– Может, водички? У меня минералочка есть, – участливо встрял Желтков, дыша в лицо Тае перегаром.

– Вы в меня въехали… – не то подытожила, не то спросила она. – Если что-то случится с ребенком, я убью вас! Я просто растерзаю вас! Разорву на клочки! Вас, алкашей, убивать надо! Чтобы не было! Вы людям жизни калечите!!! Твари!!! Твари!!! Ой, мамочки! Господи, да, что же это такое?! А-а-а-а!!! – закричала она от неожиданного, резкого приступа боли в низу живота.

Боль в животе становилась все нестерпимей. Она не проходила. Лежа на разложенном водительском сиденье «Ниссана», Тая корчилась и стонала. Дыхание стало хриплым, тяжелым, сердце билось через раз. В ушах стоял дребезжащий звон, кружилась голова, ком тошноты то и дело подступал к горлу. Новый приступ боли, и она завалилась на бок, запрокинув голову, жадно ловя ртом воздух. Рядом с машиной беспомощно переминались с ноги на ногу, нервно курили двое мужчин.

Пронзительная боль, как вспышка. Все приближающийся вой сирены «скорой». Покачивающийся, плавающий, звучащий морзянкой, летящий под гору мир. И тишина. Время точно остановилось.

Время вновь начало отсчет, когда что-то больно укололо руку. Потом стало полегче дышать, сердце теперь билось легко и часто. Она открыла глаза. К ней склонился одетый во все зеленое врач. Он снял стерильную маску с лица, и она осталась болтаться на его правом ухе.

– Николай Алексеевич…

– Просто великолепно! Сознание не спутано. Не волнуйтесь, голубушка. Плакать перестаньте. Все хорошо. Мужу вашему мы сейчас позвоним. Зоенька, – сказал он бывшей рядом с Таей медсестре, – мы здесь управимся. Займитесь. Только помягче, голубушка. Мужа зовут Константин Сергеевич. Поняли?

– Да, Николай Алексеевич.

– Дозвонитесь, дайте знать. Когда приедет, окажите особо теплый прием. Подчеркиваю, особо теплый!

Тая обернулась, попыталась рассмотреть, куда ушел Сабуров. Но вместо него в правом углу увидела двух, закутанных во все зеленое врачей, при помощи медсестры надевающих стерильные перчатки. Заметив ее испуганный взгляд, один из них улыбнулся одними глазами и голосом Сабурова произнес: «Симочка, мы готовы. Таисия Андреевна, засыпайте».

Тая насторожилась. Почему-то не было боли. Тело становилось все невесомее и легче. Женщина-анестезиолог склонилась над ней, что-то спросила. Сил и желания отвечать не было. Глаза закрылись. Голову сдавило точно стальным обручем. Тае показалось, что на огромной скорости она катится куда-то вниз. Дух захватило. Чтобы не упасть, она вцепилась пальцами в края операционного стола, на котором лежала, и разом все, и мысли и ощущения – абсолютно все, – исчезло.


Обнаров прошел таможенный контроль и теперь, стоя у выхода, внимательно следил за подъезжающими машинами. Он ждал ее, то и дело поглядывал на часы, и казнил себя за нетерпение.

– Костя, может, подвезу? Я на машине.

Обнаров обернулся, радушно протянул Шалобасову руку.

– Видишь, Андрюха, сегодня опять с тобой летел.

– Мне доложили.

– Извините, пожалуйста, – девушка робко протянула блокнот. – Константин Сергеевич, можно автограф?

Обнаров глянул на Шалобасова, потом на девушку.

– Извини, Андрей. Это недолго.

И уже быстрой скороговоркой девушке:

– Как зовут?

– Оля.

Он взял блокнот, ручку и размашисто написал: «Ольга, удачи, счастья и любви Вам! С уважением…» И расписался. Затем он вернул блокнот и ручку девушке, коротко поблагодарил, и чуть смущенно посмотрел на Шалобасова.

– Кайфовая у тебя жизнь, я погляжу!

– А-то… Так, подожди, Андрей. Что ты мне говорил до того, как…

Обнаров вдруг запнулся, побледнел. Холодный пот бисеринками выступил на лбу.

– Костя, ты чего?

– Погоди, Андрюха. Сам не пойму. Худо мне что-то.

– Сердце?

– Нет. Накатило. Ни с того ни с сего.

– У тебя телефон в кармане звонит.

Неверной рукой Обнаров нащупал телефон, достал его. Номер был незнакомым.

– С Таей что-то. Я чувствую! – опасаясь упасть, он ухватился за рукав кителя Шалобасова, выдохнул: – Обнаров. Слушаю.

Разговор был недолгим.

– Да, я понял. Понял! Я буду сейчас! – тихо, но твердо сказал Обнаров. – Андрюха, извини. Я тебе позвоню, – монотонно произнес он и пошел на улицу.

Шалобасов подхватил забытую Обнаровым дорожную сумку и устремился следом.

– Костя, стой! Я сам отвезу тебя. Поехали!

Шалобасов взял его под руку и повел к своей машине. Обнаров не возражал, он просто тупо шел рядом, не замечая ни людей, то и дело таранивших его в спешке, ни дороги. Когда Шалобасов запустил мотор и вырулил со стоянки, Обнаров очень тихо попросил:

– Отвези меня на Березовскую. Это рядом с Ярославкой. Жена в ДТП попала. Роды начались.


В комнате для гостей частной гинекологической клиники «Мать и дитя» они сидели уже час. Напротив, на низеньком стеклянном столике лежали журналы, стоял кофе, а рядом всевозможные сладости. Чашка кофе, стоявшая напротив Обнарова, была нетронутой. Сам он вот уже почти час неподвижно сидел в массивном кожаном кресле и рассеянно смотрел в окно.

– Доктор! – говорил Обнаров в приемном покое дежурному врачу. – Может быть, врачи какие-то нужны или аппаратура? Вы скажите. Я все достану! Может быть, кровь нужна? У нас одна группа и резус-фактор одинаковый!

Но дежурный врач Марэн Михайлович Мартиньсон заверил, что в клинике есть все необходимое, что нужно просто подождать. И он ждал. Ждал уже почти час. Сил ждать уже не было.

– Нет, это невыносимо! – Обнаров резко встал и пошел в приемный покой.

– Костя, стой! Мы с тобой рожать не умеем. Мы ничем не поможем. Нам нужно просто подождать. Это же природа. Природу не поторопишь, – говорил ему шедший следом Шалобасов. – У меня Ленка первого двенадцать часов рожала, второго – восемь. А ты очень быстро хочешь!

Обнаров остановился, обернулся к Шалобасову и, стараясь сдерживаться, сказал:

– Сейчас меня не трогай. Хорошо? Иди кофе пей. Зоенька, – обратился он к медсестре, – сделайте, пожалуйста, Андрею Валентиновичу кофе. И покрепче! Можно с коньяком или спиртом! По вашему вкусу. А можно коньяк или спирт вообще без кофе! А мне покажите, где у вас находится дежурный врач.

Медсестра подала Обнарову бахилы и халат.

– Надевайте, Константин Сергеевич. Я провожу вас.

– Костя, перестань метаться!

Шалобасов больно сжал его плечо.

– Ты не понимаешь, Андрей! Это я ей подарил эту машину. Подарил, чтобы не напрягать себя любимого. Я знал, что она плохо водит, что мало опыта. Но мне было плевать! Мне было удобно! Ты это понимаешь?! Удобно! А теперь из-за собственного эгоизма и долбо. ства я могу потерять и жену, и ребенка!!! И ты хочешь, чтобы я спокойно сидел и ждал?!!

Шалобасов тряхнул его за плечи, пристально глянул в глаза, с нажимом произнес:

– Все будет хорошо.

Обнаров отстранился и пошел следом за медсестрой по длинному, ярко освещенному коридору.


– Не надо так волноваться, Константин Сергеевич! На вас больно смотреть! – говорил Обнарову дежурный врач Марэн Михайлович Мартиньсон. – Хотите курить? Курите… – Он пододвинул Обнарову пепельницу. – Может быть, коньячку? Рюмочку для снятия стресса. Как?

– Нет, спасибо. Я просил бы вас пойти и узнать, что с моей женой и ребенком. Немедленно! Я плачу клинике слишком большие деньги не за то, чтобы меня кормили общими фразами типа «Идет операция».

– Хорошо! – легко согласился доктор.

– Я пойду с вами и подожду вас у операционной.

– Это лишнее, Константин Сергеевич. В операционный блок нельзя посторонним.

– А кому я посторонний? Жене? Или вам за свои же «бабки»?

Обнаров поднялся, распахнул перед доктором дверь, жестко сказал:

– Идемте!

На третьем этаже у дверей с надписью «Операционные» Обнаров остановился.

– Я жду вас, доктор.

Доктор Мартиньсон вошел внутрь, и в коридоре какое-то время были слышны его удаляющиеся шаги. Обнаров не выдержал, приоткрыл дверь и успел заметить, как доктор входит в одну из дверей справа по коридору.

Обнаров стоял, привалившись спиной к дверям, коснувшись затылком холодного матового стекла. В голове заезженной пластинкой почему-то крутилась фраза из старой-старой песни: «Мы с тобой два берега у одной реки…» Слова звучали голосом Майи Кристалинской. Именно в ее исполнении, в далеком детстве, из тарелки-динамика он слышал эту песню. Он хорошо помнил, как слушал песню и не мог понять, как это люди могут быть берегами. Теперь он точно знал: могут. Он закрыл глаза.

– Господи, помоги ей! Все в твоей власти…

Защипало глаза. Он с трудом справился с собой. Ноги сделались будто ватными. Сердце не билось, а трепетало. Внутри дрожала каждая клеточка, каждая жилочка. Сил стоять не было. Он думал, он крепче. Нет, быть крепче не получалось. Обхватив голову, Обнаров сполз по стеночке на пол и сел возле двери. Он был благодарен Богу, что сейчас его, размазанного жизнью, никто не видит.

Ждать пришлось недолго. Послышался непонятный металлический лязг, потом мерное характерное урчание. «Лифт», – догадался Обнаров. Потом он услышал торопливые шаги, все ближе, ближе…

– Константин Сергеевич? Здравствуйте. Я Николай Алексеевич Сабуров.

Врач протянул Обнарову могучую волосатую руку, помог подняться. Врач был одет в зеленую униформу, чуть промокшую на спине и груди. Стерильная, тоже зеленая, маска болталась на его правом ухе.

– Здравствуйте. Что с моей женой и что с нашим ребенком? Они живы?! Почему мне не дают никакой информации?

– Поздравляю вас с сыном, дорогой вы наш Константин Сергеевич! Богатырь! Четыре сто! Крепкий, здоровый мальчик.

– Правда?! Жена… – с похолодевшим сердцем почти прошептал Обнаров.

– От ДТП последствия минимальные: легкое сотрясение мозга, ушибы, ушибленная рана волосистой части головы слева. Все заживет без следа за неделю.

– Вы говорите о «минимальных» последствиях и не причисляете к ним роды. Роды были преждевременные.