Она снова замолчала. Где-то в воде, неподалеку от того места, где она нырнула в канал, была та кроха – нечто вроде младенца, нечто вроде ящерицы, нечто вроде лягушки. Она поднесла шляпу к поверхности и увидела, как существо, блеснув мягкой светлой кожей на спине, нырнуло и ушло в глубину.

– Что случилось? – спросила Изольда, увидев на лице подруги выражение настоящего ужаса.

Ишрак тряхнула головой.

– Не знаю, чем они там занимались, – сказала она. – Не знаю, что они сделали. Не знаю, что они сотворили под тем стеклянным колпаком. Не знаю, что это была за штука.

– Какая штука? – спросил Лука, взяв ее за руку.

Она взглянула в его чистые карие глаза с чувством глубочайшего облегчения, словно Лука оказался единственным, кому она сможет все рассказать.

– Лука, – прошептала она, – я хочу тебе рассказать. – Она чуть замялась. – Но мне даже говорить страшно. Оно было ужасное… и жалкое. Я хочу тебе рассказать. И не могу.

Не задумываясь, он обнял ее за плечи и отвел подальше от остальных. Когда их головы сблизились и он притянул ее к себе, то почувствовал, как она прижимается к нему, немного успокаиваясь – как будто он был теплый, как будто с ним было безопасно.

– Ты можешь мне рассказать все, – прошептал он ей. – Что бы это ни было.

Она на секунду уткнулась ему в шею, а потом зашептала ему на ухо. От его волос пахло чистотой: он пах реальностью, нормальностью, юношей. Она ощутила желание, словно это чувство было единственно реальным в опасном мире, полном тайн. Казалось, единственное, что реально, чему она может доверять, – это Лука.

– По-моему, они создали гомункула, – прошептала она.

Услышав это, он напрягся и повернулся к ней.

– Не об этом ли шла речь, когда они говорили, что создают жизнь?

Ее глаза потемнели от страха, она кивнула:

– Возможно. Не знаю.

– Какой он был?

– Как крошечный человечек, отвратительный человечек. Мне показалось, что это ящерица, а это был мужчина, крошечный мужчина. Он сидел под стеклянным колпаком. По-моему, они сделали его под тем колпаком. Джасинта хотела его унести, но когда колпак разбился, Фрейзе его поднял и передал мне через люк.

– Зачем? Почему Фрейзе его спас?

По ее губам скользнула слабая улыбка.

– Потому что он такой. Потому что он – Фрейзе, – объяснила она. – Если существо его позвало, он не мог не откликнуться. Оно хотело попасть в канал. Фрейзе посадил его в свою шляпу. Я поднесла шляпу к воде, и оно выпрыгнуло. – Ишрак содрогнулась. – Я его в воду не бросала, – поспешно добавила она. – Не пыталась утопить. Фрейзе велел мне его выпустить. Оно прыгнуло в канал и нырнуло, словно рыба, – и исчезло.

Ее снова передернуло.

– Что такое? – спросил Лука.

– Лука, оно не было похоже на рыбу – оно было совсем как ребенок. Я успела увидеть его лицо, когда оно качалось на воде. Оно сделало вдох – и нырнуло. Я видела его попу и ноги, когда оно уходило вниз. Как у ребенка, только крошечные, размером с крысу. Но плыло оно, как человек. Ужас!

Он крепче обнял дрожащую всем телом девушку.

– А потом?

Она подняла голову и заговорила уже так, чтобы ее слышали остальные:

– Я прыгнула в воду и отплыла по боковому каналу, который шел рядом с домом Накари. Я ждала в воде. Видела, как стража дожа вывела Фрейзе в кандалах. Он шел нормально, его не ранили – но выглядел ошеломленным. Его погрузили на их галеру – на галеру стражи с деревянной тюрьмой на корме, и я нырнула под воду, чтобы пропустить их мимо меня на Гранд-Канал, а потом и сама поплыла. Я долго плыла, пока меня не подобрал какой-то рыбак, который подвез сюда.

Она снова уткнулась Луке в плечо.

– Это было ужасно, – сказала она, тихо застонав от страха. – Просто ужасно, Лука: находиться в воде и знать, что это крошечное существо тоже тут, в воде. Я боялась, что оно залезет со мной к тому рыбаку в лодку. Боялась, что оно увяжется за мной домой.

Она прерывисто всхлипнула.

– Я все ждала, когда его ручонка схватит меня за волосы, – прошептала она. – Думала, оно за меня уцепится и заставит забрать домой.

Он опять притянул Ишрак к себе, крепко обнял и не позволил поднять опущенную ему на плечо голову, чтобы она не увидела написанный на его лице ужас – страх перед неизвестным, древнюю боязнь существа, не принадлежащего ни земле, ни воздуху – которое нельзя причислить ни к рыбам, ни к зверям, ни к птицам.

– А что если это голем? – шепнула она.

Он взял себя в руки и посмотрел ей в лицо.

– Их не существует, – твердо заявил он. – Не в твоем характере запугивать себя вымышленными страхами, Ишрак! Это была ящерица, или ощипанная птица, или еще что-то такое, а Фрейзе просто показалось, что его окликнули. Оно не придет за тобой. Оно не могло плыть. Оно просто утонуло в канале. Ничего страшного. Тебе ничего не угрожает.

Он отвернулся от нее, словно закрывая эту тему, а брату Пьетро сказал:

– Придется идти вызволять Фрейзе. Наверное, придется сказать, кто мы на самом деле – чтобы очистить свое имя. Придется просить милорда выдать нам бумаги. Ты пойдешь со мной?

Брат Пьетро кивнул: эта ситуация его ужасала.

– Сейчас возьму плащ. Юным дамам следовало бы уйти к себе в комнаты и там оставаться. – Сурово он взглянул на обеих. – Если кто-то придет, не пускайте его в дом. Ничего не говорите, не показывайтесь. Стражник дожа останется у парадного входа, но вы и с ним не разговаривайте. – Он хмуро посмотрел на Ишрак. – И не прыгай в канал из окна, – сердито добавил он. – Просто дождитесь нашего возвращения и постарайтесь не устраивать новых неприятностей.

* * *

К стражнику у водного входа присоединился еще один – и они явно получили приказ проводить любого обитателя дома, если те надумают обратиться к городским властям.

– Как ты думаешь, они ждали, что мы признаемся? – негромко спросил Лука у брата Пьетро, пока два стражника занимали места в гондоле на носу и корме.

– Да, – коротко ответил брат Пьетро.

– Они ожидали, что мы попросим разрешения отправиться во дворец?

– Наверное, нам приказали бы явиться позднее, после полуночи. Там работают в основном по ночам. Аресты обычно проводят ночью.

Лука кивнул, пряча нарастающий страх.

– Ты считаешь, что они не поверили, что Изольда – леди Лукретили?

– Они ей поверили. Но все равно они захотели бы допросить нас, если узнали, что ты имел дело с фальшивомонетчиками.

– Они этого знать не могут! – возразил Лука, отметая собственные сомнения.

– Скорее всего, знают, – кисло отозвался брат Пьетро.

На какое-то время единственными звуками стали плеск воды под веслом их гондолы и крик какого-то гондольера «Гондола-гондола-гондола!», предупреждающий о повороте.

– Они ведь отдадут нам Фрейзе, правда? – попытался успокоить себя Лука.

– Это будет зависеть от трех вещей, – сухо проговорил брат Пьетро. – Это зависит от того, что он на самом деле сделал. Это зависит от того, что, по их мнению, он сделал. И зависит от того, что, по их мнению, сделали мы.

Джузеппе некоторое время вел их гондолу вверх по Гранд-Каналу, а потом остановился среди леса черных причальных столбов у великолепного резного мраморного фасада дворца дожей.

– Что это? – внезапно спросил изумленный Джузеппе, глядя на зеркальную поверхность воды.

– Что? – раздраженно переспросил брат Пьетро.

Тот покачал головой.

– Мне показалось, что я что-то увидел, – сказал он. – Что-то вроде лягушки плыло рядом с нами. Странно.

– Помоги мне выйти, – сердито приказал брат Пьетро. – Мне не до этого.

Лука и брат Пьетро в сопровождении стражников поднялись по ступеням на набережную, где плеск волн напоминал невнятный лепет оправдания, а потом им пришлось ждать у дверей роскошного дворца, пока дежурная охрана рассматривала их бледные лица в свете факелов.

– Мне нужно проконсультироваться у Совета Десяти, – заявил Лука с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал. – Мы здесь по поручению Его Святейшества Папы.

Он по-мальчишечьи опасался, что ему просто не поверят, однако дежуривший у дверей стражник вскинул руку в приветствии и открыл невысокую калитку, встроенную в громадные парадные ворота. Наклоняя головы, Лука и брат Пьетро прошли внутрь.


Два стражника подошли к ним и повели в здание справа, где они поднялись по каменной лестнице. Лука обнаружил, что с каждым шагом испытывает все более сильную тревогу. В конце лестницы стражник постучал в громадную дверь, но распахнулась только маленькая ее часть. Мужчина в черном одеянии писца, сидевший на простом табурете за деревянным столом, поманил их к себе.