Какого дьявола, вдруг подумал Дэвид, остановив машину у светофора, какого дьявола он потащил Еву с собой. После вечеринки он старался рационально взглянуть на происшедшее, уверяя себя, что «все, что ни делается — все к лучшему». Он начал слишком глубоко увязать в своих отношениях с Евой. Теперь все по-другому. Теперь ей придется принять его условия, в которые брак никоим образом не входил. Он совершенно ясно даст ей это понять. В конце концов, видел же он, как ее трахал другой? Была ли она в этом повинна или нет, но она не может предположить, что он в состоянии забыть такую милую картину!

Но существовал еще целый ряд вещей, о которых, в свою очередь, следовало помнить. Он вспомнил, что она как-то раз поведала ему о том, что ее сексуальность вымышленная и всего лишь штрих того портрета, который она демонстрирует окружающим. Но, Господи, в постели (или иногда вне ее) она доказала ему, что, говоря так, кривит душой, и весьма основательно. Воистину он впервые испытал такое наслаждение, разоблачая чужую ложь!

Да, подумал он, Ева необходима ему именно в постели. Как любовница, но не жена. Он задумался: в состоянии ли Ева понять, что с этого дня их жизнь потечет совсем по-другому, совсем не так, как было до ссоры. Теперь он не будет упускать случай, если ему представиться возможность поволочиться за какой-нибудь прелестницей, хотя, надо сознаться, пока он находился с Евой, другие женщины попросту не были нужны. Никаких претензий друг к другу, скажет он Еве. Впрочем, пора оставить эти внутренние монологи, решил он. Он просто выскажет все, что думает о Еве, и посмотрит на ее реакцию. Скорее всего, она на это пойдет. Шестое чувство, телепатия, как ни называй подобное чувство, подсказывали ему, что Ева пойдет на все, на любые условия, которые только ему придут в голову.

Он хотел Еву, он бешено вожделел ее. Когда же она забралась в его машину на стоянке за зданием студии, он почувствовал, что долее ждать не в силах. Уже одно то, что она сидела на сиденье рядом, благоухая духами и слегка касаясь его локтем, заставило его чуть ли не стонать от страсти. И он видел, что она точно так же не в состоянии ждать. Они слишком хорошо знали друг друга — так стоило ли тратить время на ненужные разговоры, на слова, которые не имеют в подобную минуту никакого значения. Главное же состояло в том, что они снова были вместе и, как безумные, хотели предаться любви.

Дэвид нажал на стартер, и они покатили, сами не зная куда. На своем бедре он ощущал ее пальцы — сначала на наружной, потом на внутренней его части. Ехать к ней на квартиру не было никакой возможности — там, без сомнения, будет Марти и, возможно, еще и Стелла. Им не хотелось никого видеть сегодня вечером. Квартира же Дэвида находилась на другом конце города, очень далеко.

В конце концов, они доехали до мотеля на Ломбард-стрите — первое заведение такого рода, которое попалось им навстречу. Он зарегистрировался, и как только они оказались в номере одни, он взял ее сразу, задрав юбку чуть не до талии. Предварительной разведки не проводилось — схватка началась сразу. Да и слова, которые они произносили в пылу любовного угара, больше походила на военные команды — руководя, указывая и направляя — без всяких нежностей.

— Так! Сюда! Еще! Еще немного! Ах! — Находясь на пике наслаждения, он прорычал ей в ухо:

— Господи, Ева, мать твою, ты просто ведьма! Она же твердила только одно:

— Я люблю тебя, Дэвид, я люблю тебя, я люблю…

Глава 11

Они снова были вместе, но теперь их отношения складывались совсем по-иному и ничто не напоминало прошлые дни. Единственное, что осталось по-старому — их взаимное любовное притяжение. Когда они в мотеле после длительного перерыва снова вместе завершили акт любви, Ева подумала с грустью, какими хрупкими и ненадежными стали их новые взаимоотношения. Ева ощутила, как в ее душе поселился страх — страх потерять Дэвида, лишиться снова его любви и близости. И еще — ей до боли стало жаль себя, своих впустую растрачиваемых чувств. Похоже на то, что Дэвиду было не до них. Страх и боль стали ее постоянными спутниками, оказывая свое разрушительное воздействие на душу. Но как бы то ни было, Дэвида она не отдаст никому! Перед ним и перед собой она продолжала притворяться, что все идет как надо, что их отношения не претерпели никаких изменений и остались прежними.

Дэвид по-прежнему желал ее, но он теперь испытывал желание и к другим женщинам тоже. «Давай попробуем еще разок, Ева, но уже без ревности, без глупых обещаний, а, детка?» — говорил он. Дэвид уже не звонил ей каждый день, как прежде. Часто бывало, что Ева, желая услышать его голос, набирала номер под вечер, слышала лишь долгие гудки и сразу же понимала, что в это время он находится с другой. Незаметно подбиралась ревность и принималась терзать и рвать на части ее душу. Иногда ей хотелось просто убить его, причинить ему такую же боль, от которой она страдала сама.

Она продолжала видеться с Питером и встречалась с другими мужчинами, на которых, по правде говоря, ей было наплевать. А все для того, чтобы доказать и Дэвиду и себе, что она тоже не лыком шита и вполне в состоянии соблюдать правила игры, предложенные Дэвидом. Иногда ей хотелось превратиться в проститутку, в дешевую шлюху и с хохотом поведать ему об этом. Она ненавидела себя за то, что позволила Дэвиду превратить себя в тряпку. Но Дэвид был для нее как наркотик, а она сама давно уже превратилась в безнадежную наркоманку, Как бы ей ни было плохо, но стоило лишь ему позвонить, сказать ей, что он будет рад ее видеть, что хочет с ней спать, — ее настроение мгновенно менялось и она была счастлива снова, хотя и отдавала себе отчет в том, что в ее поведении не содержалось ни грамма логики.

Когда они занимались любовью, она лежала, отдавая его ласкам свое тело, и с отчаянием думала, что без этого жить уже не в состоянии. В постели, по крайней мере, хотя бы разговаривать не надо — там они понимали друг друга без слов. Как в ритуальном танце, смысл движений которого известен только посвященным, они исследовали одну позу любви за другой, качаясь, словно на волнах, в плотной атмосфере страсти, поднимаясь с пиком наслаждения в заоблачные выси, где искрился снег и светило солнце, или же рушась вниз, в долину, в мгновения спада, но только для того, чтобы опять глотнуть воздуха и снова взлететь на пре-дельную высоту, от которой захватывает дух. При этом их руки, рты и тела соприкасались, перекрещивались всякий раз по-новому, никогда не повторяя комбинаций, и в этих движениях было столько красоты и грации, что то действо, которому они беззаветно предавались, не могло быть дурным или грешным.

В такие минуты Ева думала, что хотя бы «это» будет продолжаться очень и очень долго. Она знала наверняка, что Дэвид всегда страстно жаждал ее тело, как и она приходила в восторг от его. Но ни его тело, ни его возможности как любовника Ева не считала самым главным. В Дэвиде главным был сам Дэвид и ее любовь к нему. Со своей любовью Ева ничего решительно поделать не могла, единственное, о чем следовало молить Бога, так это о том, чтобы Дэвид не сделал ей однажды слишком больно.

Они продолжали ревновать друг друга, хотя и договаривались об обратном, ссорились и мирились снова, используя постель как средство примирения.

— Дэвид, Господи, что же с нами происходит, — спросила она его однажды с отчаянием в голосе.

— Не знаю, Ева. Должно быть, мы пытаемся выяснить, насколько существующее положение дел устраивает нас обоих, — ответил он, и ей ничего не оставалось, как принять его ответ к сведению.

Запись вторая.

— Спасибо тебе, Питер. Мне на самом деле пора прибегнуть к твоей помощи. Я на самом деле в ней нуждаюсь. Даже Марта от меня стонет, да и я сама противна себе. Ты — единственный человек, который не осуждает меня за недостаток гордости и практицизма. Но, Питер, дорогой, у тебя, по-видимому, есть для этого свои причины.

Я все время думаю, знает ли Дэвид о наших встречах. Ты мне об этом так и не сказал. Не беспокойся, мне кажется, это уже не столь актуально сейчас. Еще меньше я хочу знать, с кем он сегодня проводит время. Полагаю, с Глорией. Я уверена, что они часто видятся, но стесняюсь спрашивать. Кроме нее, на горизонте маячит Стелла — скорее всего, он ее тоже трахает. Она избегает встречаться со мной взглядом, но выглядит победительницей и хитренько улыбается, когда думает, что я на нее не смотрю. Ненавижу Стеллу!

Да, ненавижу, но не потому, что она затащила Дэвида с собой в постель, а потому, что она причиняет ужасную боль Марти. То она имитирует страсть по отношению к ней, то холодна, как лед. Уверена, что Джордж не более, чем удобное прикрытие для нее, и она по-прежнему не прочь поиграть с. Марти в любовь. Бедняга Марти! Мы с ней в одной лодке — обе влюблены, обе страдаем и боимся замечать то, что не хотели бы видеть.

Ты не против. Питер, если я еще немного потреплюсь о Дэвиде? Ну, конечно, не против. Ты же душка. По крайней мере, я прекрасно осознаюсвое место, которое занимаю в твоей жизни. Но мне, сказать по чести, хотя бы не противно перед тобой исповедаться.

Иногда я задаюсь вопросом — что же Дэвид хочет от меня добиться? Да и не только от «меня — от женщин вообще. Что он ждет, что ему нужно? Если бы я только знала — я постаралась бы соответствовать его идеалу. Старомодно звучит, не так ли? Словно фраза из душещипательного фильма тридцатых годов. Я где-то читала, что банальность — это правда, уставшая от повторений. А я сейчас говорю типичные банальности.

Не бсслокойся, Питер, я не выкину ничего неожиданного. Чего бы мне ни стоило, я не отстану от Дэвида. У меня есть такое чувство, что, в конце концов, я смогу стать для него необходимой — своего рода привычкой, навязчивой идеей в худшем случае. Все, что мне остается — всегда быть у него под рукой, не устраивать сцен ревности и ждать. Ждать того момента, когда он созреет. А тем временем — тем временем я потихоньку превращаюсь в шлюху, то есть в женщину того copra, которых он терпеть не может. Как-то раз он заявил: «Я смогу любить только такую женщину, которую буду уважать, которой буду безусловно доверять и которая не будет искать развлечений на стороне, если мне придется задержаться на работе или уехать по делам» — и при этом посмотрел на меня с легким презрением. Он также сказал мне, что знает о моих нынешних увлечениях и, возможно, о тебе, Питер. Ты знаешь, Питер, ведь у меня сейчас достаточно мужчин. Раньше, еще до Дэвида, я была ужасно разборчива и даже приглашение на обед принимала далеко не от всякого. Теперь же, встречаясь с мужчиной, я почти всегда оказываюсь с ним в постели. Часто это люди, которых я почти не знаю и до которых мне — как до лампочки. И все потому, что я чувствую в этом определенную необходимость. Я пытаюсь доказать себе, что тоже имею определенные права — ибо каков поп, таков и приход. Питер, а может, я становлюсь нимфоманкой?