Глаза Мейер сузились.

— Я же вам уже говорил однажды, что он слишком смышлен и осторожен. У него, похоже, развит инстинкт самосохранения до предела. И это всегда надо принимать в расчет. В последний момент, когда мы уже были совсем рядом с засадой, которую по моему наущению устроил испанец, Рольф почуял что-то неладное и приказал всем отступить, прикрывая отход в одиночку, пока люди Дона Педро не начали открытую атаку. Я сам не сумел бы убить его, поскольку находился слишком близко, и остальные телохранители, присоединившиеся к принцу после этой первой атаки испанца, сделали мое намерение неосуществимым.

— Но ведь Оскар был убит вовсе не людьми Дона Педро и, конечно, не им самим.

— Достойная сожаления необходимость, каюсь, но я не мог поступить иначе. Ведь Оскар видел, как я подговаривал Утреннюю Звезду, и припомнил бы этот случай, когда бы пришло время обсуждения всей военной операции.

Анджелина резко отвернулась от него, не в силах выдержать более спокойного бесстрастного выражения его лица, как будто то, что он делал, и то, что он предполагал сделать, было разумным и оправданным. Она сделала три шага, а потом остановилась.

— Если вы убили Оскара за то, что он знал…

— Вы так же торопливо судите, как наш принц, но только на свой лад. А почему вы не приняли мое предложение руки и сердца? Я уверен, вы бы не пожалели. Вы бы жили в полном комфорте и пользовались всеобщим уважением. Я бы не стал, пожалуй, мстить за те неприятности, которые вы мне доставили, вытащив, например, обреченного Рольфа с погребального костра, который я устроил для него, или вспугнув трусов испанца стадом коров; я бы все простил вам. Все, кроме ребенка Рольфа. Ублюдка я не потерплю. Он должен умереть при рождении. Не жалейте о нем. Это, конечно, печально, но у нас еще будут дети.

— Вы знаете о ребенке… — лицо Анджелины окаменело от ужаса, и те слова, которые ей удалось вымолвить, дались ей с большим трудом.

— А как же! Я, словно акушерка, следил за признаками и видел их еще тогда, когда Сейрус развешивал ваше белье после стирки. А затем, когда вы сами сушили предметы своего туалета. Я не был, однако, до конца уверен вплоть до вечера бала, когда мне окончательно все стало ясно. Не надо особых медицинских познаний, чтобы заметить у женщины тошноту, то подступающую, то отступающую по утрам и в течение дня, особенно от необычных запахов.

— И что теперь? — спросила она, с трудом выдавив из себя эти слова.

— А теперь я буду иметь удовольствие стать вашим любовником и получить то, в чем вы мне так долго отказывали и чего я так долго ждал, уверяю вас. Я всегда любил обладать и пользоваться теми вещами, которые принадлежали моим братьям, даже если они их выбросили за ненадобностью.

Его развязность, его холодная самонадеянность заставили сердце Анджелины громко, гулко забиться в груди. Существовала прямая угроза ее жизни, не высказанная им, но как будто висевшая в воздухе. Он не оставит ее в живых, потому что не захочет оставить свидетеля своих преступлений.

Чтобы проверить это свое подозрение, она сказала:

— После того, как Рольф явится сюда и вы с ним рассчитаетесь, я… должна исчезнуть?

— Вообще-то такое решение вопроса мне совсем не нравится, но, похоже, ничего другого не остается. Вам нельзя позволить проговориться хоть кому-то обо всем, что вы теперь знаете. Мне понадобится поддержка и дружеское расположение оставшихся телохранителей Рольфа, когда я вернусь на родину.

— Неужели вы думаете, что они отпустят принца одного, без всякого оружия, совершенно беззащитного, прийти сюда в явно расставленную ловушку?

— Если он потребует этого, они именно так и поступят, а он этого потребует.

— Из-за меня.

Мейер кивнул.

— Как раз в этот момент ему сообщают, что вас отпустят живой и невредимой, причем вы не узнаете, кто именно захватил вас в плен, если он, Рольф, безропотно сдастся в руки ваших захватчиков.

— Нет, — прошептала Анджелина и ее большие глаза исполнились ужасом, смысл его коварного замысла ошеломил ее. — Нет. Нет!

Она бросилась к дверям. Мейер метнулся, чтобы перехватить ее, он вцепился в предплечье Анджелины, крутанув ее рывком лицом к себе. Она ударила его, решив сопротивляться до конца, и в ответ получила сильный толчок в грудь так, что не смогла удержаться на ногах. Вскочив, она отступила назад в глубь комнаты.

— Будьте уверены, — издеваясь, заметил он и двинулся к ней, — прежде чем Рольф умрет, он узнает, что все это было зря.

— Вы недооцениваете его, он не даст поймать себя в ловушку так просто. И в конце концов нанесет вам поражение.

Мейер все так же медленно приближался к ней.

— Все может быть. Но это вам не поможет. Вам ничего не поможет.

Отступая, Анджелина натолкнулась на столб, поддерживавший полог кровати, и скользнула к стене, не сводя глаз с Мейера, на лице которого играла жестокая улыбка. Рядом с ней был столик с фарфоровым кувшином и тазиком. Метнувшись к нему, она схватилась за ручку кувшина и бросила его в голову Мейера со всей силы. Он уклонился и кувшин разбился об пол, по ковру рассыпали мелкие осколки, а также дохлые мухи и пауки, находившиеся внутри сосуда. За кувшином последовал тазик. Мейер отступил в сторону, но тяжелый фарфоровый предмет ударил ему в плечо. Он вскрикнул от боли. Лицо Мейера вспыхнуло от гнева, а глаза превратились в куски серого льда, он неумолимо надвигался на Анджелину.

Она опрокинула легкий столик на его пути, и Мейер споткнулся об него, но удержался на ногах. Анджелина не давала схватить себя, уворачиваясь от его рук. Но это не могло продолжаться долго. В конце концов он схватил ее за пышные юбки, рванул, и Анджелина, потеряв равновесие, растянулась на полу, порезав руку об осколки фарфора. Несмотря на пронзившую ее острую боль, она подобрала черепок побольше и швырнула в лицо злодею, когда он наклонился, чтобы взять ее на руки.

На щеке Мейера появилась глубокая рана, он громко выругался, схватившись рукой за пораненную щеку и почувствовав обильно льющуюся кровь, а затем размахнулся и измазанной ладонью залепил Анджелине пощечину.

Удар был сильный, бешенство охватило Анджелину. Он схватил ее запястье и так вывернул, что она вынуждена была разжать кулак, и уже подобранный для броска осколок упал на пол. Схватив ее обеими руками, Мейер почти волоком подтащил Анджелину к кровати и швырнул поперек постели. Оглушенная, Анджелина почувствовала, как упруго пружинит под нею матрас. Она затихла.

— Думаю, — проревел он, — я сумею научить вас одному — двум приемам, которыми пренебрег Рольф, это будет урок унижения.

Анджелина задохнулась от страха, когда он резко перевернул ее на живот, прижав ее бедра к матрасу. Коротко засмеявшись, он тяжело плюхнулся рядом с ней на кровать. Пружины матрасной сетки прогнулись со скрипом, образовав углубление в центре кровати. Кровать заскрипела, и столбы, поддерживающие полог, заметно наклонились внутрь. От потревоженного балдахина поднялась туча пыли.

Инстинктивно подогнув колено, она резким движением ноги ударила ему в пах. Мейер зарычал и задохнулся от боли, он разжал руки и тут же сильно ударил ее. Отскочив к краю кровати, она воспользовалась этим и, ухватившись за матрас, соскользнула на пол и бросилась к выходу. Дернув за ручку и распахнув дверь, она услышала сзади звук тяжелых стремительных шагов и прежде чем успела ступить за порог, дверь перед ее носом захлопнулась. Мейер стоял рядом. Он схватил ее и швырнул об стену. Анджелина, больно ударившись, сползла на пол. Он уже был над ней и рвал с Анджелины одежду. Грубо распахнув ворот ее платья и оторвав батистовый воротник, он схватил и сильно сжал мягкую белоснежную грудь Анджелины, которая чуть не закричала от боли. Левой рукой Мейер вцепился ей в волосы и отдернул голову Анджелины назад до упора, ухватившись за узел ее шелковистых волос на затылке. Шпильки посыпались на пол, и волосы упали густым потоком ей на спину.

Его горячий рот впился в ее губы, он грубо и настойчиво пытался проникнуть языком внутрь. Почувствовав кислый вкус его слюны, Анджелина задохнулась от отвращения и подступившей к горлу тошноты, от бессильной ярости у нее на глазах выступили слезы.

Грязно ругаясь, он поволок ее на кровать с продавленным матрасом, ухватив рукой поперек спины, другой рукой он стащил верхний матрас на пол, бросил на него Анджелину и рухнул рядом с ней.

Она не могла тягаться с сильным разъяренным мужчиной. Анджелина понимала это и испытывала чувство, близкое к обмороку, когда он начал срывать застежку на ее спине.

Почему-то в голову ей пришло воспоминание о первой ночи с Рольфом. Тогдашнее обращение с ней Рольфа по сравнению с грубым насилием, учиняемым над ее телом Мейером, казалось Анджелине нежным, осторожным обольщением. Даже поползновение Дона Педро воспринималось ею теперь, как своего рода жестокое наказание. Но так свирепо, как Мейер, с ней еще никто никогда не обходился. Рольф, Рольф, — кричало все в ее душе, когда она почувствовала, что ее спина обнажена. Мейер выпустил ее запястье и вцепился ногтями в предплечье. Он рвал рукава ее платья и корсаж, пытаясь обнажить грудь Анджелины, затем приподнявшись над ней, задрал вверх ее юбки. Его грубые пальцы вцепились в нежную плоть Анджелины, она закричала от боли и начала извиваться под ним, как животное, пойманное в капкан. Она кусала губы, чувствуя в ужасе, как внизу его живота, прижатого к ее бедру, набухает и твердеет его плоть. Анджелина начала задыхаться, глаза ее застлала кровавая пелена.

Мейер судорожно снимал брюки. Собрав последние силы, Анджелина попыталась толкнуть его. Он упал на нее, схватив за руки и поставив свое колено между ее ног. Анджелина теперь не могла пошевелиться, дыхание ее перехватило, в ушах стоял звон, сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Пламя в фонаре начало гаснуть от чада и копоти.

Дверь с грохотом, разнесшимся эхом по дому, распахнулась. Анджелина могла, наконец, вздохнуть свободно, когда Мейер чуть приподнялся, чтобы взглянуть, что происходит. В полутемной комнате светилось белое пятно, затем кто-то схватил Мейера и отшвырнул в сторону. Это был Рольф.