Мойра завернула за угол Милнер-стрит и остановилась. Ей нужно было перейти дорогу, и она ждала, когда иссякнет поток машин. Занятая своими мыслями, она шагнула с тротуара на проезжую часть, с трудом увернулась от черного такси и, не обращая внимания на ругань водителя, перебежала через дорогу. Ее сердце сильно билось от испуга, но она так и не поняла, что чуть не угодила под колеса. Она подошла к подъезду дома, где жила Ливви, внимательно осмотрела панель со звонками, и, найдя фамилию Ливви, нажала на кнопку. Не отнимая пальца от кнопки, она смотрела на верхний этаж здания и ждала ответа.

Ливви услышала звонок. Он ворвался в ее сон, и она открыла глаза. Звонок прекратился. Находясь под воздействием таблеток, она снова закрыла глаза и отключилась. Но звонок зазвенел снова, но только в этот раз он не утихал. Его громкое монотонное звучание снова разбудило Ливви. Она подняла голову, с трудом вышла из апатии и встала с кровати.

– Слышу, слышу! – ворчала она, накидывая на себя халат и направляясь в холл. – Иду! – Она наклонилась к домофону и грубо спросила: – Кто?

Она услышала громкий голос своей матери:

– Ливви, это твоя мать! Открой мне.

Ливви нажала на кнопку, открывая парадное, потом распахнула входную дверь и отправилась в кухню, чтобы поставить чайник. Она ничего не чувствовала, услышав голос матери: ни удивления, ни радости – только легкое раздражение и тяжесть в голове от валиума.

Мойра вошла в квартиру и тихо закрыла за собой дверь. Она прошла на кухню, отметив по пути исчезновение картин и спертый воздух в комнате. Остановившись в дверях кухни, она стала ждать, пока дочь обратит на нее внимание. Она увидела грязные и непричесанные волосы Ливви. Халат выглядел так, словно сто носили, не снимая, целый год. Но Мойра молчала. Она просто стояла и ждала, пока Ливви оторвется от созерцания крышки чайницы. Наконец, больше не в состоянии терпеть это пренебрежение, Мойра кашлянула. Ливви посмотрела на нее, насыпая чай в заварочный чайник, залила кипяток.

– Я думаю, что ты здесь из-за моего плохого поведения с Питером. Сомневаюсь, что тебя могло привести сюда Что-нибудь еще.

Мойра уставилась на свою дочь. Она обиделась, но, вспомнив о положении Ливви, сдержалась.

– Нет, я совсем не из-за этого здесь.

Ливви приподняла одну бровь:

– Нет?

– Нет, – ответила Мойра, сдерживая ярость. – Я пришла убедиться, что с тобой все в порядке. Мне не удалось дозвониться до тебя, и я разволновалась. Мне…

Ливви оборвала ее.

– Ты пришла из-за Питера, мать. Не лги. За все прошедшие двенадцать лет я никогда не была для тебя на первом месте. Будь честной, мама! Я расстроила Питера, и ты решила это исправить. Ты приехала в город, чтобы провести с ним ленч и утешить его. А до этого ты решила потратить время на меня, чтобы рассказать, какой он прекрасный малый. Не надо скромничать со мной, мать! – Ливви закатила глаза и подбоченилась. – Ты всегда выкладывалась ради Питера, мать. Ты на все была готова ради него. Ты…

Мойра, не понимая, что делает, пересекла кухню и влепила сильную пощечину своей дочери. Та, пораженная, яростно уставилась на Мойру и закрыла щеку рукой.

– Боже! Ты сука!

Грудь Мойры бурно вздымалась, а лицо побагровело. Ей хотелось плакать и кричать от невыносимой боли, по, сжав кулаки и не двигаясь с места, она сказала:

– Нет, не я. Ты абсолютно ничего не знаешь. Мы всегда старались оберегать тебя, мы…

– Оберегать меня? Боже, это шутка! Оберегать меня от чего? Но только не от твоей любовной интриги и твоей безудержной страсти.

– Достаточно, Ливви! – разъярилась Мойра.

– Достаточно! Ты оберегала меня своей нелепой беременностью, из-за которой ты бросила папу. Ты старалась защитить меня этим спектаклем: тридцативосьмилетняя женщина, моя мать, с новым ребенком и любовником?

– Достаточно! – закричала Мойра. – Достаточно! – Ее голос был сильным, и она с трудом сдерживалась, чтобы не закричать снова. Страстный голос матери удивил Ливви. Она уставилась на Мойру. Та продолжала: – Я расскажу тебе, дочь, почему я оставила твоего отца. Я оставила его, потому что заболела! Да, Ливви, заболела! В течение многих лет я несла такую физическую и эмоциональную ношу, что сломалась. – Мойра остановилась и перевела дыхание. Перехватив взгляд дочери, полный ужаса и отвращения, она решила, что хватит лжи. Ливви должна знать всю правду, какой бы горькой она ни была. Время пришло. – Ливви, Брайан Дэвис был блестящим журналистом, но он был отвратительным мужем и очень сволочным человеком. С той минуты, когда он узнал, что я беременна тобой, – он отказался от меня. Он сказал, что ему нужна сексуальная разрядка, а не вонючий младенец. Что он не собирается иметь пустые ночи и сюсюкаться с беременной бабой. Поэтому он уходит к одной из своих любовниц. Он даже поинтересовался, не хочу ли я познакомиться с ней. – Мойра замолчала и горько усмехнулась. – После этого он как-то явился, отупевший от пьянства и в полной уверенности, что ему все позволено. Он явился с девицей, юной, неопытной. Я думаю, что он совершенно потерял голову из-за нее. Господи, какой я была дурой! Я осмелилась помешать ему! – Мойра слегка расслабилась; с тех пор как начала говорить, она никак не могла остановиться. Она как будто освобождалась от тяжелой ноши. – Брайан был очень жесток, когда пил, Ливви. Он стал избивать меня, когда я помешала ему войти в дом. Он убил бы меня, но ему помешала Эдди. Но она защищала не меня. Я, по ее мнению, заслуживала и худшего, но мог пострадать ее сын. Она не хотела вмешательства полиции или прессы. Карьера ее сына могла рухнуть.

Мойра не смотрела на Ливви. Каждый раз, замолкая, она не отводила глаз от пола, ей не хотелось видеть страданий дочери.

– Эдди запретила Брайану пить при тебе. А когда ты стала достаточно взрослой, то Эдди настояла на том, чтобы отправить тебя в школу и платить за нее. Поэтому ты никогда не видела нашей настоящей жизни. Ты видела своего отца только с одной стороны и знала о нем только самое лучшее. Мы хотели этого, – сказала тихо Мойра. Потом, тяжело вздохнув, продолжила: – Я была полностью раздавлена, когда встретила Питера. Остатки самоуважения, которые поддерживали меня все эти годы, исчезли. Ты заканчивала школу, а мое замужество потерпело фиаско и постоянно приносило боль и страдания. – Неожиданно Мойра вся засветилась и сказала нежно: – С первой же минуты нашей встречи Питер влюбился в меня. И мне трудно объяснить тебе, какое это было чудо! После долгих лет страданий и унижений я увидела свет. Мне нужно было объяснить тебе мои поступки, Ливви, но я влюбилась в него. Я встретила человека, который был счастлив из-за того, что мог заботиться обо мне… о нас. Ты даже никогда не представляла, что Питер сделал для тебя, Ливви. Он не хотел, чтобы ты все знала. Когда Брайан покончил с собой, то Питер был против того, чтобы ты узнала правду. Он считал, что у тебя должны быть светлые воспоминания о своем отце – и я согласилась с ним… Питер оплатил твою учебу в университете, он оказывал тебе финансовую поддержку и когда у тебя была малооплачиваемая работа в Би-би-си. Питер убедил Эдди в том, что тебе нужна квартира. Он…

Но Ливви уже больше ничего не могла слышать, правда причиняла страшную боль. Она сдерживалась, пока Мойра говорила, но уже была не в состоянии контролировать себя. Она залилась слезами и закричала:

– И еще он убил моего отца! Почему ты молчишь об этом? Чтобы он ни делал для меня, но он еще сделал и это! Вы оба убили его!

Мойра растерялась. Яростный взрыв Ливви потряс се. Она придвинулась к дочери и сказала.

– Нет, ты не права, Ливви! Брайан сам распорядился своей жизнью. Никто не…

Но Ливви затрясла головой.

– Если бы ты не убежала с Питером, он бы никогда… – Не закончив предложения, Ливви выбежала из кухни. Мойра бросилась за ней и попыталась помешать.

Но Ливви быстро накинула на халат пальто и втискивала голые ноги в сапоги.

– Ливви, остановись! – умоляла Мойра. – Перестань глупить!

Ливви оттолкнула ее и, рыдая, закричала:

– Нет! Оставь меня! – Она распахнула входную дверь, схватила ключи и выскочила из квартиры.

Мойра побежала за ней, но остановилась у лифта, беспомощно глядя на дочь. Та уже бежала вниз по лестнице. Эхо от ее шагов, вперемешку с рыданиями, гремело на громадной каменной викторианской лестнице. Мойра прислонилась головой к холодной металлической клетке лифта, закрыла глаза и тихо заплакала.

Было уже темно, когда Ливви пришла в себя. Ветер усилился, и пошел дождь. Она пошевелилась и, чувствуя боль во всем теле, встала. Ноги совсем окоченели от холода. Закутавшись в пальто, она подняла руку и дотронулась до опухших век. Потом она направилась к выходу из Гайд-парка, радуясь, что темнота скроет ее отекшее от плача лицо от любопытных глаз.

Она вернулась к Рыцарскому мосту, перешла через Гарвей Николс и по Слоан-авеню пошла к Кэдогэн-скверу. Несмотря на то, что было всего четыре часа, улицы были безлюдны. Никем не узнанная, она подошла к своему подъезду, вынула из кармана ключи и вошла в дом. Потом стала медленно подниматься по лестнице на верхний этаж. Когда она вошла в квартиру, тепло охватило ее измученное тело, и, неловко прислонившись к стене, она опустилась на пол.

Мойра стояла в дверях гостиной и смотрела на дочь. Она молчала, пока Ливви не открыла глаза и не увидела мать. Тогда она тихо сказала:

– Я ждала, чтобы убедиться в том, что с тобой ничего не случилось.

Ливви кивнула. Подойдя к дочери, Мойра наклонилась, чтобы помочь ей. Но Ливви отодвинулась.

– Не надо! Пожалуйста… Со мной все в порядке. – Она поднялась с пола и устало потерла лицо руками.

– Может быть, мне…

– Нет! – прервала Ливви и вздохнула: – Извини… Но мне бы хотелось побыть одной, мама! Хорошо? Мне очень нужно время, чтобы подумать!

Мойра не двигалась, она не знала, что делать. Затем кивнула и, не меняя положения, смотрела, как Ливви, пройдя мимо, шла в гостиную. Ей так хотелось обнять дочь, утешить и облегчить ее боль. Но она только проводила ее взглядом и беспомощно спросила: