– Через сорок минут прибываем, сдавайте белье!

Соня подскочила, засуетилась, одеваясь-собираясь. Успела быстро умыться, провести расческой по волосам. Выражение глаз было немного испуганным – как-то еще Олег ее встретит?.. А вдруг и на порог не пустит?

Господи, нашла чего бояться!.. Пустит как миленький. Отдаст Коленьку и сбежит в свою съемную хату, уж волком воет, поди…

От вокзала она взяла такси. В городе было еще раннее утро, первые лучи солнца игриво плескались в лужах на асфальте. Значит, ночью был дождь…

Наддав по большой луже и плюнув из-под колес ворохом брызг, машина въехала во двор, остановилась у знакомого подъезда. Как хорошо здесь, какой у них двор уютный! Вон сосед Иван Палыч с собакой гуляет, а из окна первого этажа всегда оладьями пахнет… Хорошо. Такое чувство, будто на родину вернулась. Домой. К сыну.

Лифт медленно притащился на этаж. Соня встала у двери, замешкалась. Покашляла в кулак, откинула назад волосы, вздернула вверх подбородок. Наконец коротко нажала на кнопку звонка. Еще раз, еще…

Тишина за дверью, сердце гулко бухает в груди. Подпрыгнуло, застряло комком в горле – шаги! Шаркающие по паркету стертыми вдрызг шлепанцами. Короткий железный всхлип замка, в проеме двери лицо Олега, заспанное, недовольное. Глянул на нее, не удивился даже. Будто Соня полчаса назад за хлебом к завтраку выскочила… Почесал голую грудь, зевнул, повернулся спиной, ушел в спальню.

Соня шагнула в прихожую, захлопнула за собой дверь. Быстро скинув кроссовки, пошла за Олегом… В дверях остановилась, прислонившись плечом к косяку, и через набежавшую пелену слез вгляделась в гнездо на кровати, устроенное из одеяла…

В гнезде, как птенец, лежал ее Коленька. Спал. Серьезное, нахмуренное личико, кулачки сжаты под подбородком. Олег сел на край кровати, убито потряс головой, произнес через короткий зевок:

– Полночи сегодня не спал, врачиха говорит, колики в животе… – И через паузу, будто брюзжа: – Не нравится мне эта массажистка, слушай. Зачем она животик-то ему массирует? Надо другую массажистку найти… – И опять зевнул. И содрогнулся от своего зевка, сильно, всем телом. Сонно хлопнув ресницами, посмотрел на Соню так, будто требовал, чтобы она немедленно его пожалела. Оглянувшись на ребенка, добавил тем же жалобным тоном: – Я ночью вдруг испугался, что он проснется и упадет… Вот, из одеяла гнездо сделал. Нормально так, ага? Он в кроватке плохо спит, со мной рядом лучше засыпает…

– Да… Да, нормально…

Дрожа и глотая слезы, Соня подошла к кровати, легла рядом с сыном. Потянула ладонь, чтобы отереть влажный лобик.

– Не, не трогай его… Он чутко спит, проснется. Говорю же, полночи не спал… Черт, голова ничего не соображает, прямо туман в глазах плывет… Спать хочу.

– Ты спи, Олег. Спи. А проснешься – иди, куда хочешь. Ну, в общем… Прости меня, ты свободен. Прости… А мы Коленькой проживем как-нибудь.

– Ага, щас… Разбежалась. Кто ж тебе его отдаст, интересно? Он мой сын…

– И мой.

– Да, Соньк. И твой. Он наш с тобой сын.

В повисшей меж ними паузе, ей показалось, зашевелился воздух. А может, это был вовсе не воздух?.. Может, это было поруганное некогда взаимное счастье – быть друг с другом, видеть друг друга, любить… Может, это была мелодия «Отель «Калифорния»? Да мало ли что могла вместить эта пауза. Много всего. Всего того, что они потеряли, поддавшись кто чему – кто мужскому страху, а кто обиженному материнскому инстинкту. Пока изнемогала в плену Любовь…

Олег лег по другую сторону Николеньки, смешно вытянул губы трубочкой, осторожно подул ему на лобик. Соня подняла руку, чтобы поправить одеяло, он поймал ее ладонь. Обе ладони сплелись в замке над спящим ребенком так крепко, что побелели костяшки пальцев.

Соне пришлось плакать тихо, в подушку, чтобы не разбудить сына Колю. Коленьку. Николашу. Коляна. Кольку…