Гордон нуждался в ней. Когда-то он был бедным и неизвестным преподавателем истории в маленьком колледже в Мейне. Она подарила ему свою красоту и стиль, что повысило его престиж, а также свое богатство и ум, что открыло и ему самому путь к деньгам и власти. Даже сейчас, когда Гордон отшлифовал свое мастерство дипломата и имел репутацию специалиста по европейским культурам и политическим соглашениям, он нуждался в помощи жены. Им еще предстояло пройти долгий путь, и он знал — Лаура не позволит чему-либо помешать им достичь цели.

Если Лаура что-то задумала, ничто не могло остановить ее. Она управляла карьерой Гордона, их кочевой жизнью в Европе, их положением в обществе и воспитанием дочерей. Она сосредоточилась на Гордоне, но добилась того, чтобы опытные слуги заботились о Сабрине и Стефании, и всегда находила несколько часов, чтобы самой заняться воспитанием дочерей.

С раннего детства она стремилась развить в них индивидуальность. Зачем воспитывать их одинаковыми, если они и так родились двойняшками? Поэтому их спальни были обставлены по-разному, их одевали по-разному, им дарили разные подарки, чтобы развить в них разные интересы.

И снова Лаура добилась того, чего хотела: ее девочки не были похожи друг на друга. Она считала, что Сабрина больше похожа на нее, так как стремится познать неизвестное, в то время как Стефания напоминает Гордона — она спокойнее и осторожнее. Гордон прекрасно знал об этом, и хотя он не проводил много времени с дочерьми, тем не менее, он больше внимания уделял Стефании, что наблюдала Сабрина. Но они все же были не настолько разными, как хотелось бы Лауре. Даже она не могла отрицать, что их мысли работают в одном направлении, что иногда очень удивляло. А интуитивная связь между ними казалась настолько сильной, что никто не мог ее разорвать.

Но от этого их непоседливое поведение было тем более трудно контролировать. Две юные души боролись за свою независимость.


— Почему бы нам самим не осмотреть город? — спросила Сабрина. — Мы ничего толком не видели.

— У вас бывают школьные экскурсии, — ответила Лаура.

Она причесывалась за своим туалетным столиком, и ее огненные пряди вспыхивали в зеркале.

— Ух! — Сабрина сделала гримасу. — Памятники-то мы видели, но за целый год не общались ни с одним живым человеком, если не считать школы! А там одни американцы! Нам просто хочется немного прогуляться. Вокруг посольства. Мы ничего не сделаем плохого!

— Нет, — ответил Гордон. Он завязывал черный галстук перед трюмо, собираясь на обед в королевский дворец.

— Почему? — удивилась Сабрина.

— Сабрина, — сказал Гордон резко. — Держи себя в руках. Стефания стояла рядом с отцом:

— Почему, папа?

— Потому что это опасно. — Он поправил прическу. — Для девочек, особенно американок, отец которых работает в американском посольстве.

— В чем опасность? — спросила Сабрина. — Мама ходит одна по улице… Ей опасно? Почему не можем…

— Сабрина! — снова сказал Гордон. — Если я говорю вам, что это опасно, нужно поверить мне на слово. Я могу стерпеть, если премьер-министр Греции откажется поверить мне на слово, но не потерплю этого от моей дочери.

— Но что нам здесь делать? — Сабрина не обратила внимания, что Стефания предупреждающе взяла ее за руку. — Вы уезжаете и оставляете нас с прислугой, вы будете встречаться с афинянами и радоваться жизни… Кто угодно может быть рядом с вами, кроме нас!

Лаура вставляла украшенные драгоценными камнями гребни в волосы.

— Но мы же проводим время вместе…

— Нет! — выпалила Сабрина. — В основном совместный досуг заключается в показе нас старикам, приезжающим из Америки! — Прежде чем Лаура успела сердито ответить, Стефания отвлекла ее внимание:

— Большую часть времени ты проводишь с папой или ходишь за покупками. А папа всегда работает. В других семьях все по-другому. Они проводят вместе уик-энды… Там настоящие семьи…

— У нас нет другой семьи, кроме нас двоих, — закончила ее мысль Сабрина. — Стефания да я — вместе целая семья!

— Тихо! — Набивая трубку, Гордон говорил, обращаясь к отражениям дочерей в зеркале: — Некоторые профессии требуют участия всей семьи. Мы работаем для нашей родины. Нельзя быть эгоистами и думать только о себе.

— Ты думаешь только о своем продвижении по службе, — вспыхнула Сабрина, отскочив назад под взглядом отца.

— Ты ничего не знаешь о том, что я думаю. И не будешь обсуждать проблемы нашей семьи ни здесь, ни где бы то ни было. Ясно?

Сабрина пристально посмотрела на отца:

— Если бы ты говорил так с русскими, давно началась бы война.

Лаура подавила смешок. Гордон просыпал табак. Сабрина не мигая, стала смотреть, как крупицы табака падали, подобно маленьким червякам, на ковер.

— Выйдите из комнаты, — приказал отец.

— Минутку, Гордон, — Лаура встала — высокая и прекрасная, в черном шелковом платье с длинными белыми нитками жемчуга. Сабрина ненавидела ее за то, что она такая красивая и далекая, и в то же время ей хотелось всегда быть рядом. Но единственным человеком, который когда-либо обнимал ее, была Стефания. Сабрина размышляла: а вообще, целуются ли ее родители? Наверно, нет. Они просто обожают свою красоту. Но тут вдруг мать удивила ее.

— Девочкам нужно уделять больше внимания. Я возьму их с собой, когда отправлюсь за покупками.

— О!.. — воскликнула Стефания. Но Гордон покачал головой:

— Не уверен, что ты права.

Лаура глубоко вздохнула:

— Гордон, я все делаю, как надо. Я знаю, что тебе не нравится, куда я хожу. Но уверяю, что это кварталы, где проживают простые труженики. Там нет никаких террористов. И я вынуждена ходить именно туда, чтобы делать хорошие покупки.

— Какие террористы? — поинтересовалась Сабрина.

— Не бывает здесь никаких террористов, — сказал запальчиво Гордон и посмотрел на часы. Сабрина знала, что с этой секунды он потерял к ним всякий интерес. — Можешь их взять, если ты настаиваешь, но пользуйтесь лимузином.

— Конечно. — Лаура повязала шелковый шарфик. Пойдем?

Поездки по магазинам начались на следующий же день, сразу после занятий в школе. Сопровождаемые соседскими ребятишками, которые называли их «три прекрасные американские леди», они охотились за антикварными изделиями и произведениями искусства по магазинам, рынкам и частным домам. Лаура называла это своим хобби, на самом же деле увлечение давно стало ее страстью. Она занималась в библиотеках, беседовала с музейными работниками, посещала аукционы и наблюдала работу реставраторов мебели и предметов искусства. С годами дома, арендованные ими, превращались в выставки покупок: лакированное дерево и мозаика, скульптуры и картины, хрусталь и прекрасные ковры. К тому времени, когда она стала брать Сабрину и Стефанию с собой, Лаура превратилась в опытного ценителя и покупателя, лучшего в том мире, в который Гордон не входил никогда.

Она также стала консультантом для друзей и тех людей, которые постоянно околачиваются возле дипломатов. Ее приглашали так часто, что, не будь она женой Гордона Хартуэлла, Лаура могла бы жить по своему вкусу. Но она любила блестящую светскую жизнь, которую ей давал Гордон, и решила передать свое увлечение дочерям.

Сабрина и Стефания в одиннадцать лет стали подругами своей матери. Они попали в ее собственный мир, они говорили с ней на ее языке. Она выплескивала на них знания, а они жадно впитывали их.

Втроем они посещали темные, мрачные магазинчики, где по углам сплетничали старички и пыль щекотала ноздри. Они бывали в домах, где целые семьи собирались, чтобы показать им ковры и картины, которые передавались из поколения в поколение. Но лучше всего были рынки под открытым небом, где повсюду висели корзины, гобелены, выставлялись вазы, даже мебель, и почти возле каждой вещи кто-то стоял и кричал: «Купите это! Такое приобретение!» Сабрине и Стефании хотелось бы купить все, но их мама решительно отличала подделку от подлинника, спокойно отстраняя протестовавших продавцов, которые полагали, что американцы — доверчивые дураки. Лаура всегда была абсолютно уверена в себе, и Сабрина со Стефанией смотрели на нее во все глаза: она была совсем другой женщиной, чем та, с которой они привыкли иметь дело дома.

Но такие дни выпадали только два раза в неделю.

— Давай попросим сегодня отправиться за покупками куда-нибудь в новое место, — однажды сказала Сабрина, когда они со Стефанией забрались в принадлежавший посольству лимузин, который забирал их из школы и отвозил домой.

Шофер Тео, глядя в зеркало, заявил:

— Сегодня не будет никаких покупок, мисс. Ваша мама велела мне отвезти вас в посольство.

— О нет! — воскликнула Стефания. Сабрина раздосадовано швырнула школьные учебники. Наверно, отец хочет снова кому-то показать их.

— Ладно, я не буду вести себя так, как хочется отцу. Я им сделаю клыкастую улыбку.

Стефания оживилась:

— А я скошу глаза.

Гротескно ухмыляясь, Сабрина придвинула плечо к уху. Скосив глаза, Стефания выставила язык и лизнула себе подбородок. Они показывали друг другу позы и гримасы, которые они будто бы продемонстрируют гостям.

— Позвольте вам представить моих дочерей. — И сестры, смеясь, откидывались на сиденье автомобиля, хихикая.

— Черт возьми! — ругнулся Тео, и девочки посмотрели на него: может быть, они что-то сделали не так? Но он проклинал транспортную пробку, которая возникла из-за автомобильной аварии где-то впереди. — Мы здесь проторчим не меньше часа. — Он опустил руки.

Сабрина и Стефания переглянулись, поскольку им пришла в голову одна и та же дикая идея. Каждая из них схватилась за ручку дверцы, и обе, одновременно выскочив, помчались по улице, задевая прохожих. Тео, семенивший за ними, остался далеко позади.

— Как здорово! — запела Сабрина. — Теперь мы сами будем осматривать достопримечательности города. — Земля казалась легкой и воздушной под ее ногами. — О Стефания, разве это не прекрасно?