– Ох, Лиззи, – со смехом ответил Тревор, – ты прекрасная актриса. В мелодраме тебе не было бы равных.

Она смяла листок бумаги. Слезы в ее глазах высохли так же быстро, как появились.

– Это невероятно! – воскликнула Элизабет и принялась мерить шагами кабинет. – Ты высокомерный мерзавец! И всегда таким был!

Он усмехнулся и заметил:

– Ты говоришь так только потому, что я не пал жертвой твоих чар десять лет назад.

Она повернулась и посмотрела на него. На ее губах появилась издевательская улыбка.

– Надо же, какой ты заносчивый. И всегда таким был. Ты вовсе не казался мне таким неотразимым. Не очень-то я тебя и хотела, знаешь ли.

– Да, я это знаю. Но это вряд ли имеет значение, ведь я тебя вообще никогда не хотел.

Улыбка исчезла, в глазах Элизабет зажглась ненависть.

– Боже, как я тебя презираю.

– И это разбивает мне сердце.

Элизабет, пылая от негодования, выбежала из кабинета. Тревор проводил ее взглядом и вздохнул.

Теперь ему предстояла встреча с матерью. И Тревор подозревал, что с ней будет не так легко справиться, как с Элизабет.

Кэролайн заговорила сразу, как только появилась на пороге:

– Право же, Тревор, я очень рада, что ты вызват меня сегодня утром. Мы должны решить, что нам делать с твоей женой.

– Да, мама. Это именно то…

– Я понимаю, что она американка и потому не знает, как следует управлять графским поместьем. Сегодня она спустилась вниз и спросила, можем ли мы позавтракать не в восемь, а в девять. Ей, видите ли, захотелось покататься на лошади. Я объяснила ей, что у слуг есть расписание, но она заявила, что мы можем его изменить. А еще она сказала, что хочет выкопать астры в южном саду и заменить их ромашками. Ты знаешь, что я занимаюсь южным садом сама и что ненавижу ромашки. К осени они становятся такими потрепанными. А еще она говорит, что собирается переделать весь дом. Переделать! Можешь себе это представить? Конечно, я сказала ей, что это невозможно, но… Чему ты улыбаешься?

Тревор не сказал ей, что улыбался потому, что знал: ее упрямство еще больше разожжет желание Маргарет заняться домом. А именно этого он и добивался!

– Мне смешно, потому что ты ненавидишь каждого, кто посягает на твою власть. Теперь я понимаю, почему ты и эта легкомысленная девчонка Элизабет так хорошо поладили. Она никогда не вмешивалась в домашние дела.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. Мне власть точно не нужна. Это привилегия мужчин. У нас, женщин, другая роль, и она включает в себя умение вести домашнее хозяйство. Да, теперь я вижу, что Маргарет милая и красивая девушка – для американки, конечно, – и понимаю, почему ты решил на ней жениться. Но она должна наконец научиться себя вести. До сегодняшнего утра она не выказывала никакого интереса к поместью, и, честно говоря, это было спасением, потому что она ничего не знает! Твоя жена еще более неопытна, чем была когда-то Элизабет.

– Мама…

– Я не понимаю, почему эти американки сначала изо всех сил стараются выйти замуж за британских аристократов, а потом пытаются переделать все вокруг на свой манер. Почему бы им просто не остаться в своем Нью-Йорке? Кстати, это напомнило мне еще об одной проблеме. Ванные комнаты, Тревор! Она хочет устроить тут ванные комнаты! И электричество! Что бы сказал на это твой отец?

– Мама, я объяснил ей, что мы…

– Я знаю, что у американцев нет своих традиций, но почему они не могут по крайней мере уважать традиции другого народа? Пожалуйста, пойми меня правильно. Я ценю ту финансовую помощь, которую мы получили благодаря Маргарет. Без ее приданого мы вряд ли выпутались бы из долгов, но…

Она еще долго разглагольствовала о деньгах Маргарет, и Тревор решил, что пришла пора вспомнить о методе, к которому прибегал в таких случаях его отец.

– Все, достаточно! – заорал он и ударил кулаком по столу. – Сядьте!

Это сработало как заклинание. Кэролайн замолчала, изумленно уставившись на него, и опустилась в кресло.

– Право же, Тревор, ты ведешь себя как твой отец, – сказала она с оскорбленным видом.

– Поскольку в нашей семье отец был единственным разумным человеком, то я приму твои слова в качестве комплимента.

– Не нужно меня оскорблять.

– Я хотел встретиться с тобой, чтобы прояснить тебе некоторые моменты. Это я попросил жену заняться обустройством дома, и хотя Маргарет будет согласовывать со мной основные моменты ремонта, я передал это дело полностью в ее ведение. – Тревор увидел, что его мать вот-вот взорвется от ярости, и добавил: – Я посоветовал ей обращаться за помощью и к тебе тоже, потому что знаю, что хоть ты мыслишь и очень консервативно, но всегда даешь здравые советы.

Кэролайн хмуро прослушала неискреннюю похвалу и заявила:

– Это очень благородно с твоей стороны, Тревор. И ты разрешишь ей устроить ванны и провести электричество?

– Да.

– Это невозможно! – воскликнула она. – Я не могу позволить, чтобы Эштон-Парк был так осквернен!

– Похоже, ты забываешь, что я граф, – холодно заметил Тревор. – Ты подчиняешься мне, и у тебя нет другого выхода, кроме как согласиться с моим решением.

Кэролайн побледнела. Она впервые почувствовала, что ее власти пришел конец.

– И что ты прикажешь мне делать, пока твоя жена будет превращать Эштон-Парк в один из тех вульгарных домов ее Нью-Плимута?

– Маргарет из Ньюпорта, мама, и я думаю, они кажутся тебе вульгарными только потому, что ты никогда в них не бывала. Если судить по лондонскому дому Ван Альдена, то это самые изящные и удобные жилища, которые только можно себе вообразить.

– Есть вещи поважнее, чем комфорт, Тревор, – презрительно заявила она. – Есть традиции, есть правила поведения, освященные временем.

– Прекрасно. Тогда ты можешь поехать вместе с Элизабет в Лондон и помочь ей устроиться на новом месте. Мне кажется, Элизабет твоя помощь понадобится больше, чем Маргарет. А потом можешь вернуться и обучить ее всем премудростям ведения английского хозяйства.

– Понятно. Ну а что мне делать после того, как я превращу твою жену в настоящую графиню?

– Путешествовать, – ответил Тревор и подмигнул ей. – Я порекомендовал бы тебе посетить Италию. Может быть, там ты встретишь какого-нибудь богатого джентльмена, в которого влюбишься. Может быть, даже выйдешь за него замуж.

– Право, Тревор, никогда в жизни я не слышала таких глупостей. Откуда у тебя эти романтические бредни?

Маргарет еще не спала. Тревор отпустил камердинера и начал раздеваться, глядя на полоску света, которая пробивалась из-под двери в ее спальню. Он представлял, как Маргарет лежит в кровати и читает, одетая в одну из своих прозрачных ночных рубашек, или, может быть, она сидит за туалетным столиком и расчесывает волосы.

Его изголодавшееся тело тут же отреагировало на эти образы. Тревор с проклятием отогнал эротические видения. Он не хотел представлять себе Маргарет. Он хотел видеть ее. Хотел прикасаться к ней. Просто хотел ее.

Он развязал галстук, снял жилет и стал расстегивать рубашку. Наверное, ему стоит просто зайти к ней и заявить, что начиная с этого момента они будут спать в одной постели. Черт, ведь Маргарет сама не хотела спать отдельно, и если они окажутся в одной постели, то соблазнить ее будет гораздо легче.

Тревор стащил с себя рубашку и бросил ее рядом, раздумывая над этой идеей, однако отказался от нее. Маргарет еще не была готова к этому. Он полагал, что жена к нему не безразлична, хотя и всячески это скрывает. И пикник доказал его правоту. Прояви он настойчивость, получил бы от Маргарет не только поцелуй. Но после этого она еще больше возненавидела бы его.

Хотя он может зайти и просто поговорить с ней. Тревор подошел к двери и замешкался, думая, не следует ли ему сначала постучать. Но потом решил, что это его дом, его жена и у него есть полное право заходить в ее спальню в любое время. Он взялся за ручку и открыл дверь.

Маргарет действительно читала, но не в кровати. Она сидела в мягком кресле рядом с окном, свернувшись калачиком, ее волосы были распущены. Услышав его шаги, Маргарет подняла голову и быстро закрыла книгу, а потом украдкой бросила ее в ящик стола, который стоял возле кресла, как будто не хотела, чтобы он знал, что именно она читала.

– Я рад, что ты не спишь, – сказал Тревор. – Хочу поговорить с тобой.

Он сел на край кровати. Ее пеньюар не был застегнут, и он не мог не заметить пышных очертаний ее груди под бледно-розовым шелком ночной рубашки.

Маргарет покраснела и запахнула пеньюар.

Тревор отвернулся и перевел дух, пытаясь вспомнить, что он хотел сказать, под каким надуманным предлогом пришел сюда, чтобы побыть с Маргарет, увидеть ее.

– Я хочу сообщить тебе, что Элизабет уезжает в Лондон. Через неделю ее здесь не будет. Моя мать поедет с ней и поможет ей устроиться. Бабушка тоже отправится с ними, потому что хочет походить по магазинам.

– Понятно.

– Я поговорил с матерью о тебе. Она теперь поняла, какое место занимает в доме. И какое место занимаешь ты.

– Меня это не интересует. Я хочу подать на развод.

– Не надо.

– Отпусти меня.

– Нет.

– Мое приданое оставь себе, я не буду с тобой судиться.

– Нет.

– Но почему? Если мы разведемся, ты сможешь снова жениться и у тебя появится наследник.

– Не в этом дело.

– А в чем же тогда? – в отчаянии воскликнула Маргарет.

– Ты моя жена, ты принадлежишь мне, и я не отпущу тебя. Свое я ни за что не отдам.

– Я не принадлежу тебе и не останусь тут в качестве твоей жены. Ты не любишь меня. Когда мой отец вернется из Нью-Йорка, я перееду к нему в Лондон.

Тревор внезапно поднялся с кровати, схватил ее за талию и прижал к себе. Все это произошло так быстро, что Маргарет не успела отреагировать. Он опустил голову и накрыл ее рот жадным, властным поцелуем.

Она безжизненно замерла в его объятиях, не прижимаясь к нему, но и не отталкивая его от себя. Поцелуй стал более нежным. Теперь Тревор соблазнял ее лаской, а не силой. Его ладони скользили по напряжённой спине Маргарет, рот пробовал на вкус ее сочные губы. Он целовал и ласкал ее до тех пор, пока Маргарет не сдалась ему с еле слышным вздохом и расслабилась в его руках. Она прижалась к его груди, и в этот момент Тревор потерял голову от страсти.