десять лет терпел в школе, когда его обзывали рыбьим лицом, чтобы от его фамилии отказались

при первой же возможности. Но Фрэнки и я переубедили его. Я недолго думала, пока папа

предлагал различные варианты фамилий. Почему-то я не могла перестать думать о нашем старом

доме. Я всѐ ещѐ очень сильно по нему скучаю. В конце концов я остановилась на ―Ричмонд‖, и

Фрэнки согласилась.

Это была отличная идея, только я никак не запомню, как меня зовут. Спасибо Сабрине.

Я хватаю мою папку из сумки и врываюсь в двери студии.

Передо мной пара столов, сдвинутых вместе, и три человека, сидящих за ними. Я будто в

ночном кошмаре очутилась на устном экзамене, сходство очевидно. В действительности это также

напомнило мне одну папину любимую картину об английской гражданской войне, где изображен

мальчик-роялист, допрашиваемый страшными солдатами Кромвеля. Она называется "А когда ты в

последний раз видел своего отца?" Этот бедный маленький мальчик выглядит намного храбрее,

чем я себя чувствую сейчас.

Я подхожу к ним, и протягиваю моѐ портфолио. Они перелистывают его. Только три

фотографии для просмотра, так что это не занимает много времени.

– Тед Ричмонд?

– Да. – Я запомнила свое имя. Урааа.

19 Траут в переводе значит «форель».

– «Модел Сити»?

– Верно.

– Хмм. Можешь повернуться?

Я поворачиваюсь. Думаю, это весьма элегантный пируэт.

– Вид сзади. Просто вид сзади, пожалуйста.

Поэтому я стою лицом к двери и стараюсь не бояться. Я чувствую, как мои мышцы

напрягаются. Мои плечи поднимаются до ушей. Я должна попытаться расслабиться или буду

выглядеть сутулой? Я не уверена, если я...

– Хорошо. Можешь идти.

Ох, нет. Всѐ, что я должна была делать – это ―просто постоять там‖, и я успела испортить и

это.

– Мисс Ричмонд? Мисс Ричмонд?

Помогите. Это же я. Я так и не выучила своѐ собственное имя. Я оборачиваюсь.

– Ваше портфолио.

Мужчина, сидящий посередине, протягивает мне папку. Я ожидала увидеть его в кожаной

куртке и большой шляпе 1645 года, эпохи Кромвеля. Немного неожиданно видеть его в чѐрной

футболке и с небритой щетиной.

– Не беспокойся, я уверена, что ты была прекрасна,– говорит мне Сабрина, когда мы

выходим на улицу. – Если они не захотели тебя, это просто потому, что у тебя не было

правильного ракурса. У меня почти не было работы первые шесть месяцев в «Нью Фэйсес».

– Полезно узнать, – говорю я. – Спасибо.

С Лили Коул такое не случалось.

Второй день такой же, как первый, с тем исключением, что я не концентрируюсь, выходя из

метро, и в итоге теряюсь по пути на квартиру, снимаемую агентством, где я встречаюсь с

Сабриной.

На третий день, появляется определенная закономерность. Мой будильник звонит под

подушкой, чтобы не разбудить Аву шумом. Я переодеваюсь в одежду, наиболее похожую на

униформу модели – юбку Авы, если она чистая, и футболку определенного типа (не в мою

футболку с надписью "Woodland Trust", хотя когда я стану достаточно смелой, я могла бы

попробовать носить еѐ как платье). Я иду в кафе рядом с квартирой для моделей, где я встречаюсь с

сопровождающей из агентства и с кем-то ещѐ, кого она сопровождает сегодня, так что мы можем

идти вместе к нашему первому пункту назначения. Мы посещаем кастинги и/или просмотры.

Случаются небольшие катастрофы – обычно из-за того, что я что-то забыла или не понимаю, что

они от меня хотят. Позже я спрашиваю у Фрэнки, выбрали ли меня для работы. Не выбрали. Я иду

домой в одиночестве, стараясь не принимать это близко к сердцу.

Я принимаю это близко к сердцу.

По крайней мере, я начинаю заводить друзей. Я постоянно натыкаюсь на одних и тех же

девушек, так как мы боремся за одни и те же места. Если бы Дин Дэниэлз мог видеть нас – комната

забитая высокими, тощими уродами, которые выстроились в очередь, он был бы в шоке. Эта

мысль всегда заставляет меня улыбаться.

Сабрина – моя любимая. Всякий раз, когда мы встречаемся, она заботится о продолжении

моего образования в сфере моды. Она всѐ ещѐ в ужасе от того, как мало я знала, когда начинала

работать.

– Итак, правило номер один? – она экзаменует меня, пока мы стоим в очереди на

получение работы в газете.

– Не встречаться с моделями, – улыбаюсь я, вспоминая Фрэнки, когда она первый раз

фотографировала меня.

Сабрина смеѐтся.

– Откуда ты взяла это? Это больше похоже на последнее правило! Какое настоящее?

– Быть профессионалом – я покорно отвечаю.

– Что значит...?

Я вспоминаю список вещей, о которых мне говорила Фрэнки, прежде чем я приступила к

работе. Быть профессионалом – значит быть вовремя, с чистыми волосами и ногтями, носить

соответствующую одежду и обувь, в том числе и нижнее белье (соответствующее нижнее белье, не

любое белье, конечно, вам придется носить нижнее белье), быть вежливой, не снимать свой топ

(отвратительно), не жаловаться и делать всѐ, о чѐм тебя просят, каким бы болезненным,

утомительным, или совершенно необычным это ни было (за исключением снятия топа – см. выше).

Ни слова о Париже, Милане, или о чѐм-то в этом роде, о чем сначала говорила Ава но, может быть,

это будет позже.

Затем я добавляю то, чему я научилась сама. Быть профессионалом – значит носить с собой

повсюду огромную сумку (позаимствованную после долгих уговоров у сестры), с огромным

количеством вещей, о которых я никогда не задумывалась, но, возможно, они могут понадобиться:

карта Лондона, чтобы найти любое место, куда бы тебя ни послали; портфолио; недавно

купленный сменный комплект белья, целый магазин поношенной обуви на высоких каблуках, на

случай если они захотят увидеть, как ты на них ходишь, гелевые стельки, чтобы обувь не натирала;

сменная одежда; и что-нибудь почитать, пока ждѐшь в очереди. Это помогает сконцентрироваться

во время всех этих фэшн-разговоров. Чтобы не выглядеть полной невеждой, когда кто-то

упоминает прет-а-порте (готовая одежда) или Карла Лагерфельда (гуру дизайна для Chanel) или

бохо-шик (одеваться, как модная цыганка), и можно показать, что ты в восторге, если кто-нибудь

заговорит об Анне Винтур (главный редактор журнала Vogue). Благодаря этому, я иногда

рассказываю сестре всякие модные новости, которые она ещѐ не знала. Ава наслаждается этим, так

же, как и я.

Хотя это не помогает найти постоянную работу. Во всяком случае, пока.

Июль перетекает в август, и Дейзи отправляется в Германию, забыв свой телефон, так что я

не могу позвонить ей, даже если бы хотела, в чѐм не уверена, потому что сочувствие Дейзи к моим

бедам равно нулю, как и ожидалось.

Ава получает первые анализы после двух месяцев лечения, и они не такие великолепные,

как нам бы хотелось. Конечно, мы хотели, чтобы анализы показали, что химиотерапия проходит

отлично и рак исчезает. Но всѐ не так просто. Доктор Христодулу думает, что для надѐжности

после химиотерапии ей нужна лучевая терапия. Это означает, что полный курс лечения не будет

закончен к Рождеству, и Ава будет облучаться Х-лучами вдобавок к химическим препаратам.

Такое чувство, что она просто провалила выпускной экзамен и должна пересдать его снова. Но на

этот раз это вопрос жизни и смерти. Мы без слов заключаем соглашение не говорить об этом.

Между тем, мои мечты мгновенно стать супер-моделью также по-прежнему не сбываются,

что обидно, потому что если бы они сбылись, это бы по-настоящему порадовало мою сестру.

Я точно не Кейт Мосс. На самом деле я начинаю беспокоиться, не слишком ли поздно

найти работу на лето, где платят реальные, настоящие деньги, и эта работа не предполагает

ежедневно быть отвергнутой людьми, которые хотят кого-то повыше или пониже, с более

волнистыми волосами, или более тѐмными, или более светлыми, или просто красивее или без, как

выразилась одна стилист обуви, ―самых толстых лодыжек, которые я когда-либо видела.‖

– У тебя не толстые лодыжки, – уверяет меня Ава, когда я возвращаюсь с особенно

ужасного просмотра. – У тебя нет ничего толстого. У неѐ должно быть слабые очки.

– У неѐ были очень толстые линзы, – соглашаюсь я, чтобы успокоить себя, но говорю себе

что, никогда не буду пробовать получить работу у Маноло Бланик или Джимми Чу20. – И Фрэнки

говорит, чтобы я не беспокоилась. Она организовала для меня ещѐ три пробные съѐмки, чтобы

дополнить моѐ портфолио. Она говорит, что это поможет.

– Что? – спрашивает Ава. – больше не будет кирпичных стен, я надеюсь?

– Стена была самым лучшим фоном, – напоминаю я ей. – Но нет. Съѐмки будут на пляже –

звучит хорошо. И какой-то фотограф, которого знает Фрэнки, кому нужен кто-то с длинной шеей и

большим терпением. Не уверена, в чѐм собственно дело. И новый дизайнер, кому нужны

фотографии для его лукбука.

– Эй! – говорит она, улыбаясь. – Ты сказала лукбук, не дрогнув, как будто знаешь, о чѐм

речь. Ты говоришь стильно, Ти! И просто подумай о пляже, хорошо? Тебе понравится. Это будет