– 1732!

Ливви услышала номер, но никак не отреагировала.

– Дэвис! 1732!

Она посмотрела на другую заключенную, и та просигналила глазами, чтобы Ливви встала. Она так и сделала, и две надзирательницы подошли к ней.

– Гувернантка готова проводить вас в личную камеру, – издевательски сказала та, что меньше ростом. Она говорила это в пространство, не обращая внимания на Ливви. Потом протянула стопочку белья.

– Одевайтесь.

Обе надзирательницы стояли и ждали, пока Ливви взяла одежду и сняла робу. Она надела лифчик и пыталась застегнуть, отведя глаза от пристального взгляда одной из надзирательниц. Ее пальцы скользили по застежке, она никак не могла справиться с ней, так как ее била дрожь. Наконец она надела белье, а потом синее саржевое платье, застегнула и одернула его. Затем села, надела чулки и опять долго не могла справиться со шнурками туфель. Она услышала, как зло вздохнула маленькая надзирательница. От этого Ливви еще больше занервничала и стала совсем неловкой. Через несколько минут она справилась со шнурками и встала.

– Сложите одежду для сна. Наклонившись, Ливви сделала все, как ей велели.

– Следуйте за мной.

Голос маленькой надзирательницы был резким и грубым, в нем не было мягкости. Она повернулась на каблуках и, не глядя на Ливви, пошла к двери. Ливви последовала за ней. Они вышли из помещения и по серому коридору направились к камерам. Одна надзирательница шла впереди Ливви, а другая за ней. Ливви сосредоточила все свое внимание на спине, облаченной в форму, идущей перед ней надзирательницы. Она не могла смотреть по сторонам, так как была испугана, оскорблена и практически уничтожена. Через несколько минут они подошли к камере. Дверь открыли, из камеры донесся запах дезинфекции. Ливви замешкалась и почувствовала болезненный толчок в спину. И она оказалась в камере. Через секунду тяжелая металлическая дверь захлопнулась, в замке повернули ключ, и раздался звук шагов уходящих надзирательниц. Ливви привалилась к холодной стене и соскользнула по ней на пол. Она оказалась на самом дне и теперь вряд ли сможет подняться.


Фрейзер вместе с Мойрой сидел на кухне Старого Пастората и просматривал целую кипу фотографий, которые Мойра отыскала в кабинете. Она сидела рядом с ним, улыбаясь выцветшим фотографиям и беспрестанно говоря о Ливви. Фрейзер понимал, как ей необходим этот разговор. Они выпили чай, который слегка согрел ледяные пальцы Мойры. Фрейзер почувствовал это, когда Мойра передавала ему фотографию за фотографией. Они вздрагивали от каждого звонка и с тревогой слушали разговор звонивших с автоответчиком. Они не снимали сами трубку, так как какой-то пронырливый журналист, узнав номер телефона, беспрестанно изводил их своими звонками.

Фрейзер злился на свою беспомощность. Он понимал, что Питер благодарен ему за то, что он взял на себя заботу о Мойре, но Фрейзер был в ярости, что ничего не может сделать для Ливви. Он бездумно разглядывал фотографии, заметив, как мало снимков с изображением отца Ливви. В его памяти возникло лицо Ливви в суде: бледное, униженное, потрясенное и испуганное. Как оно отличалось от смеющейся счастливой девочки на фотографиях! Он опустил этот последний снимок, который держал в руках, и тяжело вздохнул. Но в этот момент он заметил, как пристально на него смотрит Мойра, и быстро отвернулся.

– Я удивляюсь, почему вы позволили ей уйти, – тихо сказала она. Фрейзер посмотрел на нее. Ее глаза были такие же, как у Ливви: ярко-синие, проницательные, умные, но более понимающие и требовательные. Он пожал плечами и стал смотреть на стол.

– Она когда-нибудь рассказывала вам о…

– Нет. Она практически не разговаривала со мной с тех пор, как умер ее отец. Она просто была вежлива со мной. Я не думаю, что она вообще делилась с кем-то своими переживаниями, – сказала Мойра и стала складывать в стопку фотографии, давая работу своим рукам.

– А Джеймс?..

Она слабо и иронически улыбнулась:

– Определенно, Джеймс не подходит к своей роли. В это момент раздался пронзительный телефонный звонок, который своей назойливостью прервал их тихий интимный разговор. И тут включился автоответчик. Они замолчали и стали напряженно слушать.

– Привет, Мойра, Питер. Это Джеймс… Я звоню из Рио, так как начинаю беспок…

Мойра удивленно посмотрела на Фрейзера и жестом попросила его ответить на звонок. Он бросился к телефону и схватил трубку прежде, чем Джеймс закончил предложение.

– Джеймс? Привет. Это Фрейзер Стюарт. Я нахожусь здесь вместе с Мойрой и Питером… Я…

– Фрейзер! – Джеймс растерялся. Он тщательно продумал, что должен говорить Мойре с Питером, но в этот момент растерял все слова. – Фрейзер?

– Да, Джеймс, я…

– Какого дьявола ты там сидишь? Я звоню, чтобы поговорить с Мойрой и Питером! А что ты там делаешь?

Фрейзер с трудом сдержал свою злость. Реакция Джеймса переходила все границы, но сейчас было не время давать волю своим чувствам.

– Понимаешь, Джеймс… Здесь кое-что случилось.

– Я знаю, что… но какое это имеет отношение… – Джеймс резко замолчал. Он понял, какую сделал ошибку! Предполагалось, что он не знал, что случилось, вот почему он и звонит родителям Ливви. И он стал лихорадочно думать, как исправить ситуацию. – Я уверен, что не все в порядке. В течение двадцати четырех часов я пытаюсь дозвониться до Ливви, но Никто не берет трубку. Что случилось?

Джеймс вдруг вызвал подозрение у Фрейзера. Ему показалось, что Джеймс что-то скрывает: его голос был испуганным. И хотя Джеймс разозлился сначала, потом он был очень осторожен. Но Фрейзер отбросил все свои сомнения – расстояние в шесть тысяч миль могло исказить голос и придать ему другие интонации.

– Джеймс, Ливви попала в большую неприятность. Она задержана в таможне по обвинению в попытке провоза около пяти килограммов кокаина. Конечно, это чертовски неприятно, но..

– Что означает твое «неприятно»? Они тоже так думают?

– Нет, но… – Лицо Фрейзера потемнело от ярости. – Джеймс! Ради Бога! Ведь совершенно понятно, что это чудовищная ошибка! Зачем Ливви провозить наркотики? – В какой-то момент он подумал, что не должен был говорить так. Джеймс молчал.

– Ты все еще там, Джеймс? – Да… Я потрясен всем этим. Я с трудом верю в то, что случилось!

Фрейзер слегка смягчился:

– Мы все чувствуем то же самое. Когда ты будешь дома?

– Я постараюсь побыстрее.

Фрейзер с облегчением вздохнул. Именно этого он ждал от Джеймса. Пусть он не любил Джеймса, но понимал, что Ливви будет нуждаться в нем. Он посмотрел на Мойру и предложил трубку для разговора с Джеймсом, но она отрицательно покачала головой.

– Послушай, Джеймс, мы надеемся, что к вечеру Ливви отпустят под залог. Как скоро ты сможешь вернуться?

– Я не знаю… Возможно, послезавтра? Я позвоню, когда возьму билет.

– Хорошо. Звони сюда, я думаю, что после всего Ливви захочется побыть здесь.

– Сколько ты собираешься там оставаться?

– Что за идиотский вопрос? – Фрейзер возмутился.

– Нет, я… – Джеймс замолчал. Ему никогда не нравился Фрейзер; он вечно совал свой нос куда не надо, а Джеймсу совершенно не нравилась мысль, что Фрейзер что-то узнает или о чем-то догадается. Он решил не злить его. – Извини, сам не понимаю, что говорю. Я позвоню, когда будет все ясно с билетом. Передай огромный привет Ливви. – Он поспешно повесил трубку.

– Боже! – Фрейзер смотрел на замолчавшую трубку, а потом с силой опустил ее. Он молча стоял несколько минут, кипя от возмущения.

– Я вижу, что вы не очень любите друг друга… – сказала Мойра.

– Ха! – Фрейзер вернулся к столу. – Этот малый был не очень правдив со мной! Вы понимаете, он был так напуган, как будто все знал! Он даже не спросил меня, как это все произошло с Ливви. Вы не находите это странным?

– Ничто в Джеймсе мне не кажется странным, – с горечью ответила Мойра. – В отличии от вас, Фрейзер, я не думаю, что он может заботиться о ком-нибудь, кроме самого себя. – Она встала и ласково погладила его по плечу. – Он, возможно, волнуется из-за своей карьеры дипломата. Я предполагаю, что когда он захочет позвонить нам, то линия обязательно будет занята и он попросит об этом какого-нибудь знакомого. – Она улыбнулась, говоря вроде бы в шутку, но глаза ее были холодными.

Фрейзер взглянул на фотографию Ливви и ее сводного брата Гила и вздохнул. Мойра заметила боль на его лице и подумала: как хорошо, если бы вместо Джеймса был он! Она видела, какие чувства он питал к Ливви, и слишком хорошо помнила равнодушие Джеймса. Засвистел чайник, и она пошла приготовить чай, оставив Фрейзера наедине со своими мыслями.


Меряя шагами спальню в отеле, Джеймс решил, что должен все хорошо обдумать, прежде чем мчаться сломя голову через половину земного шара. Телефонный звонок к Маршаллам испугал его, и он запаниковал.

Фрейзер Стюарт – он ненавидел его! Джеймс не должен был слушать Хьюго, не должен был звонить!

Стюарт заподозрил его – Джеймс это понял. Боже, этот ублюдок был слишком любопытен, а его голос был полон подозрения. Джеймс опять заметался по комнате, крепко сжав руки. Он должен все хорошо продумать!

Это все из-за чертового педераста Хьюго! Джеймс не собирался возвращаться в Лондон и представать перед скептическим взглядом Фрейзера Стюарта. Джеймс не доверял самому себе – он так нервничал, что мог проколоться. Нет, он еще на несколько дней останется в Рио. Он позвонит и скажет, что не может вылететь, так как его держит работа. Господи, он никогда больше не будет слушаться Хьюго! И он больше не собирался иметь с ним дело. Из-за капризов Хьюго Джеймс забыл о себе. Он перестал владеть собой, но с этого момента Джеймс будет играть собственную игру! Черт возьми, он же работает в министерстве иностранных дел! И он должен знать, как сыграть свою партию.

Подняв снова трубку телефона, Джеймс набрал международный код, а потом номер телефона офиса Хьюго. Через несколько секунд номер ответил.