Обнаров внимательно смотрел на ребенка. Суждения сына были настолько взрослыми и точными, что становилось не по себе.

– Я тут предпринял кое-что… – продолжал сын. – Но это оказалось полной шнягой.

– Егор, ты же знаешь, я против таких слов!

– Забей! Несколько дней назад я гулял в парке с тетей Женей. Представляешь, вдруг мне показалось, что я увидел маму!

– Что?

– Да, папа! Я выслеживал ее два дня. Мне нужно было увидеть ее опять и успеть, чтобы она не села в автобус и не уехала. Она шла по аллее к автобусной остановке, точно такая, как на фотографии! Я окрикнул ее. Я побежал за ней.

– И что? – холодно спросил Обнаров.

– Когда я догнал ее, она обернулась. Я увидел…

– Это была не она.

Сын кивнул.

– Тогда я понял, как тяжело тебе. Я же маму не помню, а ты помнишь. От разочарования я даже заплакал. А я редко плачу. Ты знаешь.

Сын притих, что-то внимательно разглядывая в чашке.

– Какой-то не утренний у нас с тобой разговор, Егор. Жизнь продолжается! Смотри-ка, солнце светит, что редко для Питера. Наверное, в честь нашего приезда старается. На дворе роскошная золотая осень. У нас нет причин для огорчений! Давай-ка, Бармалеище, марш зубы чистить! Пора одеваться.

Парк был как раз по дороге на телецентр. На тротуаре, ведущем к автобусной остановке, он увидел ее.

Она шла, плавно, легко ступая, точно не касаясь земли. В ее длинных пепельных волосах струился ветер. Голова была чуть запрокинута вверх, лицом к солнцу. Подчиняясь скорее порыву, чем разуму, Обнаров резко вжал в пол педаль тормоза и, бросив машину посреди шоссе, бегом пустился вдогонку.

– Тая!!! – что было сил крикнул он.

Он рванул ее за плечо, развернул.

– Простите, – поспешно добавил он, отступая на шаг. – Простите…

Обнаров стоял посреди тротуара и тупо смотрел на асфальт под ногами, по которому ветер гнал опавшие желтые листья клена.

– Пап, я же говорил тебе, это – не она.

Сын встал рядом.

– Какого… Какого дьявола ты вылез из машины?! Ты посмотри, движение какое! – заорал Обнаров.

Сын взял его за руку, потянул назад.

– Пойдем, пап. Ты на передачу опоздаешь. Пойдем, забудь…


Подперев кулачком щеку, Егор сидел за столиком служебного кафе телецентра и смотрел в окно.

– Мальчик, ты откуда здесь взялся? Уже час сидишь, – дородная официантка с подносом грязной посуды в руках возвышалась над Егором.

Мальчуган обернулся, вынул из ушей наушники.

– Простите, вы мне что-то сказали?

– Я спросила, чего ты тут сидишь? Уже час сидишь. Ты откуда взялся?

– Я папу жду и аудиоспектакль слушаю.

Официантка покосилась на ребенка.

– Здесь тебе не зал ожидания. К папе иди. Только столик занимаешь. Видишь, людям сесть негде.

Мальчуган посмотрел на переполненный зал кафе.

– Я понимаю, – кивнул он. – Из-за меня вы с этого столика денег не получаете. Я куплю ананасовый сок и мороженое. Так можно ждать папу?

Официантка усмехнулась.

– Грамотный какой! Так можно. Деньги-то есть?

– Папа мне оставил карточку. Только чек дайте, пожалуйста. Я папе покажу. Можете присчитать чаевые – двадцать процентов. И еще. Черный горький шоколад, пожалуйста. Это для папы.

Буфетчица покачала головой.

– Вот дети пошли! Еще сопли зеленые, а уже на чай дают!

Она взяла кредитку и колыхаясь исчезла за барной стойкой. Через пару минут она принесла мороженое, стакан сока и шоколадку, протянула Егору кредитку и чек.

– Не потеряй.

– Спасибо. Не потеряю.

Не спеша Егор съел мороженое, выпил сок, а потом заскучал. Сидеть в кафе ему надоело, аудиоспектакль он прослушал весь. Поразмышляв над ситуацией, он решил, что восьмую студию, где был отец, найти очень даже просто.

Он вышел из кафе и пошел по длинному нескончаемому коридору со множеством дверей, старательно пытаясь отыскать на них цифру 8, которую знал. Вообще, он знал все буквы и все цифры. Даже читал, правда, пока, не совсем бойко.

«Тетя Женя, не переусердствуете? Он же еще маленький. Я вот в школу пошел – ни буков, ни цифр не знал», – говорил Обнаров выполнявшей роль няньки Егора Евгении Антоновне Галимской, бывшей школьной учительнице. «Что вы, Костенька! Когда это было! Сейчас же программы другие. В первом классе дети уже вовсю и пишут, и читают!» – отвечала та. «Ну-ну. Только грамотностью наша молодежь что-то не блещет…» – скептически замечал Обнаров, но занятиям не препятствовал.

– Простите, пожалуйста, вы не подскажете мне, где найти восьмую студию? – спросил Егор у бежавшей мимо со стопкой бумаг в руках женщины.

– Четвертый этаж, – не глядя на него, ответила та и скрылась за ближайшей дверью.

– Спасибо, – крикнул Егор ей вслед и пошел к лифту.

Лифт ожидало трое мужчин. Один из них был важный господин, одетый в черный деловой костюм и белую рубашку с галстуком. Он стоял к лифту ближе всех. Остальные двое были помоложе и одеты просто, как и большинство в телецентре, в джинсы и неброские толстовки.

– Простите, вы наверх? – спросил Егор.

Мужчины кивнули.

В лифте важный господин спросил:

– Кому куда? Мне на третий.

– А мы выше, – сказали остальные двое.

– И я выше, – сказал Егор.

– Это кто же у нас детей с собой на работу таскает, а? Был же приказ! – сказал важный господин, обращаясь к Егору, когда двери лифта закрылись.

Егор невозмутимо поправил в ушах наушники и выжидающе посмотрел на двери.

– Мальчик, я к тебе обращаюсь. Как твоя фамилия?

Егор продолжал делать вид, что не слышит.

Важный господин взял его за плечо, тряхнул.

– Я к тебе обращаюсь!

– Ваш третий этаж, – сказал Егор.

– Невежливый мальчик. А ну пойдем со мной! Развели детский сад!

Важный господин взял Егора за руку, но тот резко рванулся вперед и побежал по коридору.

– Стой! Вернись, я тебе сказал! – неслось вслед, но все призывы были тщетны.

По лестнице, запыхавшись, он взбежал на четвертый этаж и сразу увидел отца.

Обнаров разговаривал в коридоре с похожей на мальчика-подростка блондинкой.

– …А вообще, ни один здравомыслящий актер не будет рассказывать вам о том, как он готовился к роли. Важен результат. Кино. Понимаете? Ты можешь всю жизнь готовиться, но у тебя ничего не получится. И наоборот.

– Костя, я в восхищении! Вы удивительно хороший собеседник и потрясающе обаятельный и умный мужчина! – восклицала блондинка.

– Почти эпитафия. Дайте пожить, – отвечал ей Обнаров, добродушно улыбаясь.

Блондинка коснулась его руки, чуть выше локтя, смущенно улыбнулась.

– Я от чистого сердца. Я просто попала под обаяние вашей личности, – она кокетливо поправила волосы, демонстративно обнажив запястье. – Вообще, у меня есть мечта. Я хотела бы написать о вас книгу.

Обнаров вскинул руки, точно защищаясь.

– Костя, но это же так естественно! Вы интересны, вы столько успели, вы… – убрав руку от волос, она провела пальцами по шее и груди.

«Фэйс у нее противный, хитрый. Как папа ее терпит?» – подумал Егор, наблюдая исподтишка из-за дверей лестничной площадки.

– Я не готов сейчас обсуждать задумку с книгой. Простите.

Блондинка взяла Обнарова под руку и, чуть поглаживая его руку, произнесла:

– Мне нужно, чтобы вы уделили мне всего-то неделю. Я могла бы приехать к вам домой или на дачу. Беседы я запишу на диктофон. Это не займет у вас много времени.

«Папа, она нам не нужна. Пошли ее! Ну же!» – сжав кулачки, прошептал Егор.

– Видите ли, Ирина… – Обнаров коснулся кончиками пальцев щеки блондинки, лукаво улыбнулся.

Она, лаская, накрыла его руку своей.

Егор рванулся из укрытия и побежал к отцу.

– Папа! Нам пора ехать! – строго сказал он и, обращаясь к Ирине, добавил: – Вам не идет эта косметика. У вас губы как у вурдалака, а глаза как у дохлой рыбы. Бюста нет, попы нет. И вообще, вы похожи на мальчишку, а не на женщину!

– Вот это да! – всплеснула руками та.

– Это мой сын. Извините его, Ира. Егор, ты как мужчина просто обязан принести извинения Ирине Николаевне. Твои ассоциации непозволительны и обидны. В силу возраста ты этого не понимаешь.

– Извините за правду, – невозмутимо сказал Егор и, дернув отца за руку, сказал: – Идем!

– Я должен закончить разговор. Погоди минутку.

– Раз так, я жду тебя внизу.

В холле первого этажа он столкнулся со все тем же важным господином.

– Ага! На ловца и зверь бежит! – потирая руки, сказал тот.

– Возьмите, вам это нужно. Может, подобреете! – и рассерженный Егор запихнул-таки в карман костюма важного господина шоколадку, приобретенную для папы.


– Рассказывай. Что это было? – спросил Обнаров, когда, преодолев городские пробки, они, наконец, вырвались загород.

Егор молчал. Он молчал, с того самого момента, как высказался в коридоре четвертого этажа телецентра.

Обнаров смотрел на ребенка в зеркало заднего вида, а тот, точно не слыша отца, глядел в окно.

– Понимаешь, Егор, не всегда нужно говорить то, что думаешь. Иногда правда обижает. А ты сегодня обидел человека. Говорить женщине о недостатках ее внешности нельзя. Это жестоко. Как бы там ни было, каждая женщина считает себя лучше остальных женщин, то есть самой красивой. С этим нужно считаться.

– Драная кошка. Неужели тебе такие нравятся? – выпалил Егор.

– Вот в чем дело! – Обнаров улыбнулся. – Нет. Не нравятся. Я просто пытался быть любезным. Понимаешь, мы связаны работой. Ира – хороший журналист. Ядовитый! – Обнаров усмехнулся, точно что-то припомнив. – Таких полезно держать на своей стороне.

– Да она же просто крутила перед тобою задницей!

– Выбирай выражения, сын!

– Она не похожа на маму! У нее глаза злые! Я ненавижу таких теток, они детей не любят!

Обнаров вздохнул. Он уже давно заметил, как остро Егор реагирует на тех женщин, с которыми ему приходится общаться. Любое, даже самое безобидное общение его с женским полом сын всегда воспринимал в штыки.