Теперь все это казалось простым и понятным. Почему она этого раньше не видела? Потому что трудно разглядеть врага в человеке, носящем маску друга. И насколько труднее было сделать это самому Рольфу, который играл с Мейером в детстве, делил с ним вместе отцовское пренебрежение, обучался военному искусству и дрался плечом к плечу на нешуточных полях сражений в составе элитного полка!

Кстати, Рольф и его свита, в которую входил и Мейер, месяцами находились в отъезде, возвращаясь ненадолго в Рутению в то время, когда Клэр была в близких отношениях с Максом. Ведь Рольф говорил ей, что видел Клэр всего лишь один-два раза и то издалека. Они скитались по Европе в поисках новых удовольствий и развлечений, и, по-видимому, Мейер тайно возвращался в Рутению.

Конечно же, он привел свой план в исполнение, только когда терпеливо дождался возвращения Рольфа на родину. Это было необходимым условием, ведь он стремился, чтобы тень подозрения в убийстве Макса пала на его брата.

И ему это удалось. Король освободил Мейера от ответственности за убийство Рольфа. Находился ли соответствующий документ в бумагах Мейера или он уже был найден и уничтожен? Или, возможно, в порыве горькой гордости, был оставлен нетронутым, чтобы вернуть его ближайшему родственнику Мейера — его отцу, королю?

Анджелина дотронулась до конверта с приглашением, написанным на ее имя. Итак, Рольф уезжает, он возвращается на родину. А когда он прибудет во дворец, явится ли он к отцу держать перед ним ответ за смерть Мейера? Неужели король не поверит своему младшему сыну, даже если свидетелем выступит его племянник Леопольд. Что же случится потом? Новые скитания по Европе, без всякой определенной цели. Или, может быть, его встретят дома торжественно и радостно, как положено встречать наследника трона? Анджелина представила, как разодетый в бархат и украшенный драгоценностями Рольф шествует перед народом, который осыпает его цветами в честь объявления помолвки принца с Баварской принцессой.

Нет, она не пойдет прощаться с ним. Она не сможет проститься с Рольфом на глазах многочисленных свидетелей, она не сумеет надеть на себя маску ледяной учтивости и светской вежливости, она не сумеет сделать положенный реверанс на дрожащих в коленях ногах. Она не хочет видеть снова такие родные лица — Густава, немного неловкого в своем изящном мундире; Леопольда, держащегося в стороне, всегда гордого и колючего; Освальда, спокойно созерцающего происходящее вокруг — так похожего теперь на погибшего Оскара.

Она уже попрощалась с ними в душе, когда видела их в последний раз на пожаре, сражающимися с огнем, а затем утомленными до предела, но радостными, что победили пламя и вновь обрели Рольфа целым и невредимым. Радостное оживление сияло на их потных, перепачканных сажей лицах. Она уже попрощалась в душе и с Рольфом — ночью накануне того дня, когда она нашла Клэр. Поцелуи, пылкие ласки, нежные слова любви — все это будет с ней до конца ее дней, только смерть может заставить ее забыть эту ночь. Нет, она не пойдет на прощальный ужин.

Но Анджелина все же пошла туда. Она боялась, что в противном случае принц пришлет своих телохранителей за ней, как он это уже сделал недавно. Боялась, что он явится сам. Поэтому она достала из сундука платье из серебристо-серого шелка, которое никогда не одевала из-за мрачноватой расцветки. Оно раньше принадлежало Клэр, которая лишь однажды надела его — на похороны дедушки, состоявшиеся накануне ее отъезда во Францию. Пока Мария убирала ее волосы, Анджелина сидела, разглядывая свой наряд в зеркало — серый шелк был украшен кружевами, похожими на застывший морозный узор на окне. Ими были отделаны глубоко вырезанная горловина и пышные рукава, закрывавшие руки до локтей. Анджелина думала о своей кузине.

Клэр любила Макса, Анджелина была уверена в этом, хотя возможно кузина и не понимала этого сама, пока он не умер. Чувство, которое Клэр испытывала к Максу, заслоняли от нее гордость, тщеславие, самонадеянная уверенность в том, что она займет высокое положение в обществе, когда он женится на ней. Когда ей дали отставку, ее самолюбие начало взывать об отмщении. Оставшись одна, она долго бушевала, негодовала, била посуду от досады и злости. Но вот явился Мейер, он ободрил ее и одновременно воспользовался в своих целях ее неистовством, источником которого была глубокая душевная боль. Последствия всего этого Клэр не в силах была вынести. Опасность, грозившая ей, и ее постепенное падение были столь ужасающи, что могли в конце концов привести ее к безумию, признаки которого были налицо. И все же она старалась помочь Анджелине, старалась помешать Мейеру осуществить свои цели в отношении нее.

Другой причиной, побудившей ее отправиться на ужин, была записка от Элен Делакруа, извещавшая, что она с Андре тоже получили приглашение и были бы счастливы предложить ей место в своей карете. С такой солидной поддержкой она, пожалуй, выдержит нелегкое испытание.

Здание Французской дипломатической миссии выглядело довольно мрачно. В главных приемных комнатах были потушены все огни, на ступенях не было видно слуг в ливреях, которые обычно помогали выйти из карет приехавшим гостям. Дверь перед Анджелиной и стоящими за ее спиной мадам Делакруа с сыном распахнул дворецкий, он принял их верхнюю одежду и проводил спокойно и без лишних церемоний в зал. Гости собрались в длинной, элегантно обставленной комнате с зеркалами в позолоченных рамах, резной мебелью в стиле рококо и сверкающими парчовыми портьерами. Здесь был губернатор Виллэр, мэр со своей супругой и несколько других знатных людей города. В углу стоял Джим Боуи, беседующий с Густавом. Когда Анджелина вошла в комнату, молодой человек поднял свой бокал и, взглянув на нее, выпил — как бы в ее честь. На диване в темно-синей атласной юбке сидела оперная дива, потрясшая Новый Орлеан своим пением в «Севильском цирюльнике»; ее пригласили, как сообщила мадам Делакруа Анджелине еще в карете, чтобы развлечь гостей после ужина. За спиной певицы стояли Густав и Леопольд, которые подшучивали над ней довольно плоско: расточая комплименты ее таланту, они одновременно низко наклонялись над ней, разглядывая полуобнаженные пышные прелести дивы, имевшей очень рискованное декольте. Освальд, выглядевший обеспокоенным, разыгрывал из себя галантного кавалера, занимая жену посла, в то время как Рольф беседовал с мужем этой почтенной леди и губернатором.

Рольф был великолепен в своем блестящем мундире, с несколькими орденами, украшавшими его грудь. Он сразу же нашел ее взглядом в многолюдной комнате и слегка улыбнулся. Принц не сводил с Анджелины глаз, пока губернатор не тронул его за руку, обращая на что-то внимание Рольфа, только тогда он снова вернулся к разговору со своими собеседниками.

Анджелине казалось, что Рольф выглядел усталым, и ему очень не хватало его голубой ленты через плечо с высшей наградой Рутении.

Ее пальцы непроизвольно сжали сумочку, которую она захватила с собой. В это время Элен отпустила какое-то острое озорное замечание, и Анджелина обернулась к ней.

Певица, супруга посла и супруга мэра, Элен и Анджелина были единственными женщинами, присутствующими на этом званом ужине. Поэтому, когда через некоторое время всех пригласили садиться за стол, эта диспропорция стала очень заметной, бросающейся в глаза. Ужин состоял из бесконечной смены блюд. Перед Анджелиной поставили сначала луковый суп, затем последовали устрицы в желе, жареная индейка, фаршированная устрицами и орехами, и заливная телятина. Пир завершился десертом — пирожными с персиками, разными сортами сыров, засахаренными орехами и сушеными фигами. Хотя еда была великолепно приготовлена и стол чудесно сервирован, Анджелина почти все оставила нетронутым, пытаясь завязать разговор с Андре, сидевшим с одной стороны от нее, и мэром, сидевшим с другой. Она избегала слишком часто глядеть на Рольфа и поэтому сосредоточила свой взгляд на украшении стола — сладком блюде, посыпанном Нугой. Оно стояло в центре стола и имело форму Мальтийского креста, который постепенно таял от тепла десятков свеч, укрепленных в чашечках люстры, висевшей над столом.

Когда ужин подошел к концу, дам проводили в зал, где пожилые леди были со всей любезностью усажены на удобные диваны в ожидании пения дивы, которая готовилась к выступлению.

Анджелина стояла с Освальдом, пока Андре ходил за шалью матери, которую Элен оставила на-спинке стула за столом. Анджелина оглянулась, подыскивая себе место — так, чтобы сесть не слишком близко к певице и почетным гостям, а также не рядом с Элен Делакруа, которая имела несносную привычку болтать не умолкая на протяжении подобных концертов. Освальд указал ей на одно вполне удобное место, а потом вдруг круто повернулся и исчез. Анджелина обернулась, чтобы выяснить причину такого странного поведения, и увидела рядом с собой Рольфа.

— Чайка в сером оперении, скорбная и бесконечно дорогая. Как ваши дела?

— Ничего. А ваши? — выдавила она из себя, в то время как взгляд ее непроизвольно скользнул по золотистым прядям волнистых волос, сверкающих на виске. Анджелина знала, что под ними скрывается большая ссадина.

— Я очень тщательно причесал свои волосы, а после обеда сегодня пытался заснуть в затемненной комнате, тоскуя о перепачканной грязью дриаде лесных чащоб, которая раньше приходила ко мне, когда я болел. Я бы отправился в скитания по улицам города, бредя и мечтая о ней, но боюсь, что оставшиеся в живых мои верные телохранители свяжут меня в буквальном смысле слова. Беспокоясь не столько о состоянии моего здоровья, сколько о том, что я выставлю себя на посмешище всему городу.

— Вы были больны?

По лицу принца пробежала тень раздражения, как будто он сожалел о том, что проговорился.

— Да нет, вовсе нет. Густав подтвердит вам, что с моей головой нынче все хорошо, как никогда.

— Не слушайте его, моя дорогая, — сказал Густав, подходя к ним и останавливаясь рядом. — Ему не дает покоя рана от выстрела, полученного в голову во время нашего пленения людьми Мак-Каллафа. От ударов, нанесенных ему в притоне, ранение снова открылось.