распахнулась, на его лице появилось раздраженное выражение, но, увидев Каслфорда, он поспешил вскочить на ноги.

Герцог уселся в кресло. Гудейл, лысеющий адвокат, вел себя с ним как школьник, а потому остался стоять.

— Расскажите Саммерхейзу об этой фабрике, — приказал Каслфорд.

— Милорд продал эти мастерские мистеру Скеффли в октябре 1816 года, — промолвил Гудейл.

— Это ему известно, — проронил Каслфорд. — Расскажите ему о том, как я купил фабрику.

Гудейл прокашлялся, готовясь к рассказу.

— Фабрика перешла во владение милорда в качестве уплаты карточного долга в размере семи тысяч фунтов стерлингов, — начал он. — Мы с этим джентльменом провели переговоры, потому что он чувствовал, что собственность стоит гораздо больше и, полагаю, он надеялся, что ему оплатят разницу. Милорд, естественно, ничего об этом не знал.

— Именно поэтому я ничего и не помнил об этом, — вставил Каслфорд.

— Милорд просто подписал документы, когда я принес их ему. Вместе с остальными бумагами, которые подготовил тогда для подписи, — добавил Гудейл.

— Была пятница, — многозначительно проговорил Каслфорд. — Известно, что по вторникам от Гудейла толку нет.

Гудейл вспыхнул.

— Я еще раз прошу у вас прощения, милорд, но мне необходимо встречаться с адвокатами, а они очень бережно относятся к своему времени.

— Я просто хотел сказать, что если бы вы принесли мне эти документы во вторник, я бы вспомнил, как подписывал их, — произнес герцог специально для Себастьяна.

— И когда же была совершена эта сделка, мистер Гудейл? — поинтересовался лорд Себастьян.

— В тот же, 1816-й год, только пораньше, — ответил поверенный.

Значит, после войны.

— Гудейл, теперь вы можете идти, — сказал хозяин.

Поверенный немедленно удалился.

— Прошу прощения за невольные подозрения, — сказал Себастьян.

— Извинения принимаются, — кивнул Каслфорд. — Я не стану вызывать тебя на дуэль и не убью тебя.

— Ему понадобилось немало времени, чтобы найти нужную информацию, — заметил Себастьян.

— Да нет, не так уж много. Она была у него вечером того же дня, когда ты приходил ко мне. Но я не передавал ее тебе, потому что мои вторники были заняты делами.

— Разумеется. В конце концов, в неделе не так уж много вторников, — слегка улыбнувшись, промолвил Себастьян. — Но ты скажешь мне, кто заплатил тебе доле пороховой фабрикой? Это очень важно.

Каслфорд задумчиво посмотрел на графин с бренди, однако передумал пить.

— Так уж случилось, что это касалось другого дела, которым я занимался по вторникам. Но мне не понравилось, что кто-то пытается скрыть свои грязные делишки за моим именем. Без сомнения, он решил, что, когда все улики укажут на меня, следствие закончится. Подобные умозаключения несправедливы, однако они позволяют почувствовать, как чудесно быть герцогом. И все же нехорошо использовать в качестве преимущества то, что служит преимуществом другому человеку, особенно если ты не герцог. — Каслфорд сдержал зевок. — Пожалуйста, сядь, а то ты напоминаешь мне моего старого наставника, который вечно возвышался надо мной.

Себастьян сел.

— Его имя? — спросил он.

— Тебя действительно очень не любят в Совете по боеприпасам и вещевому снабжению. Тебе это известно? Говоря о тебе, они используют весьма сильные выражения. От слов Оукса у меня уши горят, а Малгрейв вообще тебе не доверяет.

— Ты провел два последних вторника за разговорами со старшими офицерами Совета по боеприпасам? — удивился Себастьян.

— Кое-что не имело смысла, и я решил, что они помогут мне во всем разобраться. И я пришел к выводу, что мне нравится, когда во вторник я могу многое понять.

— Вот что с тобой делает трезвость.

— Отсюда и хандра. — Упершись локтями в колени, Каслфорд наклонился вперед и очень трезвым взглядом посмотрел на Себастьяна. — Так вот… Похоже… правда, я этого совсем не помню… что я получил такую своеобразную оплату карточного долга от Персиваля Кеннингтона.

— От Кеннингтона?! — оторопел Себастьян.

— Странно, не правда ли? Кто бы мог подумать, что он дойдет до такого, то есть до торговли? И, судя по словам Гудейла, он не одинок. Потому что его друг Саймс-Уилверт тоже вовлечен в это. Двое солидных сыновей баронов в буквальном смысле слова упираются плечами в точильные камни, чтобы производить порох ради большого случая.

Каслфорд был удовлетворен: его слова поразили Себастьяна. Ему и в голову ни разу не пришло, что Петтигру и Эвершем — двое знакомых ему людей. Черт возьми, о чем они только думали? Получаемая ими финансовая выгода не стоила такого риска. А теперь они живут, зная, что их поступки стали причиной смерти невинных людей… Господи, он же хотел преподнести Моргану подарок и позволить ему рассудить это дело по справедливости, и вот теперь выясняется, что в нем замешаны его ближайшие друзья…

— Ну вот, Саммерхейз, ты хотел быть ангелом-мстителем, а вместо этого ступил на путь дьявола. — Каслфорд внимательно смотрел на Себастьяна. И в его взгляде не было насмешки. Нет, это были глаза друга, которого он знал в давние времена, с которым они понимали друг друга без слов и который не без причины попросил Гудейла уйти.

— Так зачем же ты все-таки разговаривал с офицерами Совета по боеприпасам?

— Чтобы выразить им мое глубочайшее недовольство, — ответил Каслфорд. — Всем известно, что эти двое — глупцы. Ты бы стал покупать у них порох? Черт, да я бы ни крупинки у них не купил, вздумай они продать его мне. Черт возьми, мне наплевать на то, что они, скрываясь, назвали компанию именами то ли своих тетушек, то ли любимых лошадей. Но члены Совета были обязаны знать, что они — владельцы мастерских. И все же они имели с ними дело. — Он снова откинулся на спинку кресла. — Непонятно только почему.