Не такая уж она и неуверенная. Он беспомощно развел руками.

— Что ж. Ты все сама знаешь и не нуждаешься в моих проповедях.

Кейт откинула с лица волосы. Она чувствовала смертельную усталость и досаду на себя. Сама виновата, слишком рано поднялась с постели. Надо было как следует отлежаться, набраться сил, но последние несколько дней она чувствовала себя превосходно. Врачи предупреждали, что пройдет не одна неделя, прежде чем она окончательно оправится после операции. Да и отца Майкла обидела ни за что ни про что. Он был полон самых добрых побуждений и не заслужил ее упреков.

В голове вертелись его слова о прелести ожидания любви. Одно из двух: он — либо великий стоик, либо глубоко одинокий человек. А может, ни то ни другое. Возможно, он, как и она, пережил душевную травму, которая помимо его воли изуродовала ему мировоззрение.

Он устало улыбнулся.

— Боже мой, какая изумительная ночь! — Утомленный взгляд его темных глаз из-под густых бровей светился теплотой.

Этот взгляд вдруг заставил ее вспомнить о том, что на ней была лишь коротенькая оранжевая второпях натянутая футболка. Инстинктивно она потянула ее край вниз. Его взгляд последовал за движением ее руки. Только сейчас она заметила, что на нем были лишь синие пижамные штаны. Она смотрела на мускулы его шеи, плеч, на темный пушок коротких курчавых волос на груди. Она чувствовала запах его тела, неуловимый аромат маленьких сигар, которые он так любил, и кофе, который после ужина приготовил на двоих. И неопределенный характерный мужской запах, от которого сильнее забилось ее сердце, странный и незнакомый.

В черной сутане с белым воротником он был официален, он был духовным лицом, должность наделяла его властью. В свитере и рубашке он был просто мужчиной старше нее по возрасту, с умным, озаренным мыслью лицом, хотя и защищенным броней власти. В пижаме и домашних туфлях он казался моложе и мужественней.

Не отдавая в том себе отчета, она оценивала его как мужчину. Черное одеяние обязывало его держаться прямо и уверенно. Она сразу узнала его привычный жест — сложенные на груди руки. Сидя в тюрьме, она достаточно хорошо изучила язык телодвижений, чтобы безошибочно определить — это был жест защиты. В голосе его звучала несгибаемая уверенность, нервное напряжение век, напротив, выдавало душевное смятение. Он, как и она, борется с собой. Он, как и она, не уверен в себе.

Это открытие поразило ее до глубины души. Ей были более привычны грубые, авторитарные отношения, ограниченные рамками инструкций. Ее немногие друзья остались в прошлой жизни, ее пугали близкие отношения с людьми, которые ничего не знали о ее темном прошлом.

Отец Майкл знал, и ни разу в его взгляде она не прочла осуждения. Она так хотела отплатить благодарностью за его заботу, желание помочь ей, доброту и чуткость! Как можно быть такой неблагодарной дурой!

Пока Луиза поила малыша, Кейт ждала в коридоре. Наконец он угомонился. Кейт подняла с пола куклу и посадила ее рядом с Луизой. Девочка перевернула ее вверх ногами, с видом фокусника демонстрируя Кейт ее секрет — два лица: розовощекое, улыбающееся из-под желтых шерстяных кудряшек, и другое, с печально опущенными вниз уголками губ, нарисованными на бледных щеках слезами и прямыми черными волосами.

— Какое чудо! — Кейт сказала то, что хотела услышать девочка. На самом деле кукла показалась ей двуличной.

Уловив легкое напряжение в ее голосе, Луиза спросила:

— Ты меня поцелуешь?

Кейт удивилась:

— Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловала?

Луиза протянула к ней руки, Кейт наклонилась и поцеловала ее.

— Ты — прирожденная нянька, у тебя очень хорошо получается с братишкой, — сказала она. — К утру, наверное, у тебя появится еще один.

От радости Луиза крепко сжала руками ее шею. От нее пахло зубной пастой и свежестью детских волос. Кейт внезапно ощутила, как ледяная глыба, сковывавшая ее грудь столько лет, растаяла и стекла талой водой. Как давно это было! Как давно она целовала такую же девочку, желая доброй ночи, так же крепко прижималась к ней, вдыхала такой же по-детски нежный запах волос.

Пряча от Майкла взгляд, Кейт задержалась у двери своей спальни.

— Вот ключ. Заприте меня.

— Да брось ты, Кейт! Как тебе такое пришло в голову?

— Делайте, что вам говорят. Вы отвечаете за этих детей. Я так хочу.

— Боже мой, Кейт! — медленно произнес он. — Мне противно это делать.

Кейт вставила в замок ключ и прокрутила на один оборот.

— Работает как новый. — Она снова открыла дверь и вошла внутрь. — Давайте, действуйте, — решительным тоном приказала она, потянув на себя дверь.

При звуке закрываемого замка ее начало трясти.

Глава 35

— Зоя родила сына! — ликовал Виктор Шон. — Мальчик… Хоть этот похож на меня, для разнообразия… Она держалась замечательно, просто… Да, да, хорошо, я ей передам, она тут рядом со мной… Не могу отойти от нее ни на минуту. Буду дома ближе к обеду, ждите.

Когда Майкл положил телефонную трубку, стрелки часов показывали четыре утра. Он поднялся в свою комнату и раздвинул шторы. Только-только забрезжил рассвет. Край неба просветлел и окрасился в бледно-зеленый цвет. Туман толстым слоем стлался по земле, деревья, точно корабли, величаво покачивались над ним. Внизу, по колено в широко разлитом туманно-молочном море, дремали лошади. По насыпной дорожке за домом прозвенел велосипед — молочник, встающий с петухами, спешил на работу. С верхнего этажа донесся шум, какое-то неопределенное движение. Она не спит. Нужно скорее рассказать ей. Он на цыпочках поднялся по лестнице и постучал. Позвал ее по имени, но ему никто не ответил. Он снова постучал. Опять тишина. За закрытой дверью послышался звон бьющегося стекла. Он пытался убедить себя в том, что, наверное, там, внутри, произошло что-то ужасное, но на самом деле он мучительно искал любой благовидный предлог, какой угодно, для того чтобы войти в комнату. В конце концов он повернул ключ и слегка толкнул дверь.

Комната была погружена во мрак, и только крошечная ванная, облицованная голубым кафелем, была ярко освещена. Посреди нее стояла Кейт, держа в руках разбитый стакан. Она только что приняла душ и еще не успела одеться. Стоя в темноте и разглядывая ярко освещенную нагую женщину, он внезапно почувствовал себя извращенцем, в эти краткие секунды он узнал, какие тайные чувства обуревают такого человека.

Ее мокрые волосы, облепившие голову, напоминали мальчишескую стрижку. Но тело ее, округлость плеч и бедер, было необычайно женственно. Рельефные бедра, плавно переходящие в изящную талию, упругая, чувственная грудь. Чуть ниже ребер — тонкая узкая линия, вырезанная в теле, беззащитный, до конца не заживший шрам. Майкл и сам не понимал, почему он казался ему сейчас непреодолимо эротичным. Этот изъян подчеркивал ее уязвимость и реальность, он делал ее досягаемой. Она опустилась на колено, чтобы поднять с полу осколки, взгляд Майкла застыл на крутом изгибе ее бедра и темно-коричневой тени промежности.

Он не смел пошевелиться. Он продолжал стоять как завороженный. Даже если бы его уход был для него в это мгновение делом жизни и смерти, он не нашел бы в себе сил, чтобы оторваться от нее. Ему хотелось любоваться ею бесконечно, наслаждаться неторопливыми движениями ее тела. Мимика и жесты способны многое рассказать о человеке. Одновременно его естество раздирали противоречивые эмоции. Глубокая неудовлетворенность собственным мировосприятием. Как всегда, его место в стороне от жизни, как всегда, он довольствуется позицией наблюдателя, не принимая в ней участия. Всю жизнь его учили, что любовь выражается единственно словами. Что-что, а красиво говорить, слава богу, он умел. На сей раз он не пожелал в выражении своих чувств ограничиться лишь словами. Ему захотелось протянуть руки и дотронуться до нее. А сделай он так, он сам не знал, чего бояться больше — ее ответной реакции или самого себя.

— Кейт, — тихо позвал он.

Странно смутившись, она выронила стакан и схватилась руками за лицо. Сдвинула локти, пытаясь прикрыть обнаженную грудь. Он понял, что он невидим ею: после яркого света глазу всегда трудно сориентироваться в темноте.

— Это я, — прибавил он.

В ее возгласе послышалось одновременно и облегчение, и вспыхнувший гнев.

— Какого черта?! — В ярости она стремительно пересекла ванную и схватила полотенце.

Он ладонью прикрыл глаза — наивный жест маленького мальчика.

— Господи, Кейт, я не хотел… Я пришел сообщить тебе о ребенке. Он родился.

С минуту она молчала, затем подобревшим, просветленным голосом сказала:

— О ребенке? Подождите секунду.

Он слышал, как она одевалась.

— Ну, теперь все в порядке. Я привела себя в приличный вид, можете рассказывать.

Все части женского тела делятся на приличные, менее приличные и неприличные.

Кейт завернулась в широкое банное полотенце, подоткнув его верхний уголок на груди. Ее лицо выражало искреннюю радость, она улыбалась.

Майкл вкратце передал ей разговор с Виктором по телефону.

— Сколько он весит? — Этот вопрос явно поверг Майкла в растерянность.

— Понятия не имею. Через… — он взглянул на часы, — пять часов Виктор будет дома. Ты сама его об этом спросишь.

С ее волос стекали тонкие струйки воды. Две или три капли упали на шею и скатились в нежную ямочку ключицы. Влага поблескивала на ее матовой коже. Она перехватила его взгляд и слабым голосом попросила:

— Не нужно, я сама.

Придерживая рукой полотенце, она опустилась на колени так, словно пыталась как можно скорее отстраниться от него, и стала собирать осколки стакана. Ощущая себя под прицелом его взгляда, Кейт чувствовала себя неловко. Вдруг она вскрикнула и отдернула руку.