Ее всегда интересовало, что разбойники делают с награбленным добром. Она вспомнила размышления сэра Лоренса о тех ювелирах, которые не боятся покупать краденые драгоценности, многие из которых прекрасно известны в их кругу.

Теперь ответ ей известен! Самые лучшие драгоценности Джентльмен Джек хранил на тот случай, если его прижмет нужда или он сам сочтет за лучшее покинуть страну. Арабелле нередко приходилось слышать, что разбойники и контрабандисты связаны друг с другом. Из Франции контрабандисты ввозили коньяк, чай и другие облагаемые высокой пошлиной товары, а обратно переправляли драгоценности и золотые соверены, которые свободно обращались на континенте.

"Может, мне поискать матушкины рубины", – подумала Арабелла и тут же отказалась от этой идеи. Ее буквально передернуло от одной только мысли, что придется дотрагиваться до воровских трофеев, вырванных угрозами у тех, кто нередко отдавал разбойникам последнее.

Бьюлин секрет ясно выявил одно: Джентльмен Джек будет возвращаться сюда всякий раз, когда ему понадобятся деньги. Разбойник считал замок своим прибежищем и едва ли мог позволить себе отказаться от него. Напротив, на его месте подобное укрытие следовало как можно дольше сохранять в неприкосновенности.

Выбранные мисс Мэйдерсон спальни и классная оказались восхитительными, и, немного освоившись на новом месте, Арабелла вывела Бьюлу в парк. Не встретив нигде маркиза, они миновали пруд с серебряными карасями и оказались в цветнике. Здесь были немалые перемены. Три садовника приводили цветник в порядок, удаляя сорняки и высаживая новые цветы на месте засохших.

– Это только на нынешний год, – объяснил старый садовник, заметив, что Арабелла наблюдает за его работой. – А уж следующей весной мы посадим точно те кустарники и цветы, что росли у ее светлости.

– Наверное, это будет очень красиво, – улыбнулась Арабелла. – К тому же многие растения очень полезны: они исцеляют от многих болезней. Моя матушка лечила нас только травами.

– Да, травки хороши от живота и от горла, – согласился старик. – Но подождите до следующей весны, мисс. Тогда в этом самом цветнике будет расти все, что любая леди хотела бы иметь в своей кладовой.

"Интересно, буду ли я здесь тогда?" – с болью подумала Арабелла. Она вдруг поняла, что за совсем короткое время успела полюбить замок. Вопреки плетущимся интригам, мраку неизвестности, страху, витавшему за тяжелыми стенами, замок вызывал у нее доселе незнакомые чувства. Она не только восхищалась его великолепием, но и начинала понимать, почему человек, пробывший здесь даже совсем недолго, обязательно захочет вернуться. Живя в замке, каждый начинал ощущать себя частью его истории.

– "Осаду замок встретит лишь презреньем", – вслух прочитала Арабелла пришедшие на ум строчки и поежилась при мысли о том, что замок Меридейл осажден изнутри: враг притаился в его стенах.

Бьюла устала, и обратно в замок ее пришлось нести на руках. В новой детской они немного поиграли, а когда пришла Роза, чтобы выкупать девочку перед сном, Арабелла тихонько выскользнула в коридор.

– Входите, мисс Арабелла, – пригласила мисс Мэйдерсон, когда девушка, постучав, приоткрыла дверь ее комнаты.

Домоправительница сидела за столиком у окна и подшивала платье. Отрезав нитку, она приподняла его и показала Арабелле.

– Это мне? – едва вымолвила девушка.

– Вы наденете это сегодня.

Платье из тончайшего газа было нежно-голубого цвета, цвета самого бледного барвинка, когда-либо поднимавшего головку к солнцу. Корсаж был расшит крошечными капельками бриллиантов, высокую талию охватывали ленты из великолепного атласа в тон платью.

– Какая прелесть! – воскликнула Арабелла.

– Ткань была привезена контрабандой из Франции во время войны, – сказала мисс Мэйдерсон. – Возможно, это был непатриотичный поступок, но, увидев этот материал в магазине на Бонд-стрит, ее светлость не устояла перед искушением.

"Я знаю, что достойна всяческого осуждения, – сказала мне ее светлость, – но если бы я не купила эту ткань, это сделал кто-нибудь другой. Мне так хочется хорошо выглядеть. Ради его светлости. Сейчас у него и своих забот предостаточно, чтобы ему еще досаждала отчаянно скучная жена!"

– Уверена, что ее светлость вовсе не была такой, – сказала Арабелла.

– Вы совершенно правы, – согласилась мисс Мэйдерсон. – Ее светлость была как ясное солнышко, красивая, всегда изящно одетая. Покойный маркиз просто обожал ее. Да и все мы тоже.

Теплота, звучавшая в голосе домоправительницы, не оставила Арабеллу равнодушной.

– Вы действительно не имеете ничего против, если я стану носить платья ее светлости? – мягко спросила она. – Вы с такой заботой хранили их, что не будет ли святотатством с моей стороны надевать их?

– Ваша красота достойна этих платьев, – ответила мисс Мэйдерсон просто.

– Как вы добры ко мне! – сказала девушка и поцеловала ее в щеку.

– Если вы будете продолжать подобные речи, я могу заплакать, – мягко укорила Арабеллу мисс Мэйдерсон. – Это вы добры ко все нам. С тех пор как вы появились в замке, все здесь кажется другим. Вы возродили меня к жизни, а наша маленькая леди благодаря вам набирается ума-разума. Только посмотрите, она стала говорить вполне разумно. Да и маркизу, по крайней мере, сейчас, ничто не угрожает.

– Почему вы ничего не предприняли, когда Джентльмен Джек впервые здесь объявился? – задала вопрос Арабелла и, к своему удивлению, увидела, что лицо мисс Мэйдерсон стало совершенно непроницаемым, словно окно, закрытое ставнями.

– Если вы позволите, мисс, – сухо сказала домоправительница, – я не буду говорить на эту тему. Пойдемте лучше посмотрим, какие платья я выбрала для вас. Они лежат на кровати. Я взяла только те, которые подойдут молодой девушке, продолжала она. – Не следует забывать, что ее светлости было тридцать девять, когда она… когда она скончалась.

– Так мало?! – воскликнула Арабелла.

– Да. Когда она вышла замуж, ей было неполных восемнадцать.

– Как и мне, – улыбнулась девушка.

– А его светлость родился через год.

– Значит, между ним и Бьюлой большая разница в возрасте?

– Выходит, так, – согласилась мисс Мэйдерсон. – А теперь, мисс, взгляните на платья и скажите, нравятся ли они вам.

– Ну, конечно, – ответила Арабелла, сознавая, что бывшая камеристка не желает продолжать разговор о своей госпоже.

Платья из крепа, газа и муслина были одно восхитительнее другого и напоминали цветы в саду. Они совершенно не выглядели старомодными, и теперь для Арабеллы их нужно было лишь чуть обузить в талии и подшить.

При виде платья для верховой езды девушка пришла в восторг. О такой темно-синей бархатной амазонке с отделанным галунами лифом любой женщине можно было лишь мечтать.

– Я бы хотела просить маркиза взять меня завтра на прогулку верхом, – сказала девушка и, обратившись к домоправительнице, добавила: – О, мисс Мэйдерсон, как мне отблагодарить вас за то, что вы для меня сделали!

– Может, будете называть меня Мэтти?

– Почту за честь, Мэтти. А теперь мне нужно возвращаться к ее светлости.

– Я отнесу платье в вашу спальню, а потом приду уложить вам волосы. На обеде с его светлостью вы должны показаться во всем блеске.

– Вам не будет стыдно за меня.

Нет, она ни у кого не вызовет чувство стыда, Арабелла поняла это, когда спустившись к обеду, поймала на себе взгляд маркиза. Новое голубое платье немного смущало девушку: облегая фигуру, оно делало ее похожей на сильфиду и в то же время подчеркивало изящные линии начинавшего наливаться зрелостью тела.

Теперь, когда вдали от отчима Арабелла избавилась от прежней скованности, ее болезненная хрупкость больше не бросалась в глаза, а уверенность в себе сделала ее выше ростом. Не изменились только глаза, огромные на маленьком личике с белоснежной кожей.

Именно ее кожа привела маркиза в восторг. Нежная, как лепесток магнолии, она была просто восхитительной на фоне голубого платья девушки и ее золотых волос.

Арабелла присела в почтительном реверансе. Маркиз ответил поклоном в лучших придворных традициях и склонился к ее руке. Ощутив прикосновение его губ, девушка на мгновение замерла, но в это время Тернер доложил об обеде, и маркиз, отпустив ее руку и церемонно предложив свою, повел ее к столу.

Атмосфера за обедом была менее оживленной, чем за завтраком. Порой посреди разговора вдруг воцарялась странная тишина: Арабелла и маркиз смотрели в глаза друг другу, и в этот миг им не нужны были никакие слова.

Когда после обеда они остались в библиотеке вдвоем, девушка неожиданно почувствовала себя не в своей тарелке.

– Пожалуй, мне лучше вернуться к Бьюле, – неуверенно сказала она.

– Разве вы не оставили с ней горничную?

– Конечно, оставила. Роза сидит в гостиной, а дверь в спальню Бьюлы всегда немного приоткрыта.

– Тогда вам не о чем беспокоиться. Если бы понадобилось ваше присутствие, вам непременно дали бы знать, – сказал маркиз, не спуская глаз с устремившейся к книжным полкам Арабеллы. – Вы избегаете меня, Арабелла? – спросил он и, не дождавшись ответа, прибавил: – Я хочу знать.

Когда молчать дальше стало невозможно, девушка с робкой улыбкой ответила:

– Мне кажется, я чувствую себя немного скованно потому, что мы с вашей светлостью одни.

– Вы никогда не обедали с мужчиной?

Арабелла покачала головой.

– Значит, мне оказана великая честь быть первым. Ну, разве не замечательно встретить столь прекрасную, сколь и неискушенную молодую особу?! Признаться, я и не верил, что в мире существуют женщины, подобные вам.

– Наверное, существуют, но только не в Лондоне! – вспыхнула Арабелла.

– Почему вам так претит светское общество? – поинтересовался маркиз. Было видно, что гнев девушки его забавляет. – Может, в вас говорит зависть? Вот уж напрасно. Уверяю вас, Арабелла, ни одна из признанных великосветских красавиц и мизинца вашего не стоит.