— Я обещал отцу заботиться о тебе!

— А я обещала твоему отцу позаботиться о тебе. Мы оба наилучшим образом выполнили свое обещание, и теперь пришло время мне самой решать свою судьбу. Может быть, мое желание эгоистично — прости, если так.

Граф смотрел на мать и не понимал, как он мог не заметить происшедшую с ней перемену — с появлением шотландца она стала просто светиться от счастья. Раньше такого не было, хотя она никогда не выглядела удрученной. Занятый своими переживаниями, Оливер проглядел очень важное событие в жизни матери.

— Что ты, мама, нисколько не эгоистично, — улыбнулся он, радуясь за мать. — Я одобряю ваше решение, Дамливи.

— Не припоминаю, чтобы просил вас об этом, молодой человек, — сказал Дамливи. — Эдвина, вы не ответили на мой вопрос.

— Разве? А мне казалось, что ответила, — сияя счастливой улыбкой, заметила леди Норкрофт. — Я с радостью принимаю ваше предложение, чтобы разделить с вами все — и жизнь, и приключения, и магические ритуалы.

— Теперь я могу подняться? — спросил он, улыбаясь.

— Конечно, дражайший Малькольм! — со смехом разрешила графиня.

— Один вопрос решен. — Шотландец встал с колена и посмотрел на Оливера. — Что вы решили насчет Кэтлин?

У графа сжалось сердце.

— Пока ничего. Но я не сдамся без боя, — ответил он. — По-видимому, ее бесполезно убеждать, что проклятия не существует.

— Бедная девочка, она всегда отличалась здравомыслием, — вздохнул Дамливи, усаживаясь на стул. — Но после безвременной смерти мужа и троих поклонников даже самая здравомыслящая женщина на свете поверит в висящее над ее головой проклятие.

— А вы верите в наше родовое проклятие?

— Я не знаю, существует ли оно, — философски заметил Дамливи, — но у меня нет доказательств обратного.

— Мне кажется, сейчас имеет значение только то, насколько в него верит Кэтлин. Честно говоря, я бы предпочла, чтобы ты не женился на ней, если этот брак угрожает тебе гибелью, — сказала графиня, наливая и подавая мужчинам виски.

— Никакой угрозы нет, мама, — убежденно произнес Оливер. — Но единственный способ это доказать — жениться на ней и остаться в живых.

— Риск все-таки есть, — предостерег шотландец.

— Но игра стоит свеч, Дамливи, — возразил Оливер.

— Вы уже можете называть меня «отец», — улыбнулся тот.

— И не подумаю.

— Тогда Малькольм.

— Пойду посмотрю, как Кэтлин, — решила графиня. — А ты, сынок, срочно переоденься в сухое, не то, не дай Бог, простудишься и умрешь, а бедная девочка будет всю жизнь себя в этом винить.

Она перевела полный любви взгляд на Дамливи и добавила:

— Надеюсь, вы оба придумаете какой-нибудь способ покончить с этим кошмаром. Я не могу чувствовать себя счастливой, если мои родные в беде.

— Я сделаю все, чтобы вы были счастливы, дорогая. — Малькольм схватил ее руку и поцеловал. Графиня улыбнулась ему так, как улыбаются только очень близким людям, и вышла.

— Кстати, о ваших отношениях с мамой, — начал Оливер, когда за ней закрылась дверь.

— Это не твое дело, парень.

— Я уже давно не парень.

— Тогда сам должен понимать, — буркнул Дамливи и отхлебнул из стакана.

Оливер хотел ответить, но вместо этого тоже сделал изрядный глоток виски и попросил:

— Расскажите мне о проклятии.

Малькольм пожал плечами:

— Рассказывать особо нечего. Пять веков назад два враждующих семейства попытались покончить с кровавыми распрями, поженив своих отпрысков. Свадьба расстроилась, оба рода были прокляты.

— Если бы наши семьи за это время породнились, то проклятие бы исчезло?

— Наверное.

— Как узнать, что проклятие снято?

— Должно явиться знамение.

— Какое?

— Это скрыто в тумане времени, — с усмешкой заметил Дамливи и одним глотком допил оставшееся в стакане виски.

Оливер услужливо подлил ему еще.

— Мама рассказывала, что вы помогали ей с какими-то старыми бумагами на чердаке, касающимися проклятия. Вы с ней все просмотрели?

— Что ты, там целые сундуки этих бумаг, некоторые очень старые. Нам с Эдвиной удалось просмотреть только малую часть, потому что мы… часто отвлекались. Она такая очаровательная женщина…

— Мне совсем не обязательно это слышать. — Оливер тоже допил свой стакан. — Значит, мы можем найти в этих бумагах сведения о знамении?

— Полагаю, да.

— Если найдем, то попробуем сделать так, чтобы оно появилось, если, конечно, речь пойдет не о затмении или еще каких-нибудь небесных явлениях. Тогда можно будет убедить Кейт, что проклятие снято благодаря ее готовности выйти за меня. Нет, лучше так: благодаря ее жертвенному решению отказаться от меня ради моего спасения.

— Может сработать, — кивнул Малькольм, вновь прикладываясь к стакану. — А если мы ничего не найдем?

— Тогда сами придумаем какое-нибудь знамение. Я попрошу Холлингера не торопиться с ремонтом моста, и у нас будет в запасе целых три дня.

— То есть ты хочешь обмануть мою племянницу? — прищурился Дамливи.

— Именно так.

— Великолепная идея, — хихикнул Дамливи. — Даже я не смог бы придумать лучше.

— Спасибо за комплимент. — Оливер поднялся со своего места. — Значит, на чердак?

Согласно кивнув, Дамливи последовал его примеру.

— Ответь мне на один вопрос, парень, — попросил он, — ты не боишься ошибиться? Если моя племянница права, то проклятие убьет тебя в течение года.

— Я не соврал, Малькольм, когда сказал, что предпочитаю один год с ней целой жизни без нее, — глядя ему в глаза, твердо произнес Оливер.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Дамливи одобрительно кивнул.

— Ты хороший человек, — заметил он. — Признаться, я даже не ожидал. Так что хоть ты и не просил у меня разрешения жениться на Кэтлин, я тебе его даю. Заслужил.

— Спасибо.

— А теперь на чердак.

И он направился к двери, прихватив недопитый стакан.

Оливер пошел следом. Его план был действительно великолепен, лучше не придумаешь. И главное, он мог сработать.

Глава 21

Кэтлин еще никогда не доводилось столько плакать и чувствовать себя такой несчастной, как в эти дни у Норкрофтов. Горе сломило молодую шотландку, прежде гордившуюся своим сильным характером и благоразумием, превратило в печальную, с опухшими от слез глазами затворницу, лишь отдаленно напоминающую жизнерадостную леди Кэтлин Макдэвид. И сознание собственной слабости заставляло ее страдать еще больше.

Очередной день тянулся очень медленно. Свернувшись калачиком на диване у себя в комнате, Кэтлин задумчиво перебирала четыре монеты, которые Оливер когда-то вложил в ее руку, и смотрела в окно на пасмурный пейзаж, так гармонировавший с ее настроением. На мосту, видневшемся в отдалении, стучали топорами несколько рабочих, но дело у них, похоже, не очень спорилось. Впрочем, с такого расстояния рассмотреть что-либо было трудно. Кэтлин хотела уехать как можно скорее, чтобы больше не встречаться с Оливером. Пока же она просто не выходила из своей комнаты. Но сколько можно сидеть в добровольном заточении? Так недолго и с ума сойти…

Увы, у бедной женщины не было выбора. Она боялась, что, увидев Оливера, услышав его смех, почувствовав сладостное прикосновение его губ, она не сможет уехать, и тогда проклятие сделает свое дело. Разве могла она обрекать на смерть Оливера, которого любила так сильно, так страстно, как уже не сможет полюбить никого? А все Ханна со своим планом, будь она неладна. Если бы Кэтлин не потеряла память, она бы постаралась оградить свое сердце от этого всепоглощающего чувства.

Как несправедливо с ней обошлась судьба… Она приехала в Англию, готовая выйти замуж за человека, которого не знала и не любила, ради того, чтобы покончить с родовым проклятием, спасти обе семьи от гибели, а теперь ей приходится жертвовать собственным счастьем ради того, которого так неразумно полюбила.

Впрочем, надо признать, что Кэтлин отказалась от брака с Оливером в какой-то степени и ради себя тоже. Она очень тяжело пережила гибель Кеннета, а ведь тогда она была намного моложе, сильнее и ничего не знала о проклятии. Несмотря на горе, она знала, что у нее впереди вся жизнь. А гибель Оливера может стать ударом, от которого ей уже никогда не оправится. Так не лучше ли расстаться с любимым, зная, что его жизни ничего не угрожает?

Кэтлин тяжело вздохнула. Она вернется в замок Дамливи, чтобы жить там с бабушкой, Малькольмом и Ханной, пока они один за другим не отойдут в мир иной. Тогда она останется одна, совсем одна, без мужа, без детей, без единой родной души и будет доживать свои дни, утешаясь единственной радостью — изучением Древнего Рима, пока не умрет, такая же древняя и позабытая, как любимый город.

А как сложится жизнь Оливера? Хоть он и не верит в предание о проклятии, наложенном на его род, оно наверняка заронило в его душу сомнение, поэтому он никогда не решится жениться, чтобы не подвергать ни в чем не повинную жену опасности. Он тоже закончит свои дни в одиночестве.

Кэтлин поежилась. Как долго, мучительно долго тянется время, когда вздрагиваешь от скрипа половиц в коридоре, боясь и одновременно надеясь, что это Оливер идет, чтобы в последний раз попытаться переубедить ее или заняться любовью…

В дверь постучали. Решив, что принесли обед, Кэтлин положила монеты в карман и пошла открывать. У нее совсем не было аппетита, к завтраку она даже не притронулась, но нельзя же держать слугу за дверью…

— Добрый день, Кэтлин, — бодро поздоровалась леди Норкрофт, входя в комнату. За ней следовала горничная, державшая в руках поднос. — Элен, поставьте обед на стол и заберите оттуда завтрак, — распорядилась графиня и с упреком посмотрела на добровольную узницу: — Надо есть, милая, иначе у вас не будет сил.