тем изучение чего-либо о Мэн Рэе и Анселе Адамсе может быть началом.

Я просматриваю третий сайт с биографиями подряд, когда папа, наконец, говорит мне, что

пора выключать компьютер и ложиться спать, потому что каким-то образом целый вечер

промелькнул, как одно мгновение. Не уверена насчет Анселя Адамса – бесконечные холмистые

пустыни, а лично мне нравятся деревья с листвой, но эксцентричные портреты Мэн Рея и жуткое

освещение – это именно то, что мне нужно для вдохновения на мой новый проект. На самом деле,

если бы мне подарили щенка, я бы не отказалась назвать его Мэн Рэй. Тогда я могла бы

усмехнуться со знающим видом, если бы кто-то спросил меня, почему именно такая кличка.

Разумеется, Кошмарному Парню не понадобилось бы спрашивать: он бы просто понял.

Глава 25.

На следующий день я провожу какое-то время в школьной библиотеке, закопавшись в

книги о старых мастерах живописи и о портретной фотографии, разыскивая ещѐ больше полезных

изображений для моего творческого проекта. Я представляю себе детализированные, яркие

фруктово-цветочные натюрморты голландских живописцев семнадцатого века, а также смелые и

современные фотопортреты. Мне хочется, чтобы голова Авы выглядела странно и изумительно –

именно так, как еѐ вижу я.

Я составляю список живописцев и фотографов, которые могут пригодиться, но это только

начало. Понадобится провести массу исследований, чтобы найти идеальное вдохновение.

Вдобавок, я должна "продемонстрировать свой путь" к достижению конечного результата.

Благодаря школьному совету выпускной проект не может быть легким. Мисс Дженкинс захочет

увидеть открытки и распечатки, наброски и планы. Но так уж вышло, что Национальная Галерея,

которая напичкана творчеством старых мастеров, находится совсем рядом с Национальной

Портретной Галереей, полной фотографий известных людей, так что мне есть, чем заняться

субботним утром. Я действительно жду этого с нетерпением.

Ава хотела пойти со мной, но после пары тестовых дней в школе к выходным она была

полностью обессилена. Мы немного отложили поездку, но к воскресенью ей не стало лучше.

Кроме того, начало дня оказалось дождливым и туманным: настоящее осеннее утро, даже более

холодное, чем до этого. Вместо поездки Ава решила наверстать упущенное и посмотреть диски с

"Зеной – Королевой Воинов", которые мы заказали на Амазоне. Сестра будет предоставлена сама

себе, потому что мама собирается на работу в магазин, а папа отправился на встречу с

телевизионщиком-исследователем, с которой он подружился во время моего "очень обычного"

дня.

Мне не очень-то приятно слышать об этой встрече. Во-первых, я не люблю вспоминать о

том дне. А ещѐ я думаю, что хотя папе и нравится слушать о процессе создания телешоу, мама вряд

ли оценит, что отец отрывается от своих исследований ради того, чтобы выпить кофе с молодой

привлекательной женщиной. Не то, чтобы я рассказываю маме, насколько привлекательна

ассистент режиссера. Но на самом деле – очень хороша. И если бы еѐ поставили на пятидюймовых

платформах рядом с Шехерезадой, еѐ бы точно не назвали "очень обычной".

В довершение всего я заметила, что отец чересчур старательно приводит себя в порядок

перед выходом. Он не делал этого целую вечность. Он перемерил все свои пиджаки и большую

часть галстуков и даже достал старую фетровую шляпу и покрасовался в ней перед зеркалом. Хотя,

в конечном итоге он всѐ-таки убрал еѐ обратно.

Поддавшись порыву, я хватаю еѐ со столика в прихожей и нахлобучиваю себе на голову.

Возможно, она создаст подходящий для похода в галерею искусств образ. И это будет чертовски

удобней, чем Патти, от которого все сильнее и сильнее зудит верхняя часть головы, на которой

постепенно отрастают новые волосы. С огромным облегчением я оставляю парик дома. Он мирно

сидит на столике в прихожей, умело притворяясь длинношерстной морской свинкой, и дожидается

моего возвращения.

Я восхитительно провожу время в Национальной Галерее, разглядывая различные

натюрморты голландских живописцев – из фруктов, овощей, цветов, тарелок, ваз и вообще чего

угодно, что можно разместить на столе. В основном я именно это и ожидала увидеть, за

исключением того, что они, кажется, восхищаются несовершенством. Им нравится рисовать

пестрые пятна на боках персиков или яблоки с червоточинами, или цветы с порванными

лепестками. Каким-то образом это делает их более живыми. Но лучшим моментом моего визита

становится магазин, в котором я покупаю открытки, чтобы продемонстрировать мисс Дженкинс

мой рабочий процесс, как и требуется.

После быстрой прогулки по углу Трафальгарской площади, я попадаю в Национальную

Портретную Галерею, в которой, как оказалось, сейчас проходит выставка работ фотографа

Ричарда Аведона. На рекламных постерах – потрясающие портреты сильных, волевых лиц. Я не

могу позволить себе билет на выставку, но покупаю пару красивых открыток. На одной из них

изображена осовремененная принцесса с нарциссами в волосах, расположенными так, будто они

подвешены вокруг еѐ головы, как цветы на обоях позади девушки. Я влюбилась в этот эффект.

Я продолжаю думать об этом по пути к станции метро Чаринг-Кросс. На самом деле я

вынимаю открытку из бумажного пакета, чтобы взглянуть на неѐ ещѐ разок, когда внезапный

порыв ветра сдувает папину шляпу с моей головы и уносит прямо на дорогу передо мной. Я

бросаюсь вперед, чтобы поймать еѐ, когда чьи-то сильные руки возникают словно из ниоткуда и

удерживают меня на месте. Огромный ярко-красный Лондонский двухэтажный автобус

проносится мимо, буквально в нескольких миллиметрах от меня.

О, мой бог. Я чуть не погибла, спасая шляпу.

Я оборачиваюсь, чтобы поблагодарить руки, которые только что спасли мне жизнь. Они

принадлежат бизнесмену в полосатом костюме, который одаряет меня очень странным взглядом.

Может быть, именно так люди смотрят на тебя, когда знают, что благодаря им ты остался в живых.

Я ошарашено пялюсь на него в ответ, и, после неловкой паузы, он отходит в сторону, в то время

как другой автобус проезжает мимо, превращая папину шляпу в блинчик.

Внезапно, этот день перестает казаться таким уж хорошим.

Минут пять я просто брела по улице в оцепенении. Прямо сейчас я не находила в себе сил

спуститься в метро. И думать о том, как рассказать папе, что случилось с его шляпой, когда я

вернусь домой.

Постепенно до меня дошло, что многие люди движутся в том же направлении, что и я –

больше, чем обычно. Могу поклясться, я узнала пару лиц, хотя не смогла вспомнить, откуда они. Я

шла за толпой, как в тумане. Затем многие люди стали проходить через каменную арку,

контролируемую охранниками. Чтобы попасть туда, необходим пропуск, которого у меня не было,

так что я остановилась.

Я проследила за ними взглядом. С трех сторон внутреннего двора возвышалось большое

каменное здание с массивным белым шатром посередине. Всѐ было увешано цветными баннерами,

возвещающими о Лондонской Неделе Моды.

Ох, ничего себе. Интересно, будет ли задействован здесь сегодня кто-нибудь из девушек, с

которыми я ходила на просмотры. Я надеюсь на это: участие в дефиле – очень важное событие.

Между тем я даже не могу позаботиться об одной паршивой шляпе.

Я прислонилась к столбу и вспомнила порыв ветра, когда автобус промчался мимо меня. Я

даже не поблагодарила того мужчину в костюме. Интересно, почему он так странно на меня

смотрел.

И в этот момент я поняла, что на меня пялится кто-то ещѐ. Невысокая женщина всего в паре

шагов от меня. Она представляла собой неординарное зрелище, но почему-то глядела так, будто

это Я – странное видение.

– ДЖИНС И-БЕРК, – громко сказала она, как только перехватила мой взгляд.

Она вообще со мной разговаривает? Она пытается продать мне джеггинсы? Она

сумасшедшая? Глядя на неѐ, я бы не очень-то и удивилась.

На ней было надето платье длиной до лодыжек, сделанное из лоскутков кожи, скрепленных

между собой оранжевыми молниями; золотой шѐлковый жакет от Пуффа, шарф с принтами в виде

черепов (настолько модный, что даже я знаю, – это Александр МакКвин) и ботинки на

четырехдюймовой металлической золотистой платформе.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты модель,– она растягивает слова в необычной манере,

похожей на американский акцент, который я не могу опознать.

– Эм, ну да, полагаю, что так, – говорю я. Я не уверена, стоит ли мне разговаривать со

сбежавшим из психушки пациентом посреди улицы, но еѐ глаза словно гипнотизируют меня.

– Слава богу. Ну, конечно же, ты модель. Джинс И-берк. Знаешь еѐ?

– Лично?

– О, небеса! Разумеется, не лично. Она была актрисой в шестидесятые годы. На последнем

дыхании25. Джин Сиберг!

– О! Джин Сиберг!

– А! Так ты знаешь еѐ?

– На самом деле, нет.

Она вздыхает очень, очень глубоко.