Кейт закрыла окно и снова села за письменный стол. Главное для нее теперь, когда ждать осталось совсем немного, — быть начеку. Теперь у нее остался всего лишь один секрет.

Кейт положила распечатанный пакет с салфетками на видное место, там где надзирательница сразу его найдет. Глубоко вздохнула и попыталась снова сосредоточиться на работе. Но память снова и снова воскрешала в ее сознании заплаканные лица двух маленьких девочек.

Нуни как-то рассказывала, что на закладном камне фундамента тюрьмы Холлоуэй начертаны слова: «Да защитит Господь город Лондон и сделает его местом, наводящим вечный ужас на злодеев».

Если она «злодейка», это место должно наводить на нее ужас. Но чаша сия скоро будет испита до дна. Недолго осталось. Совсем немного.

Возможно, с наступлением утра она окончательно поверит в это. Ночью, когда здесь учиняются самые жестокие расправы, поверить в это непросто.

Кейт ощутила, как к ее горлу подступили слезы.

Глава 17

Старый дом приходского священника в Соммерсфорде оказался красивым старинным особняком в стиле эпохи короля Эдуарда, который едва ли кто-то из его прежних жильцов-викариев мог позволить себе протапливать в холодные саффолкские зимы, когда со стороны реки дул порывистый обжигающий ветер. Стоя на крыльце, Майкл чувствовал, как промозглая апрельская стужа пробирает до самых костей.

По имени, профессии и голосу, слышанному им по радио два дня назад, он пытался составить представление о профессоре. Воображение рисовало ему шестидесятилетнего седовласого аскета с худощавым аристократическим лицом, какие встречаются у мужчин австрийского происхождения.

Человеку, открывшему дверь, было слегка за тридцать, он был невысокого роста, толстоват, одет в мешковатые зеленые вельветовые брюки и стоптанные сандалии. У него были буйная темно-рыжая шевелюра и умное веснушчатое лицо балаганного клоуна.

— Надеюсь, путешествие было приятным, отец Майкл? Сожалею, что заставил вас проделать столь неблизкий путь. Как раз собирался заварить чаю. Если вы не против подождать секундочку… — Он махнул в сторону старой кожаной кушетки, жестом приглашая Майкла сесть. — Располагайтесь.

Майкл осмотрелся. Элегантная гармония интерьера гостиной с длинными бархатными занавесками и темными окрашенными стенами, сплошь увешанными картинами, приятно радовала глаз. В комнате царил, что называется, творческий беспорядок. Все было завалено газетами, раскрытыми книгами, медицинскими научными журналами, старыми номерами «Обсервер», на креслах валялись потрепанные рукописи.

Профессор Шон вернулся в комнату, неся две кружки чаю и пачку печенья «Куп» с бутылкой виски на крошечном подносе. Он откинул в сторону детали пластмассового конструктора и уселся.

— Ну, — начал он нетерпеливо, без всякой преамбулы. — Я весь превратился в слух. Рассказывайте.

— Ума не приложу, что делать, — откликнулся отец Майкл. — У меня совершенно нет опыта в делах такого рода, и я не могу взять в толк, как в таком деле удалось настолько умело замести следы прошлых событий? Никаких нитей, не за что уцепиться. Матушка Джозеф, возможно, и страдает старческим слабоумием, но она совершенно ясно, хотя и иносказательным путем, дала мне понять, что у девочки есть сестра-близнец. Потом я случайно услышал вашу программу о таинственной внутренней связи между близнецами, живущими отдельно друг от друга. — Он помолчал. — Я много думал над этим. Я давно обратил внимание на одну странную особенность в поведении сестры Гидеон. Тогда я не сумел найти ей разумного объяснения. Будь у нее сестра-близнец, сразу все стало бы понятно.

— Что за особенность?

— Каждый раз, когда я беседовал с ней, она неизменно ставила два стула рядом и всегда садилась на правый. Медсестра однажды упомянула, что и спит она точно таким же образом, на правой стороне кровати, словно оставляя место для кого-то еще. Когда ей задают вопрос, она с минуту молчит. Со слухом у нее все в порядке, дело не в этом. Лично у меня сложилось впечатление, что она ждет, что кто-то ответит за нее.

— Сколько им лет?

— По двадцать шесть.

— Когда их разлучили?

— Я полагаю, когда им было по тринадцать. Именно в этом возрасте сестра Гидеон поступила в монастырскую школу.

— Если я правильно вас понял, о ее сестре никто ничего не знает?

Отец Майкл наморщил лоб.

— Это — тайна, покрытая мраком. Мистика. Кто стоит за всем этим? Кто приложил к этому руку? Или так вышло само собой? Бог свидетель, чего я только не делал. Епископа давно нет в живых. В бумагах монастыря не обнаружено никаких записей о единокровных сестрах или братьях.

— Нынешний директор школы должен иметь доступ к личным делам бывших учеников.

— Орден закрыл школу несколько лет назад. Муниципалитет сдает помещение в аренду под офисы. Скорее всего, в подвале до сих пор хранится старый хлам — ученические тетради, работы, рисунки. Если это так, то у них должны остаться классные журналы, в которых упоминается имя Сары Грейлинг, свидетельства, школьные фотографии.

— Вы пытались узнать у сестры Гидеон ее настоящее имя?

— Она говорит, что ее имя — Сара Грейлинг. Я надеялся найти ответ в ее личном деле, но там слишком много белых пятен. Отсутствуют многие документы. В деле не оказалось даже свидетельства о рождении. Больше быть ему негде. Без свидетельства о рождении ее не имели права принять в орден. Не понимаю, куда оно могло запропаститься.

— Что у нее за семья? — осведомился профессор Шон.

— Мать покончила с собой, бабушка умерла два года назад, остался только отец. В течение нескольких лет он писал ей, навещал ее. По рассказам монахинь, он обзавелся новой семьей и потерял к дочери всякий интерес. Нам неизвестно, где он сейчас находится и под какой фамилией живет его семья. Когда он приезжал в монастырь, он представлялся мистером Грейлингом. Судя по всему, епископ собственноручно переправлял ему письма девочки.

— Насколько я понимаю, вам ничего не удалось узнать о суде.

— Вы всерьез верите, что он был? От матушки Джозеф я не смог добиться ничего конкретного, кроме какой-то невнятной ерунды о том, как в ордене умели скрыть информацию. Не спорю, подобное имело место, тем более в женских монастырях. Но, кто знает, может, вся эта история лишь плод ее воображения? Мы созванивались с нашей штаб-квартирой, но они не обнаружили никаких записей, свидетельствующих о преступлении, совершенном девочкой по фамилии Грейлинг. Они подняли все личные дела, даже тех, кого выпустили под надзор, но безрезультатно.

Отец Майкл потер лоб круговыми движениями пальцев. Его взяла досада.

— У нас нет ничего, кроме погибающей в расцвете сил женщины. Я слышал вашу передачу по радио, но решил познакомиться с вами лично после того, как прочитал материал в «Гардиан». Там говорилось о двухлетних близнецах. Одному из них оперировали глаз, второй ребенок, находившийся дома, во время операции кричал от страшной боли.

— Феномен передачи болевых ощущений внутри близнецовой пары до конца еще не изучен.

— У меня нет сомнений, что между двумя фактами: тем, что сестра Гидеон — одна из сестер-близнецов, и ее болезнью — есть определенная связь. Но какая?

— Эк, куда хватили! — произнес профессор, растягивая слова. — Понимаете ли вы, с чем имеете дело? Вы представить себе не можете, насколько могут быть близки такие пары. Их сходство порой вызывает суеверный страх, они могут быть схожими в таких неожиданных вещах, что просто диву даешься. — Он придвинулся вперед, приподняв задние ножки кресла. — Не так давно университетский колледж провел ряд интересных исследований пар однояйцевых близнецов. Результаты просто потрясающие. У однояйцевых близнецов с возрастом с роковой неизбежностью развиваются одни и те же болезни — сердечно-сосудистые заболевания, сахарный диабет. — Он замялся, затем тихо добавил: — Среди близнецов чаще, чем среди нормальных людей, встречаются идиоты и психически больные люди.

— Я не знаю названия болезни сестры Гидеон, но это — не шизофрения. О наследственности нам тоже ничего не известно. — Он поставил кружку на стол. — Мы даже не знаем, жива ли ее таинственная сестра.

— Если сестра Гидеон по результатам медицинского обследования здорова и если она переживает такие страдания, логично было бы предположить, что ее сестра жива. Хотя один Бог знает, что с ней. Единственное, что мы имеем в качестве отправной точки, это то, что тринадцатилетним ребенком она совершила настолько страшное злодеяние, что ее сестре пришлось изменить фамилию, дабы избежать преследований.

Он пошарил рукой за спиной и вытащил смятую тряпичную куклу. Из-под всколоченных желтых волос, сделанных из желтых шерстяных ниток, радостно, до самых ушей сияла улыбка. Он перевернул ее вниз головой, и длинная юбка упала на смеющуюся рожицу. Там, где Майкл ожидал увидеть ноги, была приделана еще одна голова с грустной улыбкой, прямыми черными волосами и нарисованной слезой на бледной щеке.

— Мать покончила с собой, — произнес он. — Отец исчез. Дочь разом лишилась всех, кого знала. — Он откинулся в кресле и потянулся. — Жизнь для нее пошла не самым лучшим образом.

Подняв маленькое облачко пыли, к дому подъехал желтый «рено». Дверь машины распахнулась, и целая ватага ребятишек мал мала меньше, возбужденно крича, смеясь и напирая друг на друга, ринулась к профессору Шону. Малышня облепила его со всех сторон, вскарабкавшись на плечи и повиснув на ногах.

— Привет, дорогой. Я сейчас, — послышался женский голос.

— Итак, — как ни в чем не бывало продолжал профессор Шон, — на чем я остановился?

Отец Майкл откашлялся.

— Профессор, честно сказать, я думаю, мне лучше…

— О, не обращайте внимания на этих безобразников. От них всегда много шуму. — Он опустил маленького белоголового мальчугана со своего плеча. — Так, Хью, если ты и дальше намерен вести себя в том же духе, останешься без сладкого.