– Дерьмо! – Хьюго вскочил со своего места, посмотрел на часы и попытался заставить себя думать. Он был под впечатлением того, что видел на экране: Ливви в наручниках, с двумя полицейскими по бокам, пробиралась через толпу, пихавшую и толкавшую ее к белому полицейскому фургону. Все внутренности у него перевернулись, и тошнота подступила к горлу.

Он понял, что должен добраться до телефона, до общественного телефона, и позвонить Джеймсу. Пока этот петух не ухудшил ситуацию. Хьюго достал из бумажника пять фунтов, положил рядом со стаканом и вышел из бара.

Через несколько минут он был уже у станции подземки, там купил пятифунтовый жетон па разговоры. Потом отыскал международный телефон-автомат, вставил в него жетон, набрал код и номер в Рио. Ему ответил коммутатор отеля, и он попросил соединить его с номером Джеймса Варда. Номер ответил мгновенно.

– Джеймс?

– Хьюго, что с тобой? – истерически затрещала трубка. – Какого дьявола ты…

– Заткнись, Джеймс! Слушай меня! Я хочу, чтобы ты позвонил родителям Ливви и сказал, что не можешь дозвониться до нее и волнуешься. Они объяснят тебе ситуацию, и ты скажешь, что вылетаешь следующим рейсом домой.

Джеймс впал в панику. Он не знал, что происходит, но перепугался. Ему тут же стало мерещиться, что за ним следят.

– Но, Хьюго, я… – заскулил он.

– Я сказал, чтобы ты заткнулся, Джеймс! У меня нет времени на объяснения. Один черт может разобраться в этом аду! Ты должен возвращаться. Не спорь и ничего не говори родителям Ливви. Когда они объяснят ситуацию, делай так, как я сказал. Звони сейчас же.

Хьюго повесил трубку, вынул носовой платок и вытер взмокшую шею. Затем вынул жетон и посмотрел, можно ли его использовать еще. Увидев, что он не тронут, Хьюго сунул жетон в карман и стал отходить от метро. Недалеко от входа в подземку продавали «Ивнинг стандарт». Он подошел и купил экземпляр. Ливви Дэвис была той новостью, которую смаковала вся пресса, а Хьюго очень была нужна информация.

В то время, когда Хьюго уходил от метро, Робсон откусил большой кусок от сандвича с цыпленком, политого кэрри, и остановился у витрины с работающими телевизорами. Его внимание привлекло сообщение, передаваемое выездной группой телевидения.

Ливви Дэвис. Он всегда смотрел ее передачи, ему нравилась их актуальность. И Ливви очень привлекала не только своим обаянием, но и острым умом. Холловэй! Боже! Бедная девочка, он не завидовал ее положению. Покончив с бутербродом, он вытащил из пакета банку с напитком, открыл и выпил залпом. Наркотики! Он вытер губы бумажной салфеткой и почувствовал знакомое напряженное чувство в груди – так было всегда, когда он думал о наркобизнесе. Это был четко организованный и высокоприбыльный бизнес. Наркотики.

Он отвернулся от витрины и подумал, что Ломан должен сообщить ему много нового. Он боялся того, что может узнать, не хотел оказаться правым в своих предположениях. Ломан проводил для него частное расследование по компаниям, связанным с Южной Америкой. Эти компании не были широко известны, но платили громадные суммы за вторичные страховки. Он предполагал, что это были грязные сделки. Они отмывали деньги, создавая мнимые страховые компании, которые страховали законные предприятия под видом вторичной страховки. Таким образом они легализовали свой бизнес. Так предполагал Робсон, но не был в этом полностью уверен. А прежде чем идти куда-то со своим предположением, он должен быть полностью уверен в своей правоте. И в этом ему должен помочь Ломан. Частное расследование стоило больших денег, но Робсон заплатил их. И Ломан не подвел его – он забрался уже очень далеко и великолепно делал свое дело.

Робсон смял пакет от сандвичей в шар и бросил в урну, стоявшую рядом с фонарным столбом. Шар ударился о верх урны и откатился снова к Паулю. Он отфутболил его к урне и в последний раз, перед тем как уйти, взглянул на экран. Он увидел Ливви, неуклюже садящуюся в полицейский фургон в сопровождении полицейских. Двери за ней захлопнулись, и машина уехала. Один только Бог знает, что с ней случится, подумал Робсон. И, засунув руки в карманы, отправился в банк. Он был уверен, что очень опасно приближаться к этому кровавому бизнесу. Но ему была нужна правда!


Дэвид Джекобс после первого звонка сразу поднял трубку. Он убрал звук переносного телевизора с пятидюймовым экраном и схватил ручку.

– Джекобс…

– Что происходит, Дэвид? Ты видел новости? Господи! Везде только одна тема!

– Да, Питер, я видел новости. Успокойся, хорошо? Все под контролем. – Джекобс потер заломивший висок.

– Я надеюсь на это, Джекобс! Есть новости сверху?

– Ни слова, но мы ждем. Я позвоню, как только все прояснится. Мы встречаемся с судьей Халтмэном, я надеюсь, что к пяти часам вечера все закончится. Все документы уже отосланы. – Джекобс услышал, как Питер Маршалл мучительно вздохнул. Он сочувствовал ему, но они сделали все, что смогли. Нужно время.

– Питер, я позвоню тебе, как только что-нибудь прояснится.

– Да, Дэвид. – Питер хорошо знал всю эту процедуру. Он знал, что нужно время, но все это было связано с Ливви и Мойрой. И он впервые понял, как мучительно может быть ожидание. – Я буду в конторе, позвони мне туда, – сказал он. Питер не мог смотреть на страдания Мойры и решил остановиться в Лондоне. Тем более, что он мог понадобиться.

– Питер… постарайся не волноваться…

– Я все понимаю, Дэвид. Я знаю нашу идиотскую систему. Созвонимся через час. – И он повесил трубку.

Джекобс посмотрел на маленький телевизионный экран на своем столе. Он наклонился и снова включил звук, чтобы услышать последние новости, связанные с Ливви Дэвис. Он увидел толпу, окружившую здание суда, белый полицейский фургон, в котором перевозят опасных преступников, и закрыл глаза, возмущаясь, что Ливви заставляют пройти через все это. Он надеялся, что они не пойдут на это. Но они заставили его ждать, а сами устроили отвратительное зрелище. Он выключил телевизор, чтобы не видеть ее лица, и спросил через интерком:

– Дженис? Что-нибудь пришло из суда?

Несколько секунд он ждал, пока его секретарь подойдет к телефону. Он услышал шум работающего факса.

– Я сейчас, что-то принимаю.

– Сразу же все документы принеси мне. – Впервые за этот день Джекобс почувствовал прилив энергии. – Благодарю тебя, Господи! – прошептал он. А потом стал снова просматривать подготовленные документы.

Глава 17

Дверь за ней закрылась. Она оказалась в тесном крошечном фургоне. Три шага в длину и три шага в ширину—в нем можно было только стоять или сидеть. Ливви рухнула на сиденье и обхватила голову руками. Она услышала чудовищные, дикие крики и зажала ладонями уши, чтобы ничего не слышать. Заработал двигатель, она почувствовала вибрацию, и наконец фургон отправился в путь. Голоса удалялись. Она опустила руки. Голова Ливви стала раскалываться от тупой боли.

– Оливия Дэвис?

Ливви стояла молча, когда офицер, встретившая их в тюрьме, кивнула полицейским и подошла к ней. Это была огромная женщина, около шести футов роста и очень крупная. Но ее фигура не казалась жирной, она была мускулистой и крепко сбитой. Ее размеры внушали ужас. Она оглядела чисто шерстяной трикотажный костюм Ливви, туфли, сумку… Огонек ненависти мелькнул в ее глазах. Она ненавидела преступников из богатых семей. У них не было причины нарушать закон. Их не мог толкнуть на это голод. Исчадия дьявола, вот они кто! Особенно женщины.

– Вы должны принять заключенную. Она теперь в вашем распоряжении, – сказала женщина-полицейский. Она смотрела на тюремного офицера и лишь мельком взглянула на Ливви.

Ливви не поднимала глаза от земли. Она, казалось, больше не существует: к ней никто не обращался, она просто стала какой-то вещью. Эта чудовищная женщина подошла ближе к Ливви. Она увидела громадные черные туфли, тяжелые толстые щиколотки, обтянутые темным нейлоном, черную юбку до середины икр, а затем всю форму. Ливви с трудом удержалась от крика. Она опять прикусила уже израненную губу, заставляя себя посмотреть в лицо этой женщине. Так, с поднятой головой, она последовала за этой громадиной в место оформления заключенных.

– Оливия Дэвис, квартира 19, Ист Мэнсион Хаус, Кэдогэн-сквер.

Ливви тупо смотрела на служащую, пока та заполняла документы.

Офицер продолжала: – Дэвис, номер 1732. Ваши личные вещи? – Она требовательно смотрела на новую заключенную. Ливви вынула из ушей восемнадцатикаратовые золотые серьги, обручальное кольцо от Картье и браслет. Все это она отдала служащей. Потом расстегнула свои часы и протянула тоже.

– Вы можете оставить себе часы.

Ливви покачала головой. Она не хотела этого. Она не хотела иметь ничего, что напоминало бы о доме или другой нормальной жизни.

Служащие обменялись взглядами. Им не понравилось, что их предложение было отвергнуто – видимо, эта особа слишком большого мнения о себе, но ничего, скоро она узнает свое место. Все ювелирные изделия были переписаны, пронумерованы и сложены в пластиковую коробку.

– Раздевайтесь. Каждую часть одежды складывайте на стул рядом с собой. Для проверки, – опять сказала служащая тюрьмы. Она держала в руках белую робу, накрахмаленную и с небольшим штампом. Ливви взяла робу и стояла, совершенно не понимая, что делать дальше. Вдруг ее резко толкнули в спину.

– Идите туда. Каждую вещь своей одежды складывайте на стул для проверки.

Ливви обернулась и увидела громадную, злобную женщину за своей спиной. В помещении были еще две служащие и одна заключенная.

– Я не думаю… – Ливви заставила себя замолчать, медленно пересекла помещение и подошла к ряду стульев вдоль стены. Она гордо подняла голову, сознавая, что каждая пара глаз в помещении направлена на нее, и стала расстегивать жакет своего костюма.

Через какое-то время, одетая в накрахмаленную жесткую робу и дрожавшая от сквозняка, гуляющего по мрачному помещению, Ливви сидела рядом с другой заключенной. Та ждала отправки в камеру. Ливви обхватила себя руками, испуганная и поверженная. Ей казалось, что прошла уже целая вечность.