На мне черные джинсы, такая же футболка и бейсболка, и я благодарю бога за то, что опухоль на моем лице спала, а ссадины начинают бледнеть. Определенно, выгляжу я не лучшим образом, но хотя бы не напугаю ее при встрече.

— Ладно, вперед, — заявляю я, присоединившись к нему на лестнице. — Наслаждайся жизнью Мэддена Декера. Я сообщу, когда забронирую обратный билет.

Удивляя, Истон крепко, по-братски обнимает меня и бьет кулаком по спине:

— Будь осторожен, брат. Я знаю, что ты крут и все такое, но не забывай подумать, прежде чем что-нибудь сказать или сделать. Этот парень долбанный опасный чувак.

Я обнимаю его в ответ, надеясь, что это не в последний раз, но сознавая насколько это реально. Никому из нас не известно, что меня ожидает, когда я сойду с трапа самолета в Рено, но это шанс, и я твердо намерен им воспользоваться.

Осторожно, чтобы его не заметил через незанавешенные окна Ланс, Истон скрывается в моей комнате. Он останется здесь до моего возвращения, и весь уикенд будет притворяться мной. Провести его этим утром тайком из внедорожника Джей было нетрудно: пока я, отвлекая внимание федерального агента, подошел к его посту, чтобы сообщить, кто такая Джей и что она приехала ко мне позавтракать, сама Джей в это время подъехала к дому с обратной стороны прямо к дверям гаража.

Пробраться из дома в ее машину будет гораздо сложнее. Истон уже не может выйти в качестве отвлекающего маневра, потому что Ланс естественно понятия не имеет, что он здесь, поэтому Джей с важным видом неторопливо подходит к федеральному внедорожнику и засыпает агента кучей разнообразных вопросов, а в это время я делаю сумасшедший рывок к задней двери. Я ныряю в машину и, быстро закрывая за собой дверь, лишь молюсь, чтобы все сработало.

Проходит пять мучительных минут, прежде чем автомобильная дверь открывается, и подруга Блейк проскальзывает на водительское место. Спокойная, как удав. Как будто она понятия не имеет, что я, скрючившись, лежу на полу перед задним сидением ее «инфинити».

По крайней мере, две мили никто из нас не произносит ни слова, пока, наконец, убедившись, что ее никто не преследует, Джей облегченно не выдыхает:

— Окей, кажется, пронесло, — бормочет она, делая большой глоток воды из стоящей в держателе бутылки. — Я скажу тебе, когда сверну на аэропорт. Тогда ты переберешься сюда, будто обычный пассажир, выходящий из машины у зоны вылета.

— Звучит заманчиво, — отвечаю я, прислонив голову к двери, закрываю глаза и сосредотачиваюсь на мерном шуме резины об асфальт.

С того вечера я совсем свихнулся. К черту работу. Как-то раз я попытался, но сделал ошибку, открыв ящик стола. В ту же секунду, когда я увидел спрятанную в глубине фотографию Блейк, я вышел из себя. Я метался по кабинету, как мечется в клетке дикий зверь, и разгромил почти всю комнату, мой гнев не знал пощады.

После этого эпизода мы с Истоном согласились, что до отъезда мне лучше оставаться дома. Но и дома было не лучше. Так как ребра у меня до сих пор болели, я не мог снимать напряжение в зале. Я даже пытался дрочить по утрам в душе, но это лишь усиливало мою не находящую выхода боль. Я чувствовал, что Блейк ускользала от меня все дальше и дальше.

По ночам я без сна лежал в гостевой спальне и таращился в потолок, проигрывая все возможные сценарии того, что может со мной случиться во время поездки. Меня может задержать Управление транспортной безопасности, ФБР или Служба маршалов США за использование фальшивого удостоверения, что само по себе является уголовно-наказуемым преступлением с реальным тюремным сроком. Эта поездка может оказаться ловушкой, чтобы взять меня в заложники, пытать, чтобы добыть информацию или чтобы убить. Я могу обнаружить, что они жестоко обращаются с Блейк. И это единственное, что выводит меня из себя. От чего мне физически плохо.

Мысль о моих страданиях в обмен на то, чтобы ее увидеть, ничто по сравнению с вероятностью стать свидетелем того, как над нею издеваются. Бьют. Мучают. Унижают. Я, наверное, умру, если увижу такое, и реально молюсь, чтобы я ошибался. Кажется, у Рейза к ней слабость, и если правда то, что он утверждает, что делает это для Блейк, а я нутром чую, что это так, сомневаюсь, чтобы он позволил кому-нибудь плохо с ней обращаться. Но опять же, он русский гангстер и обучен убивать, поэтому он запросто может врать мне, потому что уверен, ложь — его вторая натура. Самое главное в этой дерьмовой ситуации — сохранять оптимизм.

Спустя примерно час или около того с тех пор, как мы покинули мой дом, Джей, привлекая мое внимание, стучит по своему подголовнику.

— Мы будем на месте примерно через пять минут, — объявляет она. — Вылезай оттуда.

Мысленно благодаря бога, я выпрямляюсь, переползаю через центральную консоль и проскальзываю на сидение, пристегивая ремень безопасности, несмотря на то, что мы уже почти приехали. Мне не хочется давать полиции лишний повод нас останавливать.

Она сворачивает к зоне высадки и останавливает машину. Хотя мы с Джей и не очень хорошо знакомы, я знаю, что она — одна из немногих друзей Блейк и что ей не все равно, и, чтобы эта поездка состоялась, она рискует собственной головой. Я с признательностью ей улыбаюсь.

— Джей, не знаю, как тебя отблагодарить. Я тебе напишу, как только узнаю, каким рейсом полечу назад.

— Буду ждать тебя, Истон, — поддразнивая, напоминает она мне имя, ставшее моим на бог знает какое время. — Удачи, и привези нашу девочку домой.

Я выскакиваю из машины прямо на бордюр и, последний раз помахав ей рукой, вижу, как ее автомобиль вливается в интенсивный трафик Лос-Анджелеса. Повернувшись на пятках, я натягиваю пониже на нос бейсболку и шагаю внутрь. Пока все спокойно.


***


Аэропорт Рено-Тахо оказался гораздо меньше, чем я ожидал. И гораздо старее. Думаю, я считал, что он будет похож на Вегасский, но, проходя от ворот к стоянке автобусов, понял, что заблуждался. Древняя мебель, забавный душок, висящий в воздухе, несколько замеченных мною работников, отнюдь не спешащих тебе на помощь по первому зову, все выглядело настолько тусклым и обветшалым, что казалось, будто я смотрю через мутный, пожелтевший объектив. Как во второсортных фильмах восьмидесятых годов.

И это не говоря о возрасте пассажиров. По крайней мере, семьдесят процентов людей, мимо которых я проходил, уже вышли на пенсию. Я даже заметил шесть или семь человек с кислородными баллонами. Вот тогда я и узнал запах: это был запах дома престарелых.

Быстро выбравшись наружу на свежий воздух, я надеюсь, что мне не придется долго ждать нужный автобус. Онлайн-табло показывает, что следующий отправится в одиннадцать тридцать, но сноска внизу сообщает, что в связи с погодными условиями и загруженностью дорог отклонения от расписания могу составлять до одного часа. Мне меньше всего хочется болтаться целых час на рассохшейся деревянной скамейке под стенами самого депрессивного аэропорта в стране. И к счастью, когда я подхожу к автобусной стоянке, то сразу же замечаю свой, на котором написано «Траки, Калифорния». Туда-то мне и надо.

Сев в одиночестве на заднем ряду, я, прижавшись козырьком бейсболки к окну, вполуха слушаю играющую в наушниках музыку, но, главным образом, стараюсь запомнить любой знак или ориентир, мимо которого мы проезжаем. Если мне вдруг придется искать дорогу обратно, я хочу иметь как можно больше информации.

Едва минуло двенадцать тридцать, когда автобус, несколько раз дернувшись, подвозит нас к последней остановке, тормозя прямо напротив крошечной автостанции. Мы все поднимаемся и, начиная с первых рядов, выходим, и к тому времени, когда я в два больших шага спрыгиваю на забетонированную площадку, у меня безостановочно стучат зубы и нервы на пределе. Я почти на месте.

Как и было велено, я иду пешком два квартала на север по направлению к знаменитым золотым, воспарившим высоко в небо аркам. Когда подошвы моих ботинок ступают на щебенку парковки, я замедляю ход и всматриваюсь в окружающие меня машины. Поначалу я не замечаю старый сине-белый «форд», который, как мне сказали, должен быть здесь, но едва сворачиваю за угол этого ресторана быстрого питания, как сразу вижу припаркованный рядом с мусорным баком пикап.

Отбросив все страхи, я опускаю подбородок к груди и как можно более незаметно направляюсь к пассажирскому сидению. Берусь за ручку, открываю дверь, буквально затаскивая себя внутрь, пока не успел передумать. И только тогда поворачиваюсь, чтобы взглянуть на похитителя моей девушки. Лицом к лицу. Как мужчина с мужчиной.

У него, наверное, самая пугающая внешность, которую я когда-либо в жизни встречал. Как будто одной огромной фигуры не достаточно, неоднократно сломанный нос и отвратительный зубчатый шрам, тянущийся по щеке, завершают дело.

— Декер, — кивает он, прогрохотав мое имя.

— Рейз, — отвечаю я, молясь, чтобы он не заметил дрожь в моем голосе.

Затем, не произнеся больше ни слова, он поворачивает ключ зажигания, возвращая к жизни мотор. Мы трогаемся.

Проехав около десяти минут, он прерывает молчание.

— Как только мы выедем из города, я съеду на обочину и до конца поездки завяжу тебе глаза. По очевидным причинам мне не хочется, чтобы ты знал, куда мы направляемся. Тебе и так уже слишком многое известно. Я не буду связывать тебя по рукам и ногам, если только ты не дашь мне для этого повода. Мне хочется, чтобы все прошло как можно более гладко. Кроме меня, тебя и Блейк больше никого не будет в конечной точке нашего путешествия, но чтобы быть уверенным, что никто неожиданно не появится, пока вы будете вместе, я буду стоять на страже снаружи. Понял?

Я киваю, не сводя глаз с дороги передо мной.

— Сколько у меня времени?

— Одна ночь. Мы уедем утром до рассвета, я отвезу тебя обратно к Макдональдсу, и ты уедешь отсюда так же, как приехал.