– Не имею желания играть с вами, милорд маркиз. Ваша беспримерная наглость не способствует дружескому общению.

– Мокрая курица, да? – усмехнулся маркиз, и его голос был слышен всем в комнате.

На мгновение сэр Мерсер задержал на нем враждебный взгляд, потом повернулся и быстро направился к дверям. Откинув голову, маркиз Меридейл громко расхохотался.

– Устрашающий тип этот Херон, – сказал он. – Вот видишь, Тони, лобовая атака может быть очень успешной.

– По-моему, ты напал на него с тыла! – фыркнул из большого кожаного кресла герцог Веллингтон.

– Как бы то ни было, сейчас он повержен, ваша милость, – бодрым голосом сказал маркиз и уже тише спросил у приятеля: – Ну можно ли быть таким глупцом, чтобы играть с человеком не нашего круга, Тони?

– Мне бросили вызов, а я не люблю отступать, – объяснил Тони.

– Херон всегда выискивает жертву среди рассеянных молокососов, – улыбнулся маркиз Меридейл.

– Черт возьми! Вы не смеете говорить со мной подобным образом! – огрызнулся лорд Лоудер. – Да, я молод, однако не настолько глуп, чтобы не видеть, когда меня надувают. Просто у джентльмена есть определенные обязательства.

– Но не в размере пяти тысяч золотых гиней, которых у него нет! – отрезал маркиз. – Пошли выпьем. Нам еще предстоит подумать, где в течение недели раздобыть деньги.

Лорд Лоудер побледнел, как будто сознание непомерности долга вызвало у него внезапный приступ дурноты.

– Простите, – нетвердо произнес он и вышел из комнаты, оставив маркиза в полном недоумении.

– Вот поступок порядочного человека, – раздался позади маркиза низкий голос.

Повернувшись, он увидел одного из старейших членов клуба, отставного судью, которого уважали и любили даже самые молодые и несерьезные люди.

– Не могу понять, почему вы приняли Херона в клуб, – сказал лорд Меридейл. – Это же не джентльмен! Он нарочно выбирает самых слабых игроков и с неизменным постоянством заставляет их проигрывать больше, чем они могут позволить.

– Здесь не пансионат для благородных девиц, – тихо заметил судья.

– Конечно, нет. Но Тони – отличный парень, просто иногда любит порисоваться и показать себя эдаким светским львом.

– Предложите ему вернуться в деревню. Я знаком с его матерью. Она извелась от беспокойства, как бы ее единственный сын не попал в какую-нибудь переделку вместе с весельчаками вроде вас.

– Сомневаюсь, что он послушает меня.

– Почему же? В это время года в деревне очень славно. Да и всем вам не мешало бы глотнуть свежего воздуха вместо шампанского, поскакать галопом по парку вместо того, чтобы гоняться по публичным домам за модными кокотками или слушать принца-регента в его золоченой бонбоньерке, этой пародии на то, что когда-то было Карлтон-Хаусом.

Маркиз рассмеялся.

– Я почти жалею, что не предстал перед вами, когда вы восседали на судейском месте. Слушая ваши обороты речи, невозможно сдержать смех.

– Но я абсолютно серьезен, – настаивал судья. – Молодой Лоудер не единственный, кто выставил себя болваном. До меня дошли слухи, что в Меридейле все заросло травой.

Маркиз замер.

– Кто вам сказал?

– Мои друзья из Хертфордишра. А почему бы вам не убедиться в этом самому? Помещика, проживающего вдали от своего имения, ожидают стропила, изъеденные древоточцем. Вам, разумеется, это хорошо известно.

Маркиз сдержанно поклонился.

– По-видимому, сэр, вы гораздо лучше осведомлены о состоянии моей собственности, чем я сам, – сказал он тихо, но в голосе его слышался гнев.

Он вышел из комнаты и, миновав большой зал, спустился на улицу. Факельщик подозвал его экипаж, и маркиз велел лакею ехать в Карлтон-Хаус.

С самого начала он собирался именно туда, принц-регент позвал его на один из больших приемов, ставших уже привычными для высшего света, и теперь никак не мог взять в толк, почему свалял такого дурака: по пути заехал в «Крокфордз», ввязался в спор с сэром Мерсером Хероном, а затем в малоприятный разговор с судьей.

Маркиз уже сожалел о том порыве, который привел его сюда. Впрочем, оставаясь до конца честным, он вынужден был признать, что, хотя слова судьи и задели его за живое, стычка с сэром Мерсером позабавила его. Кроме того, он был доволен, что уберег лорда Лоудера от ссоры, грозившей кончиться бессмысленной и, возможно, трагической дуэлью.

"В Меридейле все заросло травой!" Маркиз попытался представить, как выглядит поместье сейчас, когда весна творит чудеса и в садах царит буйство красок: белая, лиловая и пурпурная сирень, розовые на фоне неба цветы персика и миндаля, вздымающиеся в траве золотистые воронки нарциссов. А позади этого великолепия – сам замок, серый и величественный. Неприступная крепость и одновременно дом, целых двадцать лет любимый больше всего на свете, любимый – пока не пришла беда.

Карета торжественно остановилась. Лакей в ливрее королевского дворца распахнул дверь. Ослепительно яркий свет отразился в белых колоннах. Миновав толпу придворных и слуг, маркиз оказался внутри Карлтон-Хауса.

Голубые шторы, расшитые золотыми лилиями, обильно золоченные пилястры с каннелюрами, украшенные белыми страусовыми перьями ламбрекены, розовый атлас, затканный гирляндами, фриз, изображающий Минерву в окружении сфинксов – все это промелькнуло перед глазами маркиза, пока он в поисках хозяина переходил из комнаты в комнату.

Дамы поворачивались в сторону маркиза, их голоса приветствовали его, руки в перчатках протягивались для поцелуя. В платьях из атласа, кисеи и дымчатого муслина нежнейших оттенков они напоминали букет цветов. Красоту женщин подчеркивали многочисленные картины, собранные принцем со всего света и до сих пор не оплаченные.

Нигде не было и следа принца-регента.

– Джулиус! – вдруг позвал маркиза властный голос.

Он обернулся. Глазам его предстало видение в платье из прозрачной серебристой кисеи, которое больше открывало, чем прятало стройное тело с волнующими изгибами. Великолепное изумрудное ожерелье украшало длинную белую шейку.

– Джулиус! Клянусь, я уже перестала тебя ждать. Ты же обещал, что приедешь рано.

– Прости, Сибил, – сказал маркиз, поднося к губам затянутую в перчатку руку женщины. – Меня задержали.

– В «Уайтс» или в "Крокфордзе"? – поинтересовалась леди Сибил Шератон.

Она была потрясающе красива. Темные кудри обрамляли прелестное лицо, которое можно было бы назвать классическим, если бы не чуть раскосые глаза, придававшие ее облику нечто восточное.

– Нет, нет, не отвечай. Достаточно того, что ты здесь. Отвезешь меня домой?

– Почту за великую честь, – галантно ответил маркиз.

Сибил повернула к нему лицо. Взгляд обращенных на него глаз был так откровенен, что маркиз почувствовал себя неуютно.

Он много раз говорил себе, что светские сплетни его не интересуют. Тем не менее, ему вовсе не хотелось попасть на язычок кумушкам из «Олмакса», этим великосветским поборникам морали, которые легко выдавали индульгенции себе, но были нетерпимы к слабостям других.

– Где его королевское высочество? – спросил маркиз.

– Флиртует где-нибудь с неугомонной леди Хертфорд, – с язвительной насмешкой ответила леди Сибил. – Слышал последнюю сплетню? Лорд Грей назвал леди Хертфорд "опасной тайной, скрытой сенью трона".

– Тш-ш! – Несдержанность леди Сибил привела маркиза в замешательство: в Карлтон-Хаусе подобные вещи не произносились даже шепотом. Однако в глазах его заиграли огоньки. Весь Лондон уже сыт по горло жеманным лукавством леди Хертфорд, а мертвая хватка, которой она держала регента, стала темой бесконечных анекдотов.

– Мне нужно найти его, – сказал маркиз.

– Я пойду с тобой, – предложила леди Сибил, и они вместе пошли по заполненным гостями комнатам.

Леди Сибил Шератон была вдовой. Ее муж погиб в одном из сражений на Пиренейском полуострове, и ходили слухи, что его гибель только приблизила неминуемый конец их брака. Еще при жизни мужа леди Сибил пришлось очень по вкусу блестящее общество, собиравшееся вокруг принца Уэльского в Карлтон-Хаусе.

Основным источником беспокойства для леди Сибил было то, что, выйдя по страстной любви замуж за статного красавца офицера из гвардии, она не подумала, как будет жить, не имея денег для удовлетворения своих бесконечных дорогостоящих причуд.

Отец леди Сибил умер весь в долгах, и то, что еще осталось от фамильного имущества, унаследовали ее братья. Они надеялись, что Сибил сделает хорошую партию, подразумевая под этим богатого и щедрого мужа. Но она позволила чувствам взять верх над разумом.

Война милосердно спасла леди Сибил от неизбежных последствий ее безрассудства. Больше она не собиралась повторить ту же ошибку. За годы замужества и вдовства она поняла, что для той жизни, которая ей так нравилась, необходимы две вещи: положение в обществе и деньги.

У нее не было сомнений, что в маркизе Меридейле она, наконец, обрела то, что искала. Больше того, вскоре после знакомства с ним ей вдруг стало ясно, что он привлекал ее не только своим богатством и титулом, но и тем, что возбуждал в ней такое же желание, как прежде покойный муж.

Проблема, однако, заключалась в том, что маркиз совершенно не выказывал желания превратить их связь в нечто более постоянное. Он никогда не заговаривал о женитьбе, и, хотя Сибил убеждала себя быть более мудрой и не поддаваться той всепоглощающей страсти, которая с самой первой встречи бросила их друг другу в объятия, у нее было неприятное чувство, что, прояви она излишнюю суровость, маркиз умчится от нее в поисках более доступных ласк.

– Джулиус! – попыталась привлечь внимание маркиза леди Сибил, прогуливаясь вместе с ним по зимнему саду.

Зимний сад, гордость принца-регента, был построен в виде небольшого псевдоготического собора. От опиравшихся на колонны арок вверх к крыше с отверстиями для света шла покрытая лаком веерообразная решетка для вьющихся растений. Убранство дополняли малиновые занавеси и украшенные гербами витражи.