— Когда мы расстались, я кое с кем переспал.

Его откровение зависает в воздухе между нами на несколько долгих секунд, так ощутимо, почти на физическом уровне. Пока вся тяжесть его слов проникает в меня, каждое слово чувствуется ожогом раскаленного железа.

Я чувствую, как внутри расширяется трещина вместе с тошнотой, медленно прожигающей мое горло. Я не могу смотреть на него сейчас. Даже мысль о нем, разделяющим интимный момент с кем-то еще...

Я закрываю глаза, пытаясь успокоить дрожь, поднимающуюся внутри меня, изо всех сил пытаюсь заглушить все. Я не могу дышать.

И только я хотела преподнести свою голову ему на тарелочке, а тут это.

— И сейчас настало время сказать это мне? Ты мне мстишь? Это ты делаешь? Я спала с Брэдом не для того, чтобы навредить тебе! — я практически кричу. И в ответ на мой тон что-то в нем, поменялось.

Может быть, логика моей точки зрения, осознание того, что он только что выбросил между нами. Выражение раскаяния растянулось на его лице. Впервые в жизни я вижу, как в глазах Дэниела разрастается паника.

— С таким же успехом ты мог просто вспороть мне живот. Это причинило бы меньше боли, — бормочу я, его глаза превращаются в темные драгоценные камни, тревожные и виноватые. Мои глаза жжет, но я сопротивляюсь, собирая всю свою волю, чтобы не выпустить ни единой слезинки. — Она из твоего огромного списка?

Он морщится от такого подлого высказывания. Он вытирает блестящий лоб и потирает глаза, громко вздыхая. Я знаю, что это удар ниже пояса, но сейчас я не в том настроении, чтобы вести себя хорошо, и даже не собираюсь пытаться. Черта с два я буду сейчас следить за своими словами.

— Кто она? — спрашиваю я, сквозь стиснутые зубы.

— Никто.

Я вопросительно поднимаю бровь, мой рот искривляется в издевательском подобии улыбки.

— Я встретил ее в баре.

Я закрываю глаза. Желчная кислота сжигает меня, вяло поднимаясь к горлу. Глубоко внутри интуиция умоляет меня заткнуть ему рот, но я не делаю этого, будто у меня есть нерациональная тяга к предстоящему мучению.

Ты выполняешь изумительную работу, Дэниел, роешь могилу для нас обоих.

— Я был пьян в стельку, Хейлз. Я не мог отличить, где право, а где лево.

Никакие обстоятельства не послужат для меня оправданием.

Он правильно делает, что не пытается приблизиться ко мне.

— Хотя ты был в состоянии использовать свои другие части тела?

Он делает глубокий вдох раскаяния, прищурившись, смотрит на меня встревоженным взглядом.

— Где ты…? — я не могу заставить себя назвать само действие. Даже мысль об этом выдирает маленькие кусочки из моего живота.

— В спальне, — он указывает в нужную часть дома подбородком, а его ответ высасывает весь оставшийся воздух из моих легких.

Та, в которой я только что спала. Мощь его слов, как провод на моей шее, затягивающаяся с каждым произносимым им слогом.

— Ты целовал ее? — его взгляд удивленно устремляется ко мне из-под наморщенного лба, пытаясь понять, что означает мой вопрос.

— Целовал или нет? — кричу я. Его слова со дня нашего знакомства рикошетят в моей голове: «Я не целуюсь, потому что не хочу этого делать».

— Хейлз, пожалуйста, ты можешь перестать повышать голос? — тихо спрашивает он. Я вижу его попытки оставаться спокойным, но его выдают сжимающиеся челюсти.

— Ну, что я могу сказать? Ты просто выявляешь все лучшее во мне, — ехидно говорю я. — Целовал или нет? — я чувствую хватку в своей груди.

Он не отвечает, но его глаза и молчание говорят за него. Вот он ответ, на его лице, и это удар прямо в центр живота.

— Я был зол. Я думал, ты ушла навсегда. Мне было так больно. Я думал, что это как-то облегчит боль, — он делает глубокий вдох. — Это казалось возмездием, — устало бормочет он.

— Ну, это, и на самом деле, больно. Ты проделал отличную работу. Чертовски суперуспешную, — мой голос вырывается с явным горьким презрением.

— Не говори так, — он делает нерешительный шаг ко мне.

— Не надо, — говорю я гневно, мои глаза мечут молнии. — Не надо, — вздыхаю сдавленным шепотом, у меня не получается наполнить слова силой.

Он смотрит на меня затравленным взглядом, проигравшим и разрушенным.

— Что ты хочешь сказать, Хейлз?

— Ты действительно хочешь моего импульсивного ответа сейчас, Дэниел? — бросаю я, мое лицо пылает яростью. Мое сердце болит, будто его сжимают в каком-то средневековом орудии для пыток. — Я не могу здесь находиться сейчас. Не могу быть рядом с тобой. Не могу спать в твоей кровати! — говорю я с отвращением.

­­Я не могу даже смотреть на тебя.

— Мне нужно побыть одной и подумать, иначе я сделаю что-нибудь, о чем мы оба будем сожалеть. Я, в отличие от тебя, не поступаю импульсивно, Дэниел.

Он кивает, отлично зная, о чем я говорю, ведь это он предположил худшее, когда мой разговор с Ташей был опубликован подслушавшим репортером, и порвал со мной. Он тянется к моей руке, но я отдергиваю ее. Наши пальцы касаются друг друга, когда мы разрываем контакт, для меня это, как мозоль. Мой срыв уже близок, просто ждет выстрела стартового пистолета.

— Я могу сделать что-нибудь, чтобы помочь? Я сделаю все, что угодно! Я. Не. Потеряю. Тебя. Снова, — он отрывисто произнес каждое слово.

Я чувствую, насколько ему хочется подойти ко мне ближе, но он терпит. Мое горло продолжает сжиматься, но я сдерживаю слезы. Не могу больше плакать.

Как я могу на это ответить? Как я могу понять, что правильно, когда его присутствие затмевает мои мысли? Уйди сейчас, Хейлз. Просто уйди.

— Не уходи, — говорит он, будто у него есть прямая связь с моими глубочайшими мыслями. — Я буду спать на диване, в гостевом доме, просто, пожалуйста, успокойся, — он почти умоляет меня. На секунду меня накрывает. Дэниел, которого я знаю, никогда не умоляет.

— Успокоиться? — мои слова пропитаны ядом. — Я не могу быть рядом с тобой сейчас, Дэниел!

И я даже не могу пойти в свой чертов дом, если задуматься. Уже слишком поздно, и я не очень хочу быть сейчас с Яном или Ташей. Я не хочу обсуждать причины своей добровольной ссылки с кем бы то ни было. Мне нужно побыть одной.

— Хочешь, я забронирую тебе номер где-нибудь? — предлагает Дэниел в качестве компромисса.

По крайней мере, кажется, он понимает серьезность моего решения. Мои глаза стреляют на него, и самым спокойным и тусклым голосом я отвечаю:

— Даже не смей. Я не хочу, чтобы ты что-то для меня делал, — я многозначительно смотрю на него. — Ты достаточно сделал!

И когда я начинаю звонить, искать отели недалеко от работы, я слышу, как он устало бормочет:

— То, что ты уходишь — предсказуемо.

Мои глаза пылают от ярости. Я могла бы придушить его прямо сейчас.

— Может, то, что ты облажался — это предсказуемо, — возражаю я, и бросаю в него уничтожающий взгляд через плечо, продолжая складывать одежду в чемодан. Мой телефон все еще зажат между плечом и ухом.

Он уходит.

Пока я подтверждаю бронь в «Ритц», Дэниел возвращается в комнату. Вдобавок к моему растущему раздражению, в городе практически нет свободных номеров из-за какой-то международной медицинской конференции. Снова «Ритц»? Какое завершение ночи… Мрачная ирония не ускользает от меня. Потихоньку подходя ближе ко мне, Дэниел, в итоге, сидится рядом с моим чемоданом. Он хватает меня за руку и тянет так, что я оказываюсь прямо перед ним.

— Посмотри на меня, Хейлз, — его голос наполнен тревогой. Я смещаю взгляд, чтобы посмотреть на него, впиваясь зубами в губы от раздражения.

— Что? — огрызаюсь я.

— Хейлз, мы расстались. Я думал, ты никогда не передумаешь. Я был сломлен. Мысль о том, что я потерял тебя, разрушала меня. Я был огорчен, мне было больно, я был пьян и, да, действовал импульсивно, не думая по-настоящему, или думал о мести. В тот момент, казалось, что это поможет мне чувствовать себя лучше, — конец предложения угасает, будто он пытается одолеть мою враждебность. Я отвечаю на его взгляд смесью гнева и отвращения.

— Это ничего не значило. Я начал сожалеть об этом уже во время действия, — горькое отвращение, наконец, останавливается у меня во рту, когда «это действие» появляется перед глазами, благодаря ему. С трудом сглатываю. — Я знаю, об этом не просто забыть, но мы тогда не были вместе. Это ничего не значило. Если бы мог, я бы вернулся и все исправил, — он вздыхает, почти пораженно.

Я стою молча, прикусив до боли свои губы. Слезы начинают собираться в уголках глаз, но я смаргиваю их прочь.

— Все о чем я прошу, это, пожалуйста, не уходи надолго, и, Хейлз… — большим пальцем он потирает мои костяшки, дрожь проходит сквозь меня, дрожь грусти, смешанной с гневом.

Зачем он пошел и сделал это? Я не хочу уходить. Я хочу свернуться калачиком, чтобы он обнял меня, заставив все это исчезнуть, сказал мне, что это все очень плохая шутка. Но я очень хорошо знаю, когда проснется логика, и когда смогу ясно все обдумать, я захочу быть подальше от него.

— Я подумаю об этом. Просто отпусти меня сейчас, — мой тихий голос, вдобавок к явному сарказму, наполнен раздражением, обидой и чувством горькой потери. Мы только сошлись снова. Наконец, я чувствовала себя комфортно, и что, может быть, у нас все будет хорошо.

— Почему мне кажется, что ты действительно уходишь? — спрашивает он, провожая меня к двери, держась за стены.

— Потому что я выхожу из этого дома, — говорю я. Я хочу сказать: «Мне нужно время вдали от тебя, мне нужно подумать, мне нужно побыть одной», но я молчу. Я не хочу, чтобы ему было легче, и давать ему надежду.

Зачем это мне? Может, если я не скажу ему, он почувствует хотя бы часть той боли, которую я чувствую прямо сейчас — боль и предательство. Я не помогу ему. Он этого не заслуживает.