В библиотеку кто-то вошел. Кристиан сразу узнал посетителя. Это был Энтони Таунсенд, ее муж.
Последние годы стали для Кристиана настоящим учебником по уязвимым сторонам человеческой натуры. До встречи с миссис Таунсенд он не испытывал зависти, грусти и отчаяния. А также чувства вины, охватившего его сейчас при виде Таунсенда.
Кристиан никогда не желал этому типу зла и вообще воспринимал его исключительно как досадное, но неодолимое препятствие. Однако в своем сознании он бессчетное число раз спал с его женой. И, случись что-нибудь с Таунсендом, Кристиан оказался бы первым в списке желающих быть представленными вдове.
Этого было достаточно, чтобы Кристиан допил свой бренди, отложил газету, которую не успел даже раскрыть, и поднялся, собираясь уйти.
— Я вас видел раньше, — сказал Таунсенд.
После секундной заминки, вызванной удивлением, Кристиан холодно отозвался:
— Не припомню, чтобы мы встречались.
Он не разделял высокомерия своих высокородных предков, но мог быть столь же неприступным, как любой де Монфор, когда-либо живший на свете.
Таунсенд, однако, не выглядел обескураженным.
— Я не говорил, что мы встречались, но ваше лицо мне знакомо. Ах, да. Это было на крикетном матче пару лет назад. Вы были в полосатой кепке Харроу и пялились на мою жену.
Черты Кристиана, отражавшиеся в оконном стекле на фоне темной улицы, потрясенно застыли, словно он смотрел прямо в лицо Медузы-Горгоны.
— Я не помню, как выглядят мои горничные, но помню лица всех джентльменов, которые пускают слюни при виде моей жены. — В голосе Таунсенда прозвучало странное безразличие, словно ему же было все равно.
Лицо Кристиана загорелось, но он промолчал. Как ни вульгарно говорить о собственной жене в подобном тоне, делая намеки на толпы воздыхателей, которые ее домогаются, Таунсенд не вышел за рамки дозволенного.
— Вы напоминаете мне кого-то, — продолжил Таунсенд. — Вы случайно не родственник покойного Лексингтона?
Интересно, станет ли Таунсенд порочить его имя перед своей женой, если он признается?
— Покойный герцог был моим отцом, — сказал Кристиан, глядя на свое отражение в стекле.
— Да, конечно. Значит, вы — Лексингтон. Она будет в восторге, узнав, что персона, обладающая столь высоким статусом, считает ее завидной наградой. — Таунсенд издал сухой, лишенный веселья смешок. — Возможно, ваше желание еще исполнится, ваша светлость. Но советую дважды подумать. Если не хотите закончить так же, как я.
На этот раз Кристиан не смог сдержать своего презрения.
— Обсуждая свою жену с посторонними? Едва ли.
— Я тоже не думал, что способен на это. — Таунсенд пожал плечами. — Прошу прощения, сэр, что задержал вас своим нытьем, недостойным джентльмена.
Он поклонился. Кристиан коротко кивнул в ответ.
И только на следующее утро он задался вопросом, что имел в виду Таунсенд, когда сказал: «возможно, ваше желание еще исполнится».
Через неделю в газете появился некролог. Таунсенд отправился в мир иной. Потрясенный, Кристиан навел справки и узнал, что Таунсенд находился на грани банкротства. Более того, он задолжал крупные суммы ювелирам, как в Лондоне, так и на континенте. Неужели он влез в эти долги, чтобы его жена была довольна и не поглядывала в сторону чересчур пылких поклонников, готовых осыпать ее щедрыми дарами за милости?
Через год и один день после его смерти миссис Таунсенд снова вышла замуж — скандально быстро, учитывая, что период скорби обычно длился два года. Ее новый муж, мистер Истербрук, был богатым джентльменом старше ее на тридцать лет. Вскоре пошли слухи о бурном романе, который она завела прямо под носом у мистера Истербрука с одним из его лучших друзей.
Похоже, возлюбленная Кристиана — пустая, алчная, эгоистичная дамочка, приносящая несчастье и позор окружающим.
Кристиан заставил себя принять правду.
Избегать ее оказалось не так уж сложно. Они вращались в разных кругах. Кристиан не участвовал в лондонском сезоне и не следовал календарю модных светских событий. Поэтому он меньше всего ожидал, что столкнется с ней, выходящей из монументального здания на Кромвел-роуд, где располагался Британский музей естественной истории.
С тех пор как он видел ее в последний раз, прошло почти пять лет. Время только пошло на пользу ее красоте. Она стала более сияющей, более притягательной и более опасной, чем раньше.
В его сердце вспыхнул пожар. Его больше не волновало, что она из себя представляет. Единственное, что имело значение, это сделать ее своей.
Он повернулся и зашагал прочь.
Глава 1
Кембридж, Массачусетс
1896 год
Скелет ихтиозавра, выставленный в Музее сравнительной зоологии, был неполным. Но это была первая рыба-ящер, обнаруженная в американской почве, в штате Вайоминг, и понятно, что американскому университету не терпелось показать его публике.
Венеция Фицхью Таунсенд Истербрук подошла ближе, чтобы лучше рассмотреть челюсти древней рептилии, унизанные крохотными зубами, напоминавшими лезвие ножа для хлеба, что указывало на диету из мягкотелых морских организмов. Возможно, кальмаров, которыми кишели триасовые[2] моря. Затем тщательно изучила плавник, состоявший из плотного ряда костей, и даже пересчитала ребра, длинные и тонкие, как зубья изогнутой расчески.
Выполнив это подобие научного осмотра, она позволила себе отступить на шаг и окинуть взглядом все создание длиной двенадцать футов, не считая хвоста, значительная часть которого отсутствовала. Больше всего ее всегда поражали размеры этих доисторических чудовищ.
— Говорила тебе, что она будет здесь, — произнес знакомый голос, принадлежавший младшей сестре Венеции, Хелене.
— И оказалась права, — согласилась Милли, жена их брата, Фица.
Венеция обернулась. Хелена была ростом пять футов одиннадцать дюймов, не считая каблуков. И, как будто этого было недостаточно, чтобы привлекать внимание, обладала копной рыжих волос, самой впечатляющей со времен королевы Елизаветы[3], и малахитово-зелеными глазами. Милли, пяти футов и трех дюймов роста, с карими глазами и темно-русыми волосами, могла легко затеряться в толпе — хотя это было бы явным упущением со стороны окружающих. Изящная, с неброской красотой, она была намного привлекательней и интересней, чем могло показаться при поверхностном взгляде.
Венеция улыбнулась.
— Как прошло твое интервью с родителями, дорогая? Надеюсь, плодотворно?
— Более-менее, — отозвалась Хелена.
Предстоящий выпуск из женского Колледжа Рэдклиффа, входившего в Гарвардский университет, был первым, удостоившимся подписи президента университета в дипломах выпускниц — привилегии, в которой упорно отказывали их английским сверстницам в Леди-Маргарет-Холл[4]. Хелена собиралась отразить это историческое событие в журнале «Куин», а Венеция и Милли приехали в качестве ее сопровождающих.
На первый взгляд, Хелена, успешная молодая женщина, закончившая Леди-Маргарет-Холл и владевшая в данный момент небольшой, но процветающей издательской фирмой, казалась идеальным автором для подобной статьи. Но она яростно отказывалась от этого задания.
Будучи не замужем, она завела роман с женатым человеком, и родные опасались, что он закончится для нее полной катастрофой. Но Хелена, в свои двадцать семь лет, не только давно достигла совершеннолетия, но и вступила в права наследства. Иными словами, она была слишком взрослой и финансово независимой, чтобы заставить ее соблюдать приличия.
Венеция, Фиц и Милли мучительно искали выход, не представляя, как защитить любимую сестру. В конечном итоге они решили удалить Хелену от источника соблазна, не указывая причин, в надежде, что она опомнится, если у нее будет время подумать о своем выборе.
Венеция сделала все, за исключением прямого подкупа, чтобы уговорить издателя «Куин» дать Хелене задание, связанное с поездкой в Америку, а затем приложила массу усилий, чтобы сломить сопротивление сестры, не желавшей покидать Англию. Они прибыли в Массачусетс в начале весеннего семестра. И с того момента сестры старались, чтобы Хелена была все время занята, встречаясь с людьми, посещая занятия и изучая профессию.
Но они не могли удерживать ее на этой стороне Атлантики вечно. К тому же разлука, вместо того чтобы принести забвение, казалось, только обострила чувства Хелены к мужчине, которого она покинула.
Как и следовало ожидать, Хелена начала проявлять недовольство.
— Милли сказала, что вы договорились еще о нескольких интервью. Уверена, для статьи материала более чем достаточно. Еще немного, и мне придется писать целую книгу на эту тему.
Венеция и Милли переглянулись.
— Неплохая идея. Почему бы тебе не подумать о монографии? Ты могла бы сама издать ее, — заметила Милли в своей обычной мягкой манере.
— Возможно. Но, при всем моем восхищении девушками из Колледжа Рэдклифф, я не намерена посвящать им свою жизнь, — не скрывая раздражения, возразила Хелена.
Двадцать семь лет — трудный возраст для незамужней леди. Предложений становилось мало, лондонский сезон воспринимался не как захватывающее приключение, а как тягостная обязанность. Перспектива остаться старой девой буквально дышала в спину, но, несмотря на это, она по-прежнему не могла сделать и шага без сопровождения горничной или компаньонки.
Не по этой ли причине Хелена, которую Венеция считала самой разумной из сестер, взбунтовалась, не желая следовать общепринятой морали? Они так и не решились задать ей этот вопрос, предпочитая делать вид, будто Хелена не совершала ничего предосудительного. Иначе им пришлось бы признать, что Хелена движется к гибели, как потерявшая управление карета, и они не в силах остановить ее, положив конец предосудительному роману.
"Обольщение красотой" отзывы
Отзывы читателей о книге "Обольщение красотой". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Обольщение красотой" друзьям в соцсетях.