Джонатан фыркает.

- Ну, что-то подобное я себе и представлял. И он послал тебя? Почему? Он не решается поговорить сам со мной об этом?

- Нет, это не так, - говорю я более агрессивным тоном, чем мне хотелось, потому что он сразу всё принял в штыки. - Это не имеет никакого смысла, ты ведь не слушаешь. Ты каждый раз осуждаешь его сразу же, не дав ему ни малейшего шанса тебе хоть что-то объяснить. Поэтому он попросил меня, чтобы я просила тебя помочь ему.

- Хорошо, - говорит он, и я понимаю, что он имеет обратное в виду. - Мы можем это сократить. Передай ему, что я отказался. Я не потрачу на поместье ни цента и желаю будущему владельцу удачи с этой рухлядью.

Он просто в бешенстве от ярости. Тот факт, что граф хочет восстановить свои отношения с ним таким методом, Джонатан взбешён по новой и находится на грани. Я глубоко вздыхаю.

-  Джонатан, эта рухлядь представляет собой историю твоей семьи. Такая ценность есть не у каждого, ты не должен этим разбрасываться, тем более у тебя есть возможность это сохранить.

- Это не твоя история, тебя это вообще не касается, чем я разбрасываюсь а чем нет. - он качает головой, как-будто он хочет нечто как можно быстрее выкинуть из головы, потом он опять уставился на меня, готовый к нападению. Как тигр, которого загнали в угол. – Почему тебе так важно это дело с моим отцом, Грейс? Почему ты вмешиваешься? Ты не можешь оставить эту тему в покое?

- Нет, не могу. Потому что это не правильно, что ты так отвергаешь своего отца и всё остальное. Он ищет контакт к тебе и ваше общение очень важно. Если ты и тогда не захочешь помочь, хорошо тогда это так. Но ты должен объясниться с ним. Ты должен наконец-то это сделать.

- Я вообще ничего не должен, - говорит Джонатан презрительным голосом. - Что с тобой случилось, Грейс? Мой отец тебе промыл мозги? На чьей стороне ты вообще находишься?

Очень сложно выносить гнев Джонатана. Но я продолжаю смотреть в голубые глаза Джонатана, в которых сейчас бушует шторм, выдерживаю его взгляд.

- На твоей, - говорю я. - Я это делаю не для графа, Джонатан, а для тебя. Потому что то, что ты делаешь не хорошо, эта ненависть ужасна. Она съедает и ломает тебя изнутри.

Джонатан проводит ладонью по волосам.

- Тогда ему снова это удалось, да? Он тебя тоже обработал, так же как и Сару. Бедный старик, которому так было тяжело и вы его ещё жалеете. Ты ничего о нём не знаешь, Грейс. Ты понятия не имеешь, что случилось.

- Знаю! Твой отец мне всё рассказал! - Я делаю шаг в направлении него. Его лицо закаменело. - Он мне рассказал, что случилось тем вечером, когда умерла твоя мать.

Джонатан закрывает глаза и отворачивается, идёт к большому окну, скрещивая руки на груди, уставившись вдаль.

Я подхожу к нему так, насколько это позволяет мне моя смелость, а так как его поза очень отталкивающе действует, я останавливаюсь в полушаге от него.

- Вы никогда об этом не говорили, но вы должны это сделать, если ты хочешь получить шанс пережить это. - я глубоко вздыхаю. - Сделай это для меня, Джонатан. И для своей матери. Она тебя любила и твоего отца тоже. Она не хотела бы, чтобы ты ненавидел его или себя. Это был трагический несчастный случай, никто уже ничего не изменит, но это была не твоя вина.

Он разворачивается, в его глазах теперь только свежая боль.

- Он делал её несчастной, - прорычал он. - Это не могла быть любовь.

Моё сердце застучало быстрее и я смотрю на него. Он не может всё это отпустить, с грустью подумала я. Он слишком цепляется за своё мировоззрение, которое он создал себе в детстве, что облегчало его жизнь. Всё остальное слишком болезненно.

- Нет. Она любила твоего отца, Джонатан. И он её. Несмотря ни на что. Именно так, как я тебя люблю.

- Ты не должна, - говорит он и натягивает пелену на свои глаза, пряча себя от меня, этот взгляд пугает меня, потому что он кажется таким окончательным.

- Почему ты не можешь допустить это, - спрашиваю я уже отчаявшись и сделала последние два шага к нему, положив ладонь на его руку. - Почему ты бежишь от своих чувств? Случившееся ужасно, а ты позволяешь этому управлять твоей жизнью. Ты забыл, о чём твоя сестра пишет докторскую? О цветах любви, Джонатан. У твоих родителей были свои оттенки, чем у других. Но они были интенсивными  и сияющими.

Я хотела бы встряхнуть его, потому что это так больно от его пустого взгляда.

- Для тебя всегда всё черно, не так ли? Ты бежишь от каждого проблеска надежды и отвергаешь её существование в страхе, что разочаруешься сам или разочаруешь ещё кого-либо. Не в этом ли дело? Поэтому ты одеваешься в тёмное, это предупреждение. Обходите меня, тут нет ни света не любви. Ты не понимаешь, что ты себе делаешь. От чего ты отказываешься.

Джонатан тяжело выдыхает, но во взгляде ничего не меняется, становится ещё тяжелее.

- Упоминания любви никогда не было, Грейс. - его броский жест ранит моё сердце. - Я знал. Женщины так быстро становятся сентиментальными. Я не должен был этого допускать. Это было сумасшествие. Сумасшествие и бессмыслица.

Я вздрагиваю, но осмеливаюсь ещё на один заход.

- Джонатан, пожалуйста, подумай об этом. Если ты дашь шанс отцу, то и у нас он будет...

- Нет, - говорит он окончательно. - Я больше не дам отцу шанса, Грейс. Он ни одного не заслужил.

- Ты не готов себе дать шанс? Как и нам?

Джонатан не отвечает, но я вижу ответ в его глазах.

- Если ты не готов к этому, я ухожу, - грожу ему я, а когда я произношу это, то чувствую, с какой серьёзностью говорю.

- Хорошо, иди. Делай как знаешь. - говорит он оживлённо, в эти секунды я смотрю ему в глаза, надеясь увидеть там обратное, сказанное им. Но там ничего нет, только ледяной гнев и отказ. - Значит, мы всё обговорили.

Он поворачивается к окну и смотрит вдаль, находясь вне зоны досягаемости.

Я внутренне застыла, продолжая смотреть на его спину и ощущаю, как осознание, что у нас ничего не получится, во мне с холодом распространится. Вчера во мне была злость, сегодня же только отчаяние.

Ничего не изменилось и ничего не изменится, - подумала я. Джонатан готов дойти со мной только до определённой границы. Он не любит меня, по крайней мере, не достаточно, чтобы изменить своё отношение, признание этого просто разбивает моё сердце. Продолжать больше нет смысла. Этого мало и пришло время признать это.

- Да, - говорю я. - Всё ясно.

Я разворачиваюсь и ухожу именно так, как я ему сказала, но его, похоже, это даже не интересует, ведь когда я поворачиваюсь у двери, он не реагирует и всё ещё стоит спиной ко мне. Поэтому я разворачиваюсь и закрываю за собой дверь.

Даже если Кэтрин и услышала наш разговор, то не показывает этого. Она наверняка видит, что я совсем не хочу говорить об этом, она коротко кивает и поворачивается к монитору, продолжая печатать на клавиатуре.

Я как в трансе иду к лифту, спускаюсь в свой отдел, захожу в свой кабинет и закрываю дверь. Монитор уже чёрный из-за моего долгого отсутствия, я активирую его и всплываю диаграммы, над которыми я работала пока не пришла Энни, а следом позвонил граф.

Я хочу продолжить работу только чтобы заглушить себя, я уставилась на монитор, прокручивая нашу ссору с Джонатаном перед своими глазами пока монитор опять не выключается, чем пугает меня.

Узел в моём желудке сжимается всё сильней, поэтому я подхожу к окну и смотрю на улицу. Всё это - Лондон, мой кабинет, работа в «Хантингтон Венчерс» может существовать только с Джонатаном. Если я уйду из его жизни, то покину и всё остальное, мне нужно будет оставить Лондон и всё, что с ним связано. Но моё глупое сердце не хочет это осознавать, пытаясь найти в нашей ругани хоть один проблеск надежды, что он может передумать. Но не находит. Или?

Я глубоко вздыхаю и хочу отойти к окну, когда подъезжает чёрный лимузин Джонатана. Я затаила дыхание, стою, жду  и вижу, как Джонатан выходит из здания и большими шагами направляется к машине. Стивен уже стоит, открыв шефу дверь, перед тем как он сам сядет. Мгновенье спустя он сидит в машине, которая начинает двигаться, встраиваюсь элегантно в поток машин, исчезая из виду.

Удручённая, я возвращаюсь на свой стул и падаю на него, чувствуя, как мои внутренности сжимаются судорожно. Он уехал, такое ощущение, что я чувствую телесную боль от расставания. Я понятия не имею, куда он уехал и факт того, что я не могу спросить, очень болезненный.

Тебя не касается, что я выбрасываю, а что нет, слышу я снова и снова его слова. Поедет ли он к Юуто и продолжит там, где остановился из-за меня? Я этого не знаю и мне лучше смериться с мыслью, что с этого момента мы пойдём каждый своей дорогой. Теперь мы оба одиноки. Джонатан, вероятно, рад, что больше мне ничего не должен. Так, как он выглядел, говорит о том, что он рад быть свободным. Я чувствую пустоту в себе, как будто от моего сердца оторвали часть, которая отвечала за счастье.

Только сейчас, столько времени спустя слёзы наполняют мои глаза, я пытаюсь сдержать их, ведь я всё ещё в офисе.

Тяжело вздохнув, я сажусь за компьютер и заканчиваю делать диаграммы, которые начала, добавляю их в отчёты и пишу необходимые заметки. Потом я иду в кабинет к Индире Амбанис вкушать последствия, даже если они будут очень болезненными.


Глава 24

- Это здесь?

Таксист указал на белые здания Джонатана городского особняка в Кнайтсбридже. Когда я киваю, он тут же паркуется у входа, я плачу ему. Он выходит вместе со мной, помогая вытащить мой огромный чемодан из багажника, передавая мне ещё пустую сумку, которую Энни смогла мне одолжить.