Но она провела на «Родезии» целую неделю, постепенно влюбляясь в Кристиана, и с тех пор думала только о нем. Она просидела несколько часов возле его дома, прячась, как бездарный сыщик, в пропахшей сыростью наемной карете только для того, чтобы увидеть его еще раз.

Эта Венеция не собиралась отвергать возможность потанцевать с ним, как бы грубо ни прозвучало его приглашение.

— С удовольствием, — отозвалась она.


Как только Кристиан увидел ее, все остальное перестало существовать. Бальный зал мог быть охвачен пожаром, с рушащимися стропилами и разбегающимися гостями, он бы ничего не видел, кроме отражения огня в ее глазах.

Мачехе пришлось ткнуть его локтем, прежде чем он сообразил, что нужно пригласить ее на танец.

Миссис Истербрук улыбнулась, одарив его улыбкой, прелестной, как восход солнца, и опасной, как пуля.

Более чем когда-либо после своего возвращения Кристиан пожалел, что рядом нет баронессы. Весь мир мог считать его сумасшедшим, но сам он никогда не нуждался в оправдании своей любви к ней. В том, что он чувствовал к баронессе, не было ничего пошлого или постыдного.

В его реакции на миссис Истербрук все было пошлым и постыдным.

Музыканты заиграли первые звуки вальса. Кристиан подставил локоть, и она положила на него свою ладонь, жестом, столь же изящным, как она сама — создание, рожденное, чтобы им бездумно восхищались.

Когда они двинулись руку об руку к центру бального зала, Кристиана охватило странное чувство. Он был уверен, что никогда прежде не касался миссис Истербрук, но ее пальцы, лежавшие у него на рукаве, возбуждали тревожное чувство узнавания.

После вступительных аккордов музыка зазвучала бодрей, и танец начался.

Форма ее руки в его ладони, податливость тела, когда он кружил ее в вальсе — все казалось знакомым. Ощущение узнавания удвоилось, когда он с удивлением обнаружил, что у нее не такие пышные формы, как он всегда воображал, а более гибкая и стройная фигура, напоминающая…

Нет, он не должен искать между ними сходство. Не хватает только, чтобы его мозг начал приклеивать черты миссис Истербрук к лицу баронессы.

Тогда она никогда не оправдает его ожиданий.

Эта невольная, но честная мысль рассердила Кристиана. Для него не имеет значения, как выглядит его возлюбленная. Если она не похожа на миссис Истербрук, тем лучше.

— Кажется, позавчера я видела вашу светлость в Музее естествознания? — промолвила его партнерша.

Какая-то презренная часть его существа возликовала, что она запомнила его.

— Да.

Ему вдруг пришло в голову, что он воспринял ее неожиданное появление как должное, как часть испытаний, которые он должен преодолеть, прежде чем воссоединиться с баронессой. Но что привело миссис Истербрук в Музей естествознания? И разве не странно, что, когда он видел ее в прошлый раз, пять лет назад, это тоже произошло у входа в музей?

Правила вальса предписывали, чтобы он смотрел через плечо партнерши, но Кристиан был рад поводу посмотреть на нее. Ощущение дежа-вю, навеянное контурами ее тела, становилось слишком сильным для его спокойствия, а мозг, перестававший подчиняться его воле, когда она находилась рядом, подсказывал, что он точно знает, как заставить миссис Истербрук плавиться от страсти.

Их взгляды встретились. Но ее красота, вместо того чтобы прервать поток его крайне неуместных мыслей, только пробудила примитивный инстинкт собственника. Ему хотелось запереть ее в своем доме и никому другому не позволять любоваться ею.

Она снова улыбнулась.

— Надеюсь, вам понравилась экспозиция?

Он отвел глаза.

— Вполне. А вы, надеюсь, пришли в себя после созерцания этих чудовищных ящеров?

— Боюсь, что нет. Даже не знаю, зачем я подвергаю себя подобным испытаниям.

— Действительно, зачем?

— Женские причуды, не более того.

Почему его так влечет к этому пустому созданию? Почему ему хочется, чтобы танец не кончался, когда он должен думать о другой женщине?

До их встречи с баронессой осталось совсем немного времени. И на этот раз он не позволит ей уйти.

— Как вы нашли Лондон после долгого отсутствия, сэр? — поинтересовалась она.

— Хлопотным.

— О, не могу не согласиться.

Тембр ее голоса тоже казался знакомым. Где он мог слышать ее раньше?

— Я заеду к вам завтра днем, миссис Истербрук, — сказал он. — И, если вы не против, мы могли бы покататься в парке. Этого будет достаточно, чтобы положить конец сплетням.

— И после этого вы перестанете посещать меня?

— Естественно.

— Жаль, — сказала она. — Видимо, чувства вашей светлости заняты… кем-то еще?

Ему показалось, или она умышлено помедлила перед последними словами? Заинтригованный, Кристиан снова посмотрел на свою партнершу. Ее взгляд был устремлен через его плечо. Хотя красота миссис Истербрук не так ослепляла, когда она не смотрела на него, она все равно была невыносимо прекрасна. Так прекрасна, что боги плакали бы от зависти.

— Пусть это вас не заботит, мадам.

— Конечно, но мир полнится слухами. С вашей стороны очень благоразумно перестать посещать меня, когда мы собьем со следа леди Эйвери. Вряд ли вашей даме понравится, что вы проводите время в моем обществе. Я произвожу, скажем, определенный эффект на мужчин.

Его бесило ее самодовольство.

— Моей даме не о чем беспокоиться.

Она бросила на него взгляд, который заставил бы Ахиллеса бросить свой щит и забыть обо всем великолепии Трои.

— Как скажете, сэр.


Они продолжили танец в молчании. Венеция была рада, что ей не приходится говорить вещи, делавшие из миссис Истербрук прямую противоположность баронессе фон Шедлиц-Гарденберг. Но она тосковала по звуку его голоса, даже если он изъяснялся на ледяном английском вместо нежного немецкого.

Ее возлюбленный снова находился в ее объятиях, и это было настоящим чудом, пусть даже мучительным. Венеция с трудом удерживалась, чтобы не скользнуть ладонью по его плечу, не погладить большим пальцем его затянутую в перчатку ладонь, не склонить голову ему на грудь.

Ей хотелось танцевать вечно.

Но не прошло и нескольких минут, как вальс закончился. Пары остановились и разомкнули объятия. Герцог тоже сделал попытку отстраниться. Но Венеция, поглощенная воспоминаниями об их близости, не позволила.

Она осознала свою ошибку через секунду. Но это было слишком долго для подобной оплошности. С таким же успехом она могла расстегнуть лиф платья. Вряд ли это потрясло бы его больше.

Кристиан одарил ее суровым взглядом, предназначенным для тех, кто нарушил не только правила морали, но и хорошего тона. Словно она уличная прохожая, которая явилась на бал без приглашения и навязалась герцогу против его желания.

Молчание, с которым он проводил ее с танцевальной площадки, было невыносимым.


— Его здесь нет, — сказал Гастингс. — Мать его жены заболела, и он отправился в Вустершир ухаживать за ней, как и полагается преданному зятю.

Хелена не нуждалась в уточнении, кого он имеет в виду. Вначале она слишком переживала из-за приема, ожидавшего Венецию. Но теперь, когда герцог явился и отбыл после удивительного и невероятно эффективного маневра, Хелена позволила себе пробежаться взглядом по толпе в поисках Эндрю. Семья его матери имела обширные связи, и он получал приглашения на все сколько-нибудь значимые светские события.

— Как вы считаете, может, мне поухаживать за миссис Мартин, моя дорогая мисс Фицхью? — шепнул Гастингс. — Мартин не похож на мужчину, у которого достаточно выносливости, чтобы обслуживать двух женщин. И видит Бог, вы способны довести до изнеможения самого Казанову.

Опять этот наглый намек, будто она страдает нимфоманией. Прикрывшись веером, Хелена приблизила губы к его уху.

— Вы не представляете, мой дорогой лорд Гастингс, какое жгучее желание сжигает меня по ночам, когда у меня нет мужчины. Моя кожа жаждет прикосновений, мои губы — поцелуев, мое тело — страстных ласк.

Гастингс онемел, во взгляде на нее застыло нечто среднее между весельем и возбуждением.

Закрыв щелчком веер, она стукнула Гастингса по пальцам со всей силой, на которую была способна, с удовлетворением отметив, что он подавил возглас боли.

— Чьих угодно, только не ваших, — заявила Хелена и развернулась на каблуках.


Для прогулки в парке Кристиан выбрал свое самое большое ландо — чтобы сидеть как можно дальше от миссис Истербрук.

Впрочем, этого оказалось недостаточно, чтобы избежать притяжения ее красоты.

В отличие от баронессы, она не вертела зонтиком, а твердо держала его в руке. Вся ее фигура была неподвижна, как скульптура Пигмалиона, невозмутимая, бесстрастная и тем не менее достаточно прекрасная, чтобы свести мужчину с ума.

Розовое платье отсвечивало на солнце, окрашивая ее щеки нежным румянцем. В тени кружевного зонтика ее глаза казались аквамариновыми, цвета ласкового Средиземного моря, которое так очаровало когда-то его сладострастную натуру. Ее губы, мягкие, полные, идеально очерченные, обещали вкус розовых лепестков и пылкий отклик.

Только когда она заговорила, Кристиан осознал, что уже начал мысленно раздевать ее, обрывая обтянутые шелком пуговицы на лифе ее платья, как ягоды смородины со стебля.

— Вы задумались, сэр. Наверное, предвкушаете обед с вашей дамой?

Внимание Кристиана резко обострилось. Откуда она знает об обеде? В следующую секунду его захлестнуло чувство огромной, чудовищной вины. Накануне долгожданного воссоединения с баронессой он занят тем, что изменяет ей в своих мыслях.

Ему хотелось возложить вину на миссис Истербрук. Кровь до сих пор кипела при мысли о том, как она удержала его в объятиях после вальса. С таким же успехом она могла вручить ему ключи от своего дома, подмигнув и послав воздушный поцелуй.