– Ну, не у всех же возможности есть… Чтобы с утра воспарить…

– Да, ты права. Возможности есть не у всех. Только я бы не употребил в данном контексте слово «возможности»… Здесь, скорее, женское природное везение играет роль, чтобы эти возможности появились. Сами по себе, без особых хлопот. Бывает просто удача, Соня. Судьба. Фортуна.

– Ну, значит, я в этом смысле не слишком удачлива! – быстро ответила Соня с напором, даже с ноткой раздражения.

Она точно отгородилась от вкрадчиво-ласковых рассуждений Марка. Нет, она, может, и не ответила бы так грубо, если б не утренний разговор с Марго… Душа съежилась, вдруг запротестовав. Видимо, не то у нее состояние, чтобы расслабляться. Хоть и воспарила, а состояние – не то.

– Я тебя чем-то рассердил, Сонечка?

– Нет-нет… Все нормально со мной. Просто не люблю этих разговоров про женскую судьбу – удачлива ли, не удачлива. И вообще – что значит удачлива? Надо сидеть на печи и ждать, когда к тебе эта удача сама придет, что ли? В лице прекрасного принца, который все проблемы с печью решит? Нет-нет, я подобных взглядов на женскую судьбу совсем не разделяю. Нормальная женщина и сама в состоянии устроить себе и удачу, и судьбу, и фортуну. Были бы способности и желание. А главное – отсутствие непреодолимых барьеров. Тогда и принца никакого ждать не надо! Ну, то есть… С определенной целью, чтоб с печи снял…

Соня вдруг поймала взгляд Марка – задумчивый, чуть насмешливый. И чуточку, как ей показалось, обеспокоенный ее рассуждениями. Нет, а чего беспокоиться-то? И вообще – почему она должна ему поддакивать?

– Что ж, понятно, понятно… Значит, ты, Сонечка, вышла из феминистских рядов?..

– Нет, вовсе нет. Еще чего не хватало!

– Ну, слава богу!.. А то уж я грешным делом подумал… А относительно удачи и фортуны в женской судьбе я тебе вот что скажу, Сонечка: никогда не надо делать поспешных выводов! Жизнь – штука коварная. А судьба – она и есть судьба, несет человека по мутной реке, как щепку. Сегодня ты, может, одних взглядов придерживаешься, а завтра, глядишь… Ну, попробуй же мясо, остынет! Оцени мои старания!

Марк подошел, опять сел перед ней на корточки, в руках – тарелка с разрезанным мясом. Протянул вилку. Соня взяла ее почему-то очень осторожно, боясь, чтобы их пальцы не соприкоснулись. Нет, как барышня-институтка, ей-богу!.. Чего ей бояться-то? Не съест же он ее!

Соня подцепила кусочек мяса, отправила в рот.

– М-м-м… Вкусно. Никогда такого не ела.

– Так уж и никогда?

– Никогда…

– Еще съешь.

– Спасибо… Только мне неловко как-то.

– Чего тебе неловко? Тебе кажется, что я слишком стараюсь?

– Ну, в общем…

– Брось, Сонечка. Поверь, мне это доставляет удовольствие. Каждый мужчина хочет продемонстрировать женщине гусарские замашки, но не всегда эта потребность дает о себе знать. Только изредка. Только для избранной прекрасной дамы. Что ж делать, Сонечка, придется тебе какое-то время походить в прекрасных дамах… Вот хотя бы этим прекрасным утром, например.

Соня смутилась, отвернула лицо. Протянула руку к столику, взяла бокал с вином, сделала большой глоток. Вздохнула, оглядевшись кругом:

– Да, утро действительно чудесное… Хорошо тут у вас… Красиво…

– Ну, ты еще всей красоты не видела. Хочешь, к озеру прогуляемся?

– А я вас от дел не отрываю?

– Да бог с тобой, что ты? Какие дела могут быть в такое утро? Вставай, пойдем…

Марк протянул руку, и Соня с осторожностью вложила в его пальцы ладонь. Приятная у него рука, сильная… И ладонь сухая, горячая. Поднялась из кресла, опять смутилась, неловким жестом одернула футболку.

Молча пошли по усыпанной гравием дорожке. Справа и слева – густая россыпь сиреневых мелких цветов. Марк наклонился, сорвал один, протянул Соне.

– Что это за цветы? Хорошо пахнут…

– Это крокусы. А вон там, дальше, есть настоящий розарий… Ты любишь розы, Сонечка?

– Не знаю. Люблю, наверное.

– Отлично… Но мы сейчас туда не пойдем. А пойдем вон по той дорожке, к озеру, через березовую рощу.

Какое чудо, думала Соня, круженье белых нежных стволов перед глазами! Березки все молодые, стройные, так и хочется подойти, погладить каждую. И трава – зеленая. И птицы поют… А вон там, средь стволов, солнце расположилось причудливо, образуя яркий светящийся столб.

Ноги словно сами понесли ее. Она встала в столб света, закрыла глаза, подняла руки вверх… О, счастье!..

Но тут же будто черная молния сверкнула внутри, и смех-гром раскатистый: очнись, дурочка! Какое такое счастье?! Забыла, кто ты есть? Забыла?

Соня дернулась, обхватила себя руками, вышла из солнечного пятачка, пристыженная. Марк взглянул на нее удивленно и слегка озабоченно. Положив руку на плечо, спросил, развернув к себе:

– Что случилось, Соня? Тебе плохо?

– Нет. Нет… Все хорошо, Марк.

– Но я же вижу. Ты страшно чем-то обеспокоена. А иногда так напряжена, что током бьет… Может, расскажешь?

– Нечего мне рассказывать! Да и с чего бы?

– Соня…

– Ну что? Что? – Она подняла отчаянные глаза, дернула плечом, сбрасывая его ладонь. – Что вам от меня надо? Если человека к вам в гости занесло, причем совершенно случайно, заметьте! Случайно занесло, повторяю! Это не значит, что вы вправе к нему в душу лезть, понятно? И… Извините меня, конечно… – Соня икнула неприлично, некрасиво, будто захлебнувшись приступом гнева.

Марк стоял, потупив глаза в землю. А ей вдруг ужасно стыдно стало… Он-то тут при чем? Он же ничего плохого не сделал, просто посочувствовал, проявил заботу! Обыкновенное вежливое сочувствие, только и всего. Под утреннее гусарское настроение – аккурат и сочувствие в жилу пришлось. Тем более нельзя забывать, что она ему любимую жену напоминает!

– Нет, правда, извините меня, Марк, я вовсе не собиралась хамить… Как-то, знаете, вдруг понесло. Но уж и вы, пожалуйста… Не надо у меня ничего выспрашивать, ладно? И сочувствовать – тоже не надо. Знаете, есть такая песня, там слова очень хорошие, правильные… Нас не надо жалеть, ведь и мы никого не жалели. Все, все так и есть. Именно так. Не достойна я ни жалости, ни сочувствия, только это могу вам сказать. Вы наверняка добрый и хороший человек, но не обижайтесь на меня, ладно? – Выпалив это скороговоркой, Соня пошла вперед, туда, где за деревьями мелькала, серебрилась под солнцем синяя гладь озера.

Марк догнал ее, молча пошел рядом. Молчание его было спокойным, умиротворяющим. И опять ей стало стыдно – теперь уже от его молчания. Ничего себе, гостья заявилась, подумала Соня, хозяину рот заткнула! Ступайте себе молча, не приставайте ко мне!

А с другой стороны, ощущалась в его молчании какая-то нота интимности. Ничего, мол, я все понимаю очень даже хорошо… Так хорошо, как ты и не думаешь. Было, было в этом что-то… неестественноскоропалительное. А с чего ради, собственно?

– Сонечка… По-моему, мы вчера договорились, что будем на «ты».

– А я что, на «вы» перешла? Хм, даже не заметила… Хорошо, Марк, извините. То есть извини, конечно. Вот же день начался – еще утро, а я раз пять успела извиниться!

– Я больше не буду приставать к тебе с расспросами. Договорились?

– Да. Спасибо.

– Ну, вот и замечательно. Хочешь, на лодке прокачу?

– А что, и лодка есть?

– А как же? Пойдем…

Прошли вдоль берега – впереди открылась небольшая заводь. Мелкие волны лизали белый песок, чуть покачивали привязанную к столбу лодку. Марк ловко справился с узлом, помог Соне сесть на корме, оттолкнул лодку от берега, успев каким-то образом впрыгнуть, не замочив ног. Лодка сильно качнулась, Соня взвизгнула. Марк улыбнулся, подмигнул довольно:

– Боишься, Сонечка? Не бойся… Сейчас я тебе покажу кое-что.

Медленно поплыли в глубь озера. Вода шелестела под веслами, пахло свежестью, тиной и еще чем-то неуловимо-нежным. Чем дальше, тем больше приближался нежный запах, накатывал тугими волнами. Соне даже шевелиться не хотелось и по сторонам смотреть не хотелось. А хотелось закрыть глаза и вдыхать, вдыхать этот запах… И чтоб он в голову вошел, чтобы оплел нежными пальцами живущий в душе ужас, чтобы растворил его в себе…

– Оглянись, Сонечка! Открой глаза и оглянись!

О боже, вот это красота!.. Водяные лилии! Целый остров из водяных лилий! Томные белые бутоны, разомлевшие в солнечном, еще не жарком утреннем мареве. Чуть колыхались на волне, пропуская сквозь глянцевые листья сполохи ярких бликов.

– Какие!.. А можно рукой потрогать?

Марк склонился, с силой выдернул из воды цветок. Оборвал длинный хлыст-стебель, протянул ей.

– Ой, зачем ты… Жалко же… Не надо больше!

– Да их тут много… Вон там, смотри, еще. А дальше – еще…

Соня поднесла влажные лепестки к лицу, вдохнула запах. Голова слегка закружилась, как от вина. Марк молча смотрел на нее, улыбался. И опять ей стало немного неуютно под его взглядом. Зачем он смотрит – так? Понятно же, что Марго в утреннем разговоре пофантазировала немного… Ну да, она очень похожа на ту Соню, но это же не повод… И вообще… Фу, какие глупые мысли лезут в голову! Мысли, разнеженные солнцем и запахом лилий. Временно, конечно, разнеженные. Ужас-то из души все равно никуда не денется, корочкой, как болячка, не зарастет. Но лучше его пока руками не трогать! Больно очень! Пусть пока будет солнце, лодка и лилии. И глаза этого странного мужчины.

Хотя Соне все же было приятно, что он на нее так смотрит. А кому было бы не приятно? Любой женщине приятно… Но не более того. Не умещались сейчас в ней такого рода приятности. Ложка меда не способна растворить бочку дегтя.

«Или как там, в пословице? – поправила себя Соня. – Там наоборот, кажется… Там про ложку дегтя и бочку меда…»

Лодка по-прежнему медленно скользила по глади озера, плавно огибая островки белых лилий.

Как тихо. Какая томная леность вокруг. Спокойствие. Благодать. Нежность. И молчание Марка – разрешительное, великодушное. И этот его взгляд… как теплый купол, думала Соня. Обволакивает будто силой. Пробивается через неприятие, расслабляет волю.