Да, ей не следовало идти, но она смотрела на стройную сильную спину под коричневым плащом и на его совершенную загоревшую руку, тянущуюся к ее руке, на его красивое лицо, когда он оглядывался. Ее сердце застучало так, как это с ней случалось еще в детстве, и та часть ее сознания, которая давно отказалась от здравого смысла, не будет отказываться от этой последней, короткой встречи, невзирая на то, какие страдания это у нее вызовет вновь.

Аддис нашел скамейку возле стены, где ограда скрывала их от любопытных глаз жены ювелира, владевшего этим домом. Мойра с трудом высвободила свою руку и беспокойно разгладила складки юбки. Она чувствовала, что он следит за ее движениями. От того, что она сидела рядом с ним, у нее привычно перехватывало дыхание.

— Дела в Барроуборо идут хорошо? — невнятно спросила она.

— Довольно хорошо. Посевы выглядят прекрасно, и люди довольны. Лукас выздоровел, однако после той ночи перестал видеть одним глазом. Я дал его сыновьям вольную и сказал, что им не надо будет платить налог, когда умрет их отец.

— Ты благородный и справедливый властитель. Крепостные в Дарвентоне тоже так думают.

— Проявить такое благородство было нетрудно.

— А Оуэн? Что с ним?

— С моей подачи Оуэн решил искупить свои грехи в другом крестовом походе. Очень продолжительном. А мать Саймона попросила разрешения удалиться в монастырь, и я согласился.

— Таким образом, все сделано. Ты вернул себе свою жизнь. Все так, как должно быть. Я рада за тебя, Аддис.

Он задумчиво склонил голову.

— Все сделано. Я должен быть больше чем доволен. Но все же я испытываю мало радости, Мойра. Я вернул себе свою жизнь, но я не настолько глуп или неблагодарен, чтобы забыть, чего мне это стоило. Но крепость Барроуборо — холодное место, полное безжизненных теней. Я исполняю свой долг, как меня учили с рождения, но мое сердце не может согреться. Иногда я снова чувствую себя рабом, с той лишь разницей, что теперь служу призракам моих предков.

Она хорошо могла представить себе это, и ее сердце заныло от сказанных им слов. Мойра понимала, что такое одиночество, недавно вновь очень хорошо узнав это чувство.

— Все изменится. Когда ты женишься и заведешь семью, ты снова обретешь настоящий дом. Леди Матильда принесет жизнь и тепло в Барроуборо.

— Если я и женюсь, то это будет не леди Матильда. Томас Уэйк с сожалением сообщил мне, что девушка не думает, что мы подходим друг другу. Он знал, что брака не будет, уже тогда, когда он привел свое войско. Матильда думает, что я недостаточно изыскан и обходителен. Она хочет себе в мужья рыцаря, который станет писать ей поэмы и жадно ловить каждое ее слово, как будто это жемчужины, падающие из ее рта.

— Она глупая маленькая гусыня!

Он потянулся к ней и заправил обратно несколько выбившихся из-под покрывала прядей волос.

— Может быть, она просто догадалась, что все то время, пока она болтала со мной в Йоркшире, я мысленно занимался с тобой любовью.

Легкое прикосновение и взгляд его глаз заставили ее задрожать. Она едва могла заговорить.

— Если так, то это действительно было неучтиво.

Его пальцы стали легко гладить ее лицо, мягко двигаясь по коже, будто впитывая ее бархатистость. Аддис снова вызвал в ней мученическую любовь, полную острых и невозможных желаний, напоминающую о том, что потом ей слишком дорого придется заплатить за этот визит. За три месяца, с тех пор, как она покинула его, Мойра в конце концов научилась притуплять боль, но также выяснила, что наказание за запретную любовь длится всю жизнь.

— Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне…

— Ах, Аддис…

Он обнял ее одной рукой и поцеловал, тем самым заставив замолчать. Рука его нежно покоилась на ее щеке.

— Ты поедешь со мной. Ты должна.

Какое искушение — утонуть в этих объятьях навечно!

— Будет другое предательство, другая Матильда. Ты говоришь только о временной передышке, и я не знаю, сколько мое сердце может выдержать расставаний, прежде чем навсегда разобьется. Ты — прекрасное доказательство тому, что каждый из нас проживет несколько жизней, прежде чем умереть. Надо быть мудрым, чтобы понять, когда одна жизнь заканчивается, а другая начинается. Я люблю тебя, Аддис. Я всегда буду любить тебя. Но для меня нет места в той жизни, которая сейчас началась у тебя.

— Если ты называешь это мудростью, то тогда я никогда не стану мудрым. Я не хочу жить той жизнью, в которой нет места для тебя. Ты вернешься со мной и займешь место, принадлежащее тебе. Никаких обязательств прошлого не стоит на нашем пути. Мы поженимся.

Он выглядел настолько серьезным и непреклонным, как будто говорил логично, а не плел бессмыслицу. Мойра погладила его щеку, и он наклонился навстречу прикосновению, пока они не остались сидеть, прижавшись лбами и гладя руками лица друг друга.

— Это невозможно. Ты знаешь это лучше, чем я.

— Это не запрещено. А сделанного не поправишь.

— Тебя будут презирать родные, насмехаясь над тем, какую жену ты выбрал. Даже крестьяне будут думать, что ты сошел с ума.

— Те, кто знает тебя, будут не презирать меня, а завидовать, и мне плевать на то, что люди говорят или думают.

— Я рождена простолюдинкой, Аддис. Это может стать непреодолимым препятствием.

— Да, ты жила как крепостная, Мойра, со всем, что из этого вытекает. Но и я был рабом. Мое положение было даже ниже, чем твое.

— Это была случайность, ошибка!

— Все рождения являются случайностями, и твое рождение — ошибка. Я знаю, что нас учили, что все предопределяется Господом, но я в это не верю. Я понял, что это самая неправильная традиция из всех убеждений и традиций, о которых я размышлял с момента своего возвращения, и я не собираюсь соблюдать ее. Мне кажется, что, если можно отвергнуть миропомазанного короля, то рожденная от крепостных может выйти замуж за сына барона. Как происходят восстания против установленного Богом порядка, так произойдет оно у нас, только маленькое.

Она не знала, что ответить ему. Предложение о замужестве у дверей церкви было сиюминутным побуждением, а это — обдуманным и выстраданным. Идея была нелепа. Конечно же, он видел это! Он нахмурился.

— Ты думаешь, что не сможешь вытерпеть это, Мойра? Если над нами будут насмехаться или порицать? Женщины могут быть безжалостны друг к другу, я знаю, и тебе, возможно, будет хуже, чем мне. Но если ты думаешь, что ты не сможешь жить моей жизнью, я всегда смогу жить твоей. Я могу вернуть Барроуборо обратно королю и стать владельцем постоялого двора вместе с тобой.

О Боже! У него серьезные намерения.

— Нет. Ах, Аддис, ты говоришь еще более абсурдные вещи. Подумай, у твоих сыновей будут крепостные мама и бабушка. Ты о них подумал?

— У них будет мать, к которой они будут так же заботливо относиться, как и я, и которую будут защищать. Женщина, любимая своим мужем, и бабушка, которую любил ее господин.

Его настойчивость истощила ее моральные силы и заставила растерять веские доводы собственных аргументов. Ее эмоции смешались, а любящий взгляд Аддиса обезоружил. Мойра растерянно покачала головой в знак отрицания и спряталась в его объятиях. Он прижал ее к груди и нежно гладил. Мойра спрятала голову под его подбородок.

— Ты вернешься со мной и принесешь жизнь теням, населяющим Барроуборо, и теплоту моему сердцу, как ты всегда делала, Мойра. И я научусь уступать тебе, так как ты всегда уступала мне.

— Я принесу тебе только неприятности и стыд. Ты слишком упрям в своем решении не видеть этого. Существуют вещи, которые лорд Барроуборо не в силах подчинить своему желанию, — промолвила она, пряча свои полные слез глаза на его груди. Он не подозревал, как сильно терзает ее этой безнадежной мечтой! Она казалась такой возможной и такой реальной, но кровь, текущая в ее жилах, монотонно стучала в висках: «Такого не может быть…» Аддис скоро и сам в этом убедится и будет благодарен ей за то, что она не согласилась. Но мысли о счастье, парящие здесь, искушали ее, подталкивали к нелепому душевному волнению, которое истина и здравый смысл едва могли подавить… Он повернул ее голову к себе и затем вытер слезу со щеки.

— Ты отказываешь мне, Мойра?

Во рту у нее пересохло, губы дрожали. Он стал таким грустным, когда прочитал решение в ее глазах.

— Тогда я попрошу тебя сделать мне на прощание последний подарок. Я хочу, чтобы ты мне спела. Одну из песен о любви, как тогда, на обеде. Мне бы хотелось, чтобы эта песня была о нас с тобой, чтобы я всегда думал о тебе, где бы я снова ни услышал ее.

— Нет, Аддис. Пожалуйста…

— Ты мне и в этом откажешь? В этом последнем моем желании? Ведь я же не прошу тебя о многом.

Это был совсем не пустяк. Это могло разорвать ее сердце на осколки…

Она шмыгнула носом, облизала губы и положила свою голову ему на грудь. Только биение его сердца будет аккомпанировать ей. Она нашла маленькую соломинку успокоения, зацепилась за нее, и каким-то сверхъестественным образом мелодия и слова негромко полились из нее.

Ее голос обладал такой силой, что был способен заполнить огромный зал, но сейчас он проходил небольшой отрезок пути и предназначался только Аддису. Его губы прикоснулись к ее макушке и остались там.

Песня вселила в Мойру тоску и радость одновременно, а его объятья поддерживали ее обессилевшее тело. Образы проплывали перед ее затуманенным взором, когда воспоминания прошлого стали резко вырисовываться в печальном настроении ее песни. Юноша, горюющий в ее руках. Рыцарь, кричащий от боли. Мужчина со жгучими глазами, лишенный иллюзий и воли.

Ее голос запинался несколько раз, прежде чем она закончила петь. Последние слова потерялись в рыданиях, которые она скрыла в его груди. Он прижал ее к себе, в то время как она горько рыдала, и прикоснулся щекой к ее волосам, как отец, пытающийся успокоить ребенка.