— То есть вы знаете, что порой ведете себя отвратительно, — задумчиво произнесла она. — Но, если у вас такие строгие требования к жене, если она должна в равной степени обладать умом, характером и отвагой, почему вы не начали поиски раньше? Почему вы ограничили себя одним сезоном и одним выводком дебютанток? Едва ли это разумный подход к задаче.

Нет, конечно. Он поступил глупейшим образом, уверив себя, что его женитьба будет чисто формальным делом. Но он не мог признаться в этом, какой бы анонимной ни была баронесса.

— Что ж, мне придется заплатить за это.

— Вы говорите как типичный англичанин, полный мужественного терпения и смирения.

Кристиан восхитился ее ироническим тоном.

— Мы довольно пассивны, когда дело касается подобных вещей. Погоню за счастьем мы оставляем американцам, а романтику считаем уделом французов.

Баронесса промолчала. Корабль плавно покачивался, поднимаясь и опускаясь, словно лежал на груди спящего гиганта. Бусинки на ее юбке позвякивали одна о другую, как отдаленный дождь из жемчужин.

Они спустились на два пролета лестницы и свернули за угол. Она остановилась.

— Я пришла.

Он запомнил номер ее каюты.

— Буду ли я иметь удовольствие встретиться с вами за завтраком?

— Вы хотите, чтобы вас видели в моем обществе? — В ее голосе прозвучало удивление.

— А что в этом такого?

— Вас запомнят как джентльмена, сопровождающего леди в вуали.

— Меня это вполне устраивает.

Она стояла спиной к двери, взявшись за ручку, словно защищая от него вход.

— А если я скажу нет?

— Так легко вы от меня не избавитесь, баронесса. Если вы не согласитесь позавтракать со мной, я попрошу вас прогуляться со мной по палубе после завтрака.

— А если я скажу, что позавтракаю с вами, но больше не буду с вами спать?

— Похоже, вы намерены довести меня до слез, мадам.

Он коснулся края ее вуали, ниспадавшей на несколько дюймов ниже подбородка. Шелковистая ткань невесомо скользнула по его пальцам. Даже если она хотела отстраниться, за ее спиной была стена, точнее, дверь.

— Вы не ответили на мой вопрос, — сказала она.

Глупо было радоваться трепетным ноткам в ее голосе, вызванным его прикосновением, но Кристиан пришел в восторг.

— Условия сделки остаются в силе, — сказал он. — Я буду делать все возможное, чтобы соблазнить вас, а вы вольны уйти, когда пожелаете. А теперь ответьте, вы встретитесь со мной за завтраком?

— Нет, — сказала она, добавив после секундной заминки: — Я не могу есть с опущенной вуалью. Я встречусь с вами на прогулке.

На самом деле Кристиан не верил, что она полностью откажется от встреч с ним. Почему тогда его сердце облегченно забилось?

— Назовите место и время.

— В девять утра. На прогулочной палубе.

— Отлично. — Он склонился и поцеловал ее в губы через вуаль. — Спокойной ночи.

Она скользнула в свой номер и тихо, но твердо закрыла дверь перед его носом.


Венеция прислонилась к двери, не в состоянии сделать ни шага.

Что она натворила?

И что, во имя Господа, он сотворил с ней?

Месть казалась такой простой. Лексингтон причинил ей вред, сознательно и без тени сожалений. Следовательно, он должен заплатить. Он — знаток ископаемых древностей. Она — знаток мужчин. Значит, она должна одержать верх в любой схватке, касающейся человеческой натуры, даже если ее лицо скрыто.

И вот она стоит здесь, касаясь дрожащими пальцами своих губ, которые еще покалывает от его целомудренного прощального поцелуя.

Она поднялась на борт «Родезии», чтобы наказать герцога, но он оказался не тем человеком. Он оказался совершенно другим.

После брака с Тони Венеция сомневалась не только в своей способности выбрать достойного мужчину, но и сделать мужчину — любого мужчину — счастливым. Но Лексингтон, этот самый строгий судья человеческих характеров, казалось, получал удовольствие от ее общества. А ведь он был одним из немногих мужчин, для которых ее внешность не имела значения.

Словно она отправилась через Атлантику, чтобы найти путь в Индию, а открыла целый новый континент.

Если бы она завела с ним отношения в Нью-Йорке, она могла бы исчезнуть в городе. Но на «Родезии» не спрячешься. К тому же… ей не хотелось. Герцог служил подтверждением того факта, что она представляет собой нечто большее, чем совокупность черт ее лица.

Она не стала зажигать свет. Медленно раздевшись, Венеция на ощупь добралась до постели и залезла под одеяло. Глядя в темноту, она молилась о том, чтобы Бог позаботился о Хелене и вернул ей здравый смысл. И о том, чтобы далеко впереди, на другой стороне Атлантики, Фиц сохранял терпение и осторожность, а в оставшейся позади Америке ее сестра и невестка не слишком переживали из-за ее неожиданного отъезда, второго за последнее время.

О себе Венеция не молилась. Даже если бы она знала, что Господу небезразличны ее тревоги, приходилось признать, что она больше не представляет, чем закончится ее неудавшаяся месть и чего она сама хочет. Она долго лежала, положив руки на живот, и думала о случайностях и совпадениях, — начиная с Гастингса, три ночи подряд встречавшего в коридоре Хелену, — которые привели ее к этому моменту, этому месту и этому затруднительному положению.

Жаль, что у нее нет хрустального шара, чтобы посмотреть, куда это все приведет.

Глава 6

Море успокоилось, но «Родезия» шла в пелене непрекращающегося холодного дождя. Лишь несколько пассажиров отважились появиться на прогулочной палубе. За бортом простиралось бескрайнее серое пространство, туманное и неприветливое, лишь изредка оживляемое стаями играющих дельфинов.

Кристиан сверился с карманными часами. Она опаздывала на пятнадцать минут. Он подозвал стюарда, чтобы тот передал баронессе его наилучшие пожелания. Не самое деликатное напоминание, но она уже знает, что он не из тех, кто придает большое значение деликатности.

Пока он отдавал распоряжения стюарду, из-за угла показалась баронесса, одетая в черное габардиновое пальто. Ветер тут же набросился на ее зонтик, пытаясь вырвать из рук. Другая выглядела бы суетливой и неловкой, но она двигалась с уверенностью и грацией прима-балерины, выходящей на сцену.

Кристиан жестом отпустил стюарда.

— Вы опоздали, мадам.

— Конечно, — твердо отозвалась она. Вуаль, завязанная вокруг шеи, чтобы противостоять ветру, прижималась к ее лицу, намекая на выразительные губы и высокие скулы. — Дамы не экипажи. От них не следует ожидать, что они прибудут точно в назначенное время.

Это было самое милое и забавное оправдание, которое ему приходилось слышать.

— А что такое назначенное время в таком случае?

— Полагаю, вас приглашали на обеды, хоть вы и остерегаетесь светского общества?

— Тот факт, что я не отдался на милость сезона, еще не значит, что я остерегаюсь общества. Я регулярно обедаю в домах моих соседей. И даже сам даю обеды.

Резкий порыв ветра чуть не унес ее зонтик. Кристиан сомкнул ладонь поверх ее руки, чтобы помочь ей удержать его. Но, когда ветер затих, он не убрал руку.

Баронесса устремила на него взгляд — жесткий, надо полагать. Но когда она снова заговорила, ее голос не был суровым.

— Так о чем мы говорили?

По какой-то причине его сердце пропустило удар.

— Об обедах.

— Верно. — Она забрала зонтик — и свою руку, затянутую в перчатку — из его руки. — Вы же не садитесь за стол, как только входите в дом хозяина. Вы расхаживаете по комнатам и говорите любезности другим гостям. Точно так же происходит, когда вы назначаете свидание даме. Вы ждете, расхаживаете взад, вперед, думаете о ней. Это делает ее прибытие еще более желанным и памятным.

Кристиан был помешан на пунктуальности. Он не стал бы терпеть опоздания других женщин. Тем не менее он обнаружил, что улыбается.

— Вы серьезно?

Она слегка наклонила голову, глядя на него.

— Боже, неужели вы никогда в жизни не ждали женщину?

— Нет.

— Хм-м. Давайте уйдем отсюда. — Она решительно зашагала по палубе. — Полагаю, есть смысл держать любовницу, которая будет ждать вас, вместо того, чтобы ждать самому. Но я не верю, что вы никогда не заводили романов со светскими дамами.

— Заводил, но те, что опаздывали, обнаруживали, что я уже уехал.

Он надеялся, что она не примет его слова на свой счет. Он не собирался упрекать ее, просто честно ответил на вопрос.

— Вы все еще здесь, — заметила она.

— Мне очень хотелось снова увидеться с вами.

Он не сказал ничего нового. Но она слегка наклонила голову и искоса взглянула на него — жест, который мог бы сойти за застенчивый.

— Вы переживали, что я не приду?

Он помедлил, колеблясь. Легко быть честным, когда высказываешь мнение, которое лишь немного приоткрывает твои мысли. Но честный ответ на этот конкретный вопрос означал признание в чем-то большем, чем сексуальное влечение.

— Да. Я чуть не послал к вам стюарда, чтобы напомнить вам, что я жду.

— И что бы вы сделали, если бы это не заставило меня броситься в ваши объятия? — Она помедлила. — Прислали бы цветы?

В ее голосе прозвучал едва заметный, но недвусмысленный гнев.

Кристиан покачал головой.

— Я никогда не посылаю цветы тем, с кем хотел бы познакомиться поближе.

Казалось, она нахмурилась под вуалью. Во всяком случае, ее лицо было повернуто к нему, словно она ожидала, что он прочитает выражение ее лица. Только спустя мгновение, сообразив, что он не может этого видеть, она поинтересовалась:

— Как это понимать?

— Мой отец был закоренелым ловеласом, подарившим за свою жизнь неисчислимое количество букетов. Я отношусь к цветам как к неискреннему подарку. Так что я не стал бы посылать вам цветы.