ты еѐ знаешь. Правда, она снималась в нескольких французских фильмах. И у неѐ культовая

прическа.

Мама не выглядит убежденной.

– И ты пошла за этой женщиной на модное шоу, которое должно было проходить

практически прямо за углом?

– Ну да, в Сомерсет Хаузе...

– А сейчас она говорит, что собирается сделать тебя супермоделью?

– Не совсем, – поправляю я еѐ. – Она всего лишь сказала, что помогла раскрутиться

последним шести девушкам, украшавшим обложки журнала Vogue. И, разумеется, я не поверила ей

на слово, но Кассандра Споук подтвердила. Она сказала, что Тина действительно известна в мире

моды. Она подала Карлу Лагерфельду идею для его последней коллекции Шанель.

Мамин стресс достигает нового уровня.

– Но я думала, ты отказалась от этой затеи!

– Я тоже так думала…

– В последний раз, когда мы обсуждали это, ты была в слезах, милая, потому что считала,

что все вокруг лучше тебя.

– Верно, – очень тихо согласилась я. – Но ты сказала, что я поразительна, мам. И Тина

согласна с этим. Она просто... на другом уровне по сравнению с другими. Если она чего-то хочет,

она этого добивается. И она сказала, что могла просто не заметить меня, если бы у меня была

нормальная шевелюра. Вот это – я трогаю свою голову – делает меня иной. И сейчас я лучше

подготовлена, мам. Это все уже не будет таким новым и смущающим.

– И таким разочаровывающим, – добавляет мама.

– Я быстро иду дальше. Да я бы даже и не вспомнила об этом разочаровании. – Раньше они

просто посылали меня пробоваться на любую работу. Тина говорит, что она отправит меня делать

только то, с чем я точно справлюсь, и заказчики будут предупреждены о моем появлении.

Мама вздыхает.

– Что думаешь, Стефан?

Но папа не отвечает. Он смотрит на Аву тем взглядом, который мгновенно напоминает мне

тот день, когда папа впервые заметил шишку на еѐ шее.

– Ты в порядке, милая? – спрашивает он.

Ава кивает. Еѐ лицо посерело и видны синяки под глазами. Веки вздрагивают, а затем она

заваливается со своего стула вбок и прямо на пол.

Мама подскакивает и бросается к ней.

– Наверняка это из-за количества эритроцитов в крови, – говорит она с паникой в голосе. –

Медсестры сказали, что они переживают из-за анализов.

Папа осторожно несѐт Аву к кровати, пока мама хватает телефон и звонит в больницу.

Администратор удерживает еѐ на линии, пытаясь найти и позвать к телефону медсестру из группы

Авы.

– Тед, у меня нет на это времени, – говорит она раздраженно, держа телефон в руке. – Твой

отец считает, что ты достаточно взрослая для того, чтобы самой решать, чем тебе заниматься.

Недавно он говорил что-то о салате, что я не уловила, так что, честно говоря, временами я ему

просто удивляюсь. Ты недостаточно взрослая, чтобы самостоятельно принимать решения, но я

слишком устала, чтобы спорить, так что поступим вот как: ты можешь заниматься тем, что

предложила та женщина, но только до тех пор, пока это не сказывается на твоей школьной

успеваемости. Если получишь работу, то папа или я поедем с тобой, чтобы убедиться, что они

обращаются с тобой подобающим образом. Надеюсь, ты получишь хоть какой-то положительный

опыт от этих махинаций. Алло?

Медсестра коротко разговаривает с мамой, затем просит еѐ подождать ещѐ. Мама вздыхает

и изо всех сил пытается оставаться спокойной, но еѐ плечи дрожат и в любой момент ей может

понадобиться новый носовой платок. Я хочу подойти и благодарно обнять еѐ, но боюсь, что она

может сломаться, если я дотронусь до неѐ. Каким-то образом мама умудряется заставить меня

чувствовать себя ужасно плохо из-за того, что она дает мне желаемое.

– И если ты что-то заработаешь, – продолжает она тем же раздраженным тоном, – ты

можешь отложить эти деньги на покупку папе новой шляпы. А пока не могла бы ты пойти и надеть

бандану или что-то подобное, раз уж ты отказываешься носить дома свой дорогой парик? Ты

вводишь меня в замешательство своим видом, напоминающим дядю Билла, когда он

присоединился к Королевской морской пехоте, у меня голова болит от этого.

К тому времени, как маму соединяют с главной медсестрой, Ава приходит в себя и

чувствует себя ослабленной, но в пределах нормы. Медперсонал просит привезти еѐ утром, чтобы

провести необходимые тесты. Они почему-то считают, что этой ночью Аве лучше спать в своей

кровати, хотя я удивлена. Ей жарко и некомфортно, в таком состоянии трудновато уснуть. Как и

мне.

В полночь она выныривает из прерывистого сна и зажигает свет.

– В чѐм дело? – спрашивает Ава.

Понятия не имею, как она поняла, что существует проблема. Я лежу в кровати с закрытыми

глазами, но, полагаю, когда ты годами делишь с кем-то одну комнату, ты знаешь его как

облупленного.

– Мама.

Ава вздыхает.

– У неѐ многим голова забита. Не принимай на свой счѐт.

Я лежу молча. Даже так Ава понимает, о чѐм я думаю.

– Мама очень много трудится. Она пытается сохранить работу и ходит со мной в больницу,

и… и прочие дела. Вот почему она такая раздражительная. Она не хотела тебя расстраивать.

– Я знаю, – я тоже вздыхаю.

Я открываю глаза и поворачиваюсь к Аве. Она выглядит ужасно: бледная и потная. Даже

губы серые. Неудивительно, что медсестры переживают.

– Возможно, я не должна провоцировать еѐ, – предполагаю я. – Очевидно, что мама

против.

– Что она на самом деле сказала?

– Она сказала, что я могу немного поработать. Что она хочет, чтобы я получила хоть

немного "счастья от этих махинаций".

Ава с трудом опирается на локоть и улыбается мне.

– Тогда вот что ты должна сделать. Тина ди Гаджа – это фантастика. Слушай, почему бы

тебе не поработать с ней до Рождества? Может, она действительно сможет помочь. К тому

моменту я получу результаты моих тестов. Мы можем обменяться мнениями...

О, верно. Посмотрим, не стала ли я супермоделью, а Ава проверит, жива ли она ещѐ.

Восхитительно. На самом деле, чем больше я об этом думаю, тем более ненормально это

выглядит.

– Тед? Ты что, плачешь? – спрашивает она.

– Нет, – признаюсь я. – Я хихикаю. Я просто подумала о том, как мы будем обмениваться

впечатлениями.

Минуту Ава обдумывает это и тоже начинает хихикать, кашляя от напряжения. На самом

деле мы обе поддерживаем друг другу настроение, даже когда она выключает свет, и в квартире

наступает тишина. Рак придает действительно извращенное чувство юмора. Или это, или с нами

обеими что-то не так.

Глава 27.

Будто бы после нашей первой встречи мне ещѐ нужны доказательства того, что Тина ди

Гаджа совершенно отличается от всех, кого я когда-либо встречала. В понедельник, менее чем

через сутки после знакомства со мной, она оставила мне голосовое сообщение, пока я была на

занятиях. Мне нравится еѐ необычный акцент: немного итальянский, чуточку американский,

возможно, с намеком на испанский. Интересно, откуда она. Может быть, Рио? Или Рим? Такое

впечатление, будто все должны это знать, так что я не осмеливаюсь спросить. Это как не знать о

Марио Тестино.

– Ладно, – говорится в сообщении, – Вот как обстоят дела, малышка Тедди. Мы

ОБЯЗАНЫ встретиться завтра, во вторник. Я поговорила о тебе, горяченькая, и у меня есть

НОВОСТИ. Я вернусь в Нью-Йорк в среду, так что надо действовать сейчас или никогда, и я

выбираю сейчас. В шесть я пришлю за тобой машину, так что приоденься, сделай личико, и мы

проведем тестовую фотосессию у меня в отеле. Фрэнки и Кассандра тоже будут, так что мы

повеселимся. ОБОЖАЮ ТЕБЯ.

Она вообще серьѐзно? Я звоню Фрэнки, чтобы узнать, в курсе ли та, что происходит, и

оказывается, что обо всем уже договорились. У Тины забронирован люкс в отеле Кларидж, там мы

все и должны встретиться. Она поговорила обо мне с разными людьми, и они хотят взглянуть на

мои фото, но, разумеется, у меня нет ни одной достойной фотографии с новой стрижкой "под Джин

Сиберг".

– Когда она сказала "приоденься", что она имела в виду?

– О, ну ты знаешь, одеться круто и броско, – небрежно говорит Фрэнки, будто это не два

самых нервирующих слова в мире.

– А "сделай личико"?

– Лѐгкий макияж. Ничего экстравагантного. Акцент на глазах. О, и тебе наверняка стоит

привести в порядок брови.

Она права. Спустя две недели, мои гусеницы снова невероятно мохнатые. Но у меня завтра

занятия в школе, и в нашей Ричмондской Академии нет команды стилистов.

– А что, собственно, она собирается делать?

– О, всего лишь несколько фотографий для разных людей в Нью-Йорке. Пусть Кассандра

оценит еѐ задумку. Посмотрим, что из этого выйдет.

– Пожалуйста, скажи мне, что это ненормально.

Фрэнки смеѐтся.

– Нет, Тед, это ненормально. С Тиной Джи ничего не может быть нормальным. Вот почему

люди любят работать с ней. Кстати, они говорят, что Джи – это золото, потому что всѐ, к чему она