«Нет, все-таки не романтичная я женщина… Ну что значит – плюнет? Не плюнет, а… Прольет струны серебряные, например… Надо ж настроить себя на романтику, иначе какая ж я после этого… с прерогативами?»

Опа… Хлынуло наконец! Как из ведра! Давай, давай, жги, не останавливайся, еще! А молния – прямо над домом сверкнула, ослепнуть можно! Сейчас еще и гром вдарит… Давай, еще давай! Стихия, мать твою за ногу! Все к черту, к черту! Стихия пройдет, а жизнь останется! Ничего, будем жить дальше, приспособимся здесь как-нибудь… С условиями для Николеньки…

Соня стояла, дышала хлестким ветром, пока гроза не ушла, оставив после себя мелкий дождь. Да и тот скоро стих, будто устыдился. Красные лучи солнца, выглянув в прореху меж облаков, торопливо ощупали мокрую землю и скрылись, уступив место ранним сумеркам, влажным, озоново-терпким, тягучим. Прекрасный, прекрасный фон для романтического ужина при свечах… Надо бы в платье переодеться, что ли? Накраситься, волосы феном уложить…

Ага, вот и легкий стук в дверь. Соня подошла, открыла. Марк с улыбкой оглядел ее всю, с головы до ног. Покачал головой, будто извиняясь:

– Нет, Сонечка, нет… Надень лучше вот это платье, прошу тебя.

И протянул ей легкий пакет – лаковый, гламурный. В такие пакеты продавщицы в дорогих бутиках модные тряпочки укладывают.

– По-моему, оно тебе подойдет… Это очень красивое платье, Соня.

– Хорошо, Марк. Ты иди, я сейчас спущусь…

Соня потянула за выглядывающий из пакета крючок плечика – ух ты… Ослепнуть хочется, глаза б не глядели. Переливчатое, зеленое, по-змеиному струящееся. И опять – с голой спиной! Да что ж у него за вкус…

Надела, глянула в зеркало. Хозяйка медной горы, ни больше ни меньше. Соня уперла кулак в бок, нахмурила брови, сделала зверское лицо. «Ну что, Данила-мастер, не выходит у тебя каменный цветок?» Смешно… А вообще ничего. Красиво, конечно.

Спускаясь по лестнице, она элегантно подобрала подол.

Ага, по всей большой гостиной свечи горят… И на полу – свечи. И на столе. Язычки пламени пляшут бликами, образуя трепетное дрожащее марево.

– Ты прекрасна, Сонечка…

– Спасибо.

– Тебе платье понравилось?

«Вопрос, надо полагать, риторический?» – усмехнулась про себя Соня. Хм… Интересно, а если б она сказала: «Нет, не понравилось»?

Она улыбнулась и кивнула. Подошла к изысканно накрытому столику, сделала над собой усилие, чтобы изящно опуститься в кресло. В таком платье с ходу не плюхнешься.

– Нет-нет, не сюда… Вот в это кресло сядь, пожалуйста. Плечи опусти. И голову подними – чуть выше… Вот так…

Это что, она опять играет роль Сони Олениной? Режиссер хренов. А может, и платье это – ее?

Соня чуть скосила глаза в сторону, туда, где висел портрет над камином. О-па… А портрета-то нет. Это как надо понимать, интересно?

– Не морщи лоб, Сонечка… Сосредоточенная задумчивость тебе не к лицу. Или тебя что-то обеспокоило?

– Нет. Ничего.

– Вот и правильно. Не думай ни о чем. Переключайся… Переключайся в беззаботность. Отныне у тебя не будет никаких забот. Ну, кроме приятных, разумеется… Ну же, улыбнись мне, сделай беззаботное лицо!

– Но я не могу так сразу, Марк. Мне непривычно.

– А ты начни с мелочей… Подумай о чем-нибудь вожделенно-приятном. Ну, например… Тебе понравился кабриолет, на котором мы вчера ездили?

– Ну… Если объективно – допустим. А к чему ты это?..

– Он твой, Сонечка. Я тебе его дарю.

– Ой… Спасибо, конечно, но…

– …Съезди завтра на нем в город, если хочешь. Посиди где-нибудь в кафе… А вечером я к тебе присоединюсь, по магазинам пройдемся. Только чур, я сам буду тебе все покупать! Договорились? Поверь мне – стоит только начать новую жизнь, войти в нее… И весь мир откроется с другой стороны, Сонечка. Ты заблестишь у меня, как бриллиант самой лучшей огранки! Кстати, к этому платью изумруды очень пойдут… Колье, серьги, браслет…

– Ну, и куда я смогу ходить в таком виде? Не надо этого ничего, Марк… Да и не умею я это носить… И вообще я с тобой на другую тему поговорить хотела…

Сказала и осеклась. Может, рановато сейчас с условиями-то? Да и минута неподходящая… «Может, потом?» – засомневалась Соня. Вон как глянул – с едва заметной в глазах досадой.

– Да? Ну что ж, давай поговорим… Но сначала давай выпьем, Сонечка. У меня сегодня был трудный день… Вино для тебя, а я немного коньяку выпью.

Чокнулись. Соня глотнула вина. Какой вкус у него терпкий, даже горьковатый немного. И цвет темный, как кровь.

– Да, вот еще что, Сонечка… Я тоже хочу поговорить с тобой. Наверное, вчера нужно было, но я как-то не смог разворошить этот вопрос… А сегодня, думаю, уже можно. Это я к тому, чтобы ты легче воспринимала свою, как ты полагаешь, трагедию.

– Да? Ну-ну…

Ворохнулось сердце тревожно-болезненно. О чем это он?..

– Дело в том, Сонечка, что я когда-то пережил подобное обстоятельство… Я имею в виду твоего ребенка. Моя вторая жена, мать Марги… Она родила мальчика. Он… Он даун, Соня. Да, теперь представь себе, как я тебя понимаю…

Она похолодела, сильно заломило в висках. Пропали вдруг звуки и запахи, и комната поплыла перед глазами в желтом свечном мареве. Лицо Марка тоже на секунду уплыло из поля зрения, потом появилось снова – говорит что-то, шевелит губами. Сделала над собой усилие…

– …Не могло быть другого решения. Для меня – не могло. В конце концов, у каждого должен быть выбор… И я не жалею, Соня. Представь себе. Просто надо этот узел рубить сразу и понимать, что ты можешь от жизни принять, а чего не можешь. По крайней мере, это честнее, чем дальнейшее притворство-страдание. Да, людская молва меня осудила, я знаю. У нас город маленький, все на виду… Но что такое – людская молва? Время прошло – все забылось. Главное, Марга меня поняла, она осталась жить со мной. Можно, можно жить и без душевных терзаний, Соня. Поверь мне…

– А… где он сейчас?

– Кто?

– Твой сын…

– Я слышал, он умер недавно. Причину, впрочем, не знаю… Но моя жена ни в чем не нуждалась все эти годы. И… и он тоже.

– Ты так легко об этом говоришь, Марк. Даже странно…

– Да. На слух, может, и странно. Но я и впрямь не знаю, отчего он умер. Я целый день сегодня думал об этом, Соня. О тебе, обо мне… Не сочти за кощунство, но давай уж будем считать, что мы с тобой одного поля ягоды. Так легче…

– Нет-нет! Не надо, я не хочу… Не смей так говорить, не надо!

Интуитивно она протянула руки вперед, выставила ладони, будто отгораживаясь от его слов. Схватила бокал, сделала большой глоток вина, некрасиво, со всхлипом непереносимой жажды. Еще, еще… Осушила до дна. Губы тряслись, как в лихорадке. Закрыла глаза, и показалось ей, будто выплыла она из кресла, понеслась куда-то верх, по спирали…

Нет, нельзя глаза закрывать. Господи, да что это с ней? Лицо Марка напротив, то приближается, то отдаляется. Глаза внимательные, будто в душу заглядывают. Кажется, даже устраиваются там поудобнее. Прочь, прочь… Почему, почему он на нее так смотрит?! Надо бы встать, уйти… «Одного поля ягоды…» Надо же такое придумать! Нужно сказать ему… Да что – сказать?! Нужно просто встать и уйти!

Нет, ноги не слушаются. Все тело будто паутиной сковало…

А потом вдруг отпустило разом. Наоборот, окутало равнодушием. Нет, а чего вдруг поплыла-всполошилась? Ей-то что? Действительно – это его выбор… Но к ней-то, к ней этот выбор какое имеет отношение? Это он думает, что имеет… Пусть себе думает, что она тоже… ягода. Как бы не так. Поживем – увидим. Еще посмотрим, кто кого. Выбор на выбор – получится другой выбор…

– Ты считаешь, я зря тебе рассказал, да?

– Да, Марк. Я думаю, зря. Давай не будем больше об этом. Я… не могу.

– Ты считаешь меня подлецом?

– Это был твой выбор, сам сказал… Не судите да не судимы будете. Тем более не мне бросать в тебя камни… Только про одного поля ягоды – не надо, прошу, пожалуйста. Мне неприятно.

– Хорошо. Не буду. Давай я тебе еще вина налью… Погоди, сейчас еще музыку… Хочу тебе подарок сделать под любимую мелодию.

Не дожидаясь ответа, Марк поднял над головой пульт, нажал на кнопку. Наклонился, достал из-под кресла бархатную коробочку, открыл…

Соня смотрела на его манипуляции, не понимая, что происходит. Вернее, понимала, конечно, но все это было уже не важно. Что-то снова вдруг отключилось в голове, когда услышала до боли знакомые первые аккорды…

Да, она самая, «Отель «Калифорния». Да, их с Олегом мелодия, талисман их любви… Господи, как больно. Сколько там – всего… Сколько под эту мелодию сказано нежных слов и счастливых влюбленных глупостей, сколько поцелуев под аккомпанемент, сколько объятий страстных. Все счастье семейное беззаботное пролетело под эту песню.

Соня закрыла глаза и не увидела, как Марк протягивает ей с улыбкой коробочку. Пальцы впились в подлокотники кресла, тело поневоле качнулось, еще раз и еще, подавшись навстречу волне звуков. Таких знакомых. Таких родных. И таких горьких – теперь.

«Господи, Олег… Что с нами? Где ты? И где – я? Как же мы могли?!. Музыка-талисман, унеси меня обратно, туда, в мое сгинувшее счастье. Хоть на минуту, хоть на секунду. А знаешь, Олег… Когда ты от нас уехал, я все время ставила этот диск… Мне казалось, таким образом я связь с тобой сохраняю. А еще казалось, Николенька тоже слушает… И слышит…»

Соня вдруг ясно увидела маленькое личико сына. Вполне осмысленное. Со скорбным, отчаянным выражением глаз. Вздрогнула в ужасе, открыла глаза…

Рука ткнулась в бокал с вином. Бокал полетел вниз, разбился вдребезги. Несколько капель долетели до белого ковра на полу, упали брызгами. Красные, как кровь. И голова закружилась…

– Соня, Сонечка… Что с тобой? – послышался чужой голос издалека. – Тебе плохо, Сонечка? Что ты, это всего лишь вино…

Марк склонился над ней, взял в ладони лицо. Она оттолкнула от себя его руки, ящерицей выползла из кресла, сделала шаг в сторону. Надо идти, но слабость такая… Не идут ноги, и голова опять кружится. Что это за вино такое, черт бы его побрал?!