– Тогда ходи путями Господними, – посоветовал ему отец, – и помогай бедным, а не игрокам.

Ишрак округлила глаза, удивляясь, что отец видел, как они делали ставки в игре с шариком и стаканчиками.

– А они всегда здесь? – спросила она.

– Каждый день, и одному только Богу известно, сколько пикколи они собирают с глупцов и транжир, – ответил он. – Это – ловушка для простаков, и каждый день они уходят отсюда с набитым серебром кошелем. Больше не трать на них деньги. – Он улыбнулся и, подняв руку, благословил их обоих. – И передай своему хозяину, что я жду его завтра.

* * *

Когда гондола с Ишрак и Фрейзе причалила у великолепного особняка, Изольда, брат Пьетро и Лука уже их дожидались. Изольда распаковала новую одежду, пережившую путешествие из Равенны, и тщательно обследовала все их новое жилище. Она увела Ишрак наверх, а Фрейзе в апартаментах мужчин сообщил Луке, что они отыскали отца Пьетро.

– Красивее дома я в жизни не видела, – призналась Изольда Ишрак. – Лукретили был величественный, а этот – красивый. Каждый уголок – словно картина. Тут есть внутренний двор с крытой галереей по всем четырем сторонам и чудесный сад. Когда станет теплее, мы сможем гулять по двору и сидеть в саду.

– Но мы ведь будем гулять по набережным и площади? И будем выезжать на гондоле? – спросила Ишрак.

Изольда чуть поморщилась.

– Оказывается, дамы в Венеции из дома мало выходят. Так сказала Мария, домоправительница. Нам придется оставаться дома. Раз в день можно ходить в церковь и, наверное, навещать друзей у них дома. Но в основном дамы сидят у себя. Или наносят визиты другим дамам.

– Я не могу сидеть взаперти! – запротестовала Ишрак.

– В Венеции так принято. Если мы хотим, чтобы нас считали сестрой преуспевающего молодого торговца и ее компаньонкой, придется вести себя именно так. Это же ненадолго – только до тех пор, пока Лука не найдет источник золотых монет и не отправит милорду доклад.

– Но на это могут уйти недели, если не месяцы, – ужаснулась Ишрак.

– Наверное, мы могли бы плавать по каналам на нашей гондоле, – предположила Изольда, – если опустим вуали или будем сидеть в каюте.

Ишрак недоумевающе посмотрела на нее.

– Мы в одном из богатейших и интереснейших городов всего христианского мира, и ты хочешь сказать, что нам не дозволено ходить пешком?

Изольда заметно смутилась.

– Тебе, наверное, можно ходить на рынок с Фрейзе или со старшей женщиной, – сказала она. – А мне нельзя. Мне даже не разрешили послушать лекцию, хотя она должна проходить в капелле при церкви.

– А что за лекция? – моментально заинтересовалась Ишрак.

– В церкви есть священник, который изучает все на свете. Он состоит при университете Венеции, а иногда ездит в Падую, чтобы там заниматься. Он читал лекцию после службы, и Лука задержался, чтобы его послушать. Лука говорил с ним насчет радужной мозаики в мавзолее Галлы Плацидии.

– А что в это время делала ты?

– Брат Пьетро сопроводил меня домой. Брат Пьетро считает, что женщинам ученье ни к чему.

Ишрак раздраженно дернула плечом.

– А Луку лекция впечатлила?

– О, да: он хочет еще раз пойти. Он хочет учиться, пока мы здесь. Тут во дворце дожей есть огромная библиотека, есть традиции исследований. Там собраны рукописи со всего света и работает печатная мастерская, где издают книги. Не расписывают от руки, не копируют пером и чернилами, а печатают сотнями на специальном станке.

– Станок, чтобы делать книги?

– Да. Он может мгновенно напечатать страницу.

– Но, надо полагать, ни тебе, ни мне лекции слушать нельзя? Или пойти посмотреть, как делают книги? Все это учение – только для мужчин? Хотя у арабов есть женщины-ученые и женщины-учителя?

Изольда кивнула.

– Брат Пьетро говорит, что у женщин головы слишком слабые для учения.

– Старый хрен, – пробормотала Ишрак себе под нос и направилась к лестнице.

Лука и брат Пьетро были в парадной столовой, окна которой выходили на Гранд-Канал. Лука закрыл жалюзи на больших окнах и чуть сдвинул одну планку, чтобы луч солнца падал на осколок стекла, который он прихватил в Равенне. Когда они вошли, Лука повернулся к ним.

– Я говорил с одним ученым в Сан-Марко, – сказал он Ишрак. – Он заявил, что, прежде чем задумываться о радуге, надо понять, как вообще видят.

Ишрак выжидающе посмотрела на него.

– По его словам, арабский философ Аль-Кинди считал, что люди видят потому, что из наших глаз выходят лучи, которые потом отскакивают от всего и возвращаются обратно в глаз.

– Аль-Кинди? – переспросила она.

– Ты о нем слышала?

– Когда училась в Испании, – объяснила она. – Он перевел Платона на арабский язык.

– Я смогу прочесть его труды?

Лука встал из-за стола и положил осколок стекла.

Она кивнула:

– Его наверняка переводили на латынь.

– Тебе надо удостовериться, что это – не еретические тексты, – напомнил ему брат Пьетро. – Раз уж они пришли от древних греков, которые не знали о Христе, и переданы мыслителем-неверным.

– Но все переводилось с греческого на арабский! – возмущенно воскликнул Лука. – Не на итальянский, не на французский, не на английский! И только сейчас все начали переводить на латынь.

Ишрак адресовала ему короткую самодовольную улыбку.

– Просто арабы изучали мир и занимались математикой и философией, когда итальянцы еще… – Тут она прервалась. – Я даже не знаю, чем они занимались, – призналась она. – А вообще была ли Италия?

– Когда именно? – спросила Изольда, выдвигая себе стул и садясь за стол.

– Примерно в девятисотом году после Рождества Христова, – ответила ей Ишрак.

– Тогда существовала Византийская империя и захваченные мусульманами земли. По-моему, Италии на самом деле не было.

Фрейзе помог принести еду с кухни, но стоило двери столовой закрыться, как он оставил притворство и сел со всеми за стол. Обведя взглядом сотрапезников, Изольда решила, что их легко принять за дружную счастливую семью. Симпатия, существующая между четырьмя молодыми людьми, была очевидна, а брат Пьетро был похож на несколько недовольного ими старшего брата.

– Они изобрели сыр горгонзола, – объявил Фрейзе, нарезая большой окорок и передавая сотрапезникам ломти.

– Что?

Лука подавился смехом и искренне изумился.

– Они изобрели сыр горгонзола в долине По, – повторил еще раз Фрейзе. – Не думаю, чтобы итальянцы в девятисотом году изучали смысл радуги. Они делали сыры. – Он повернулся к Луке. – Помнишь Джиорджио из нашего монастыря? Родом из долины По? Очень гордился их историей. Рассказал нам про сыр горгонзола. Сказал, что они его делают уже пятьсот лет. И очень даже хорошо. Наверное, полезнее, чем радуга.

Он положил себе пару толстых ломтей окорока, сел на место и начал мазать хлеб маслом.

– Ты просто источник бесконечных сюрпризов! – сказал ему Лука.

– Рад быть полезным, – самодовольно отозвался Фрейзе. – И это еще не все. Тебе будет интересно вот это. – Фрейзе положил хлеб, обтер пальцы о штанину и выудил из кармана золотой полунобль. – Я обменял его на свои мелкие монеты. Золотой полунобль из Англии. Ведь именно с такими монетами милорд поручил тебе разобраться?

Лука протянул руку за блестящей монетой и принялся ее разглядывать.

– Да, английский полунобль. Безупречный, – проговорил он. – Ни единой отметины.

Он передал монету брату Пьетро. Тот рассмотрел ее и передал Изольде.

– А почему милорда интересуют эти монеты? – спросила она.

Ишрак с Фрейзе переглянулись: Изольда задала именно тот вопрос, который волновал и их.

– Он считает, что кто-то мог открыть золотые копи и тайно их разрабатывать, – ответил брат Пьетро. – Этот человек не платит налог и не платит штрафов, которые должны отходить церкви. Милорд желал бы, чтобы церковь получила причитающиеся ей деньги. Это будет целое состояние. Или же какой-то преступник их подделывает.

– Так вы считаете, что эти монеты фальшивые? Выглядят как английские нобли, но изготовлены из менее качественного металла? – уточнил Лука.

– Меняла сказал, что они идут с английского монетного двора в Кале, – пояснил Фрейзе. – Но стал очень строг, когда я начал про них спрашивать: предупредил меня, чтобы я не задавал вопросов. Он не хотел, чтобы кто-то говорил что-то такое, что может снизить ценность этих монет.

– А их высоко ценят?

– Даже слишком высоко, наверное, – предположил Фрейзе. – Цену подняли прямо у нас на глазах. Он сказал, что завтра он курс обмена повысит. Похоже, все хотят пользоваться именно ими: за нами образовалась очередь. Все говорят, что это чистое золото, без примесей. Это очень необычно. В большинстве монет драгоценный металл смешан с каким-нибудь более легким. А хорошие монеты обрубают и обрезают. А эти выглядят безупречно.

– Есть только один способ в этом убедиться. Надо их проверить и посмотреть, сколько в каждой монете настоящего золота, – заявил Лука.

– И как мы будем их проверять? – спросила Изольда. – Спрашивать у золотых дел мастеров нельзя: Фрейзе уже сказал, что здесь будут недовольны вопросами относительно качества местных монет.

Брат Пьетро немного смутился и запустил руку во внутренний карман своей куртки.

– У тебя есть распоряжения! – возмущенно воскликнул Фрейзе при виде небольшого свитка.

– Милорд оказал мне честь…

– Опять тайные распоряжения! – вскипел Фрейзе. – И куда нам теперь надо ехать? Стоило только нам устроиться и открыть для себя печенку по-венециански? Когда Лука начал учиться в университете и собирается на встречу с отцом Пьетро? Как раз тогда, когда он мог бы найти отца? Только не говори, что мы должны уехать! Мы не завершили свою миссию – мы даже еще не начали! Девушки даже не купили себе карнавальные наряды!

– Тише! Тише! Нам пока не надо переезжать, – ответил брат Пьетро. – Но если бы милорд отдал такой приказ, то нас бы не остановило то, что ты только что познакомился с венецианским блюдом из печени с луком, а девушки желают купить новые платья. Это – суета сует, Фрейзе! И жадность. Нет, милорд просто дал мне инструкции на время нашего пребывания в Венеции. Например, нам надо пойти на Риальто, когда прибудет наш корабль, и забрать нашу долю груза, затем надо продать его с выгодой. Кроме того в распоряжении сказано, какой именно товар будет привезен. А вот здесь – список проверок, которым надо подвергнуть золотые монеты, когда они у нас появятся.