Мэри Спенсер - Обет любви

– Миледи… – запнувшись, начал он, но Марго жестом остановила его.

– Просто прочитайте, – сказала она. И вдруг без предупреждения, приподнявшись на цыпочки, вытянулась насколько могла и, обхватив Эрика за плечи, притянула его к себе. Он попытался было отстраниться, но Марго прижалась к его губам будто ребенок, чмокнув на прощание. И сразу отпрянула. – Доброй ночи, любовь моя, – прошептала она и исчезла за пологом шатра.

Эрик, уверенный в том, что в лагере ни один человек не позволил себе упустить ничего из этой сцены, оторопело постоял еще некоторое время, со свистом втягивая воздух сквозь зубы, твердя про себя, что нужно повернуться и уйти.

И все же стоял, прижав пальцы к тому месту, которого коснулись ее губы. Ее неумелый поцелуй горел на его губах, и в глубине души он понимал, что ничего не имеет против.

Еще ни одна леди ни разу в жизни не целовала его, тем более такая чистая и невинная, как Марго. Ощущение, по правде говоря, никак нельзя было назвать неприятным, так же как и поцелуи, которыми они обменивались совсем недавно.

С тяжелым сердцем он наконец повернулся и медленно направился к своему шатру, стараясь не замечать плутовских ухмылок и подмигиваний, которыми обменивались его воины. Даже нахальный смех обоих молодых негодяев, его собственных братьев, оставил его равнодушным.

Утро следующего дня выдалось на редкость пасмурным, и Эрик, который провел бессонную ночь, поглядывал на небо с едва скрываемым раздражением.

– Милорд, – окликнул его Томас, и Эрик, очнувшись, вздрогнул. Мальчик протянул ему кубок и, укутав плечи хозяина теплым одеялом, продолжал собирать вещи.

Жофре потянулся, погладил широкую мускулистую грудь, лишенную признаков какой-либо растительности, и уселся возле Эрика. Забрав кубок из рук брата, он отхлебнул половину и вернул его обратно, но тот, казалось, ничего не заметил.

Жофре удивленно поднял глаза и понимающе усмехнулся. Неподвижный взгляд брата был устремлен на полотнище, скрывавшее вход в шатер, где спала леди Марго.

– Не иначе как ты всю ночь грезил о любви прекрасной леди? – с невинным видом протянул Жофре.

Не ответив ни слова, Эрик молча глотнул эля. Не мог же он признаться в том, что мысли о Марго, а особенно ее письмо не давали ему сомкнуть глаз всю ночь.

– Она сказала, что любит меня.

– Так, – удовлетворенно отозвался Жофре. – Я ведь тебе говорил, помнишь?

– Да.

Жофре снова потянулся всем своим могучим телом и широко зевнул.

– Ну что ж, братец, клянусь Богом, ты просто счастливчик! Такой очаровательной девушки, как Марго ле Брюн, в целом свете не найти, можешь мне поверить! Лопни мои глаза, да ведь Жанни де Шомперр, в которую я когда-то был влюблен по уши, и в подметки ей не годится, а когда-то мне казалось, красивее ее и на свете нет! Да никакую другую женщину я с тех пор не любил так, как ее!

– Да и она так тебя любила, – Эрик хмыкнул, – что не постеснялась огреть по голове тяжеленным подсвечником! Да если бы в ту самую ночь, когда тебе взбрело в голову отправиться к ней в спальню, я не следовал за тобой по пятам, она, глядишь, забила бы тебя до смерти! И была бы права, клянусь честью! Кровь Христова! Не женщина, а тигрица!

– М-м… – задумчиво промурлыкал Жофре. – По крайней мере из-за нее я не лишался сна, как ты из-за своей прекрасной дамы! Даже под Шрусбери накануне битвы ты спал как младенец. А сейчас я уже готов был придушить тебя, братец!

Эрик только вздохнул.

– Лучше бы ты это сделал. Никогда в жизни я не чувствовал себя более несчастным.

Припав губами к кубку, он долго пил, а потом снова задумался. Взгляд его по-прежнему был прикован к пологу шатра, где спала Марго.

Вот откуда-то выскользнул Джейс, менестрель из Рида, и направился к шатру Марго, деликатно, словно породистый пес, переступая через грязь, которую копыта лошадей превратили в жидкое месиво. На лице его застыла брезгливая гримаса, словно одна мысль о том, что брызги грязи останутся на его мягких кожаных сапожках, была ему невыносима. Со смешанным чувством зависти и смутного недовольства Эрик наблюдал, как трубадур произнес несколько слов, а потом, по-видимому, получив разрешение войти, откинул полог и скользнул внутрь.

– Понять не могу, что он за диковинное создание, – пробурчал Эрик, – ни мужчина, ни мальчишка. То ведет себя будто зрелый человек, а то вдруг – будто неоперившийся юнец, у которого молоко на губах не обсохло.

Жофре опять зевнул.

– А может, он и то и другое, братец. Вчера, когда жизнь его госпожи была в его руках, казалось, храбрее его нет человека на земле. А когда ты вечером на глазах у всех стал волочиться за той же самой леди, он потешал весь лагерь своими шутками и прибаутками до глубокой ночи.

– А я еще ломал голову, почему ты не выскочил, по своему обыкновению, словно чертик из коробочки! – проворчал Эрик. – Вчера вечером, когда я искал леди Марго, с испугу кричал так, что слышно меня было не иначе как по всей Англии. А уж ты-то никогда глухим не был.

Слегка сконфузившись, Жофре скорчил гримасу.

– Ну, в общем-то слышал, признаюсь… только мне было не до тебя. Едва ты вышел из лагеря, как Джейс начал представление, а уж тут любой бы на моем месте, братец, забыл обо всем, клянусь честью! Да что я, мы все столпились вокруг него и не заметили бы, даже если бы небо обрушилось нам на голову!

– Ничего страшного, парень. Во всяком случае, теперь это уже не важно. – Эрик снова повернулся к палатке Марго, и вновь, как и раньше, гнетущее чувство собственной беспомощности охватило его. – Боже, помоги мне! Жофре, посоветуй, что мне делать.

– Господи, да о чем это ты, Эрик? – не на шутку удивленный, воскликнул Жофре.

– Она говорит, что любит меня.

– И это все?

– А разве этого мало? И что я вообще должен сказать на это?

У Жофре вырвался смешок:

– Что тебе делать? Да жениться на ней, что же еще! А потом постараться не слишком сильно надуваться от гордости перед теми бедолагами, которым в жизни повезло не так, как тебе, вот и все! А ты что думал?

Эрик, словно не веря, уставился на улыбающееся лицо брата широко раскрытыми от изумления глазами.

– Перестань валять дурака, Жофре. Ты, наверное, думаешь, я шучу, а мне вовсе не до шуток.

Лицо Жофре стало серьезным.

– Я и не думал дразнить тебя, Эрик. И с чего, скажи на милость, ты такой хмурый? Только не вздумай меня уверять, что не любишь леди Марго и не мечтаешь, чтобы в один прекрасный день она стала твоей женой!

Эрик молчал.

– Так что же тогда, братец? – совсем сбитый с толку, спросил Жофре. Никогда в жизни ему еще не приходилось видеть Эрика таким подавленным. Сколько он помнил, старший брат всегда был человеком, способным справиться с чем угодно, и никогда не позволял обстоятельствам взять над собой верх. – Только не говори, что все эти сомнения из-за того детского обета в вечной преданности, который ты когда-то дал отцу! – Он расхохотался. – Я, конечно, слышал о мучениках и святых, но, клянусь Богом, Эрик, это уж слишком!

Похоже, Жофре не сомневался, что брат тоже рассмеется, но вместо этого Эрик поднялся и направился в угол, где стоял сундук с его одеждой. На крышке лежала дешевенькая латунная брошка. Бережно, даже нежно Эрик поднес ее к глазам, пытливо вглядываясь в знакомую вещицу.

– Эрик, – окликнул его Жофре, сконфуженный и окончательно сбитый с толку странным поведением старшего брата.

Покачав головой, тот тихо сказал:

– Это не только из-за клятвы, Жофре. Клянусь честью, хоть я и дорожил этим всю свою жизнь, но сейчас нарушил бы любую клятву, лишь бы Марго стала моей!

– Ну, раз это не из-за клятвы, – с видимым облегчением сказал Жофре, – тогда я не понимаю, что еще может препятствовать вашему счастью. Слепому видно, что сама леди рада-радешенька выйти за тебя… – Но радость в его глазах отчего-то вдруг померкла.

Громадная фигура брата изваянием застыла посреди шатра. Мрачно качая головой, Эрик все так же пристально рассматривал брошь.

Повисла угрюмая тишина, нарушаемая лишь шорохом одежды, с которой молча возился Томас, да звуками просыпающегося лагеря. Жофре не сводил взгляда с широкой спины брата, его понуро опущенных плеч. Когда же смутная догадка, что на самом деле смущает брата, вдруг зародилась в его голове, Жофре вначале даже не поверил себе. Постепенно подозрения его окрепли. Наконец Жофре просто взвился от бешенства.

– Господи помилуй! – с трудом сдерживая душившую его ярость, прошипел он сквозь зубы.

Что-то в голосе младшего брата заставило Эрика обернуться.

– Жофре…

– И не вздумай еще раз упомянуть о чем-то подобном в моем присутствии!

Они стояли друг против друга, и Томас бросил свои дела, чтобы затаив дыхание следить, чем закончится стычка братьев. Его господин остался стоять где стоял с понуро опущенными плечами, а сэр Жофре, выпрямившись во весь свой рост, замер перед ним и, казалось, целую вечность вглядывался сузившимися глазами в потемневшее лицо брата. Грудь его судорожно вздымалась в отчаянной попытке сдержать душивший его гнев.

– Если бы я услышал, что кто-то другой сказал это о тебе, – прошептал он наконец, – клянусь тебе, Эрик, я бы убил мерзавца собственными руками!

Казалось, у сэра Жофре вертелось на языке что-то еще, но вдруг голос его оборвался и глаза подозрительно заблестели. Он бросил последний взгляд на поникшие плечи старшего брата, судорожно сглотнул и быстрыми шагами вышел из шатра, туда, где ярко светило солнце, похоже, так и не заметив, что полуодет и ноги его по-прежнему босы.

– Вы так никогда не сможете добиться его, миледи, – говорил чуть позже Жофре, когда они вместе с Марго ехали верхом. – Мой брат – человек с сильной волей, и притом страшно упрям. Чтобы заставить его передумать, одной ревности недостаточно.