В больнице нас с ним сразу определяют в палату. Документами занимается Богдан, а я что-то понятия не имею, что делать. Только сажусь на кровать с маленьким, но вдруг потяжелевшим тельцем и смотрю в одну точку перед собой. Во сне Ромка почему-то кажется тяжелее, поэтому мне приходится подложить под руку подушку, чтобы хоть как-то облегчить себе задачу.

— Все еще спит? — спрашивает Богдан, заходя в палату. — Ты проверяла, он дышит?

— Глупости не говори, конечно! Сопит смешно так, ты только послушай!

Я стараюсь крепиться, хотя у самой наворачиваются слезы на глаза. По соседству от нас с Игорем жила молодая семейная пара с ребенком. Ему было около полугода, когда врачи диагностировали пневмонию. Не знаю, какой там был случай и что именно пошло не так, но домой она вернулась в черном платке. Потом их семья распалась и они продали квартиру. Мне ужасно страшно, что с Ромой может что-то случиться. Не дай бог. Богдан это не переживет, а я… как я могу оставаться равнодушной после той связи, что у нас возникла?

— Ты как? Не тяжело? Давай я переложу его в кроватку.

— Не нужно, я подержу. Он так сладко спит. Не хочется его тревожить.

Мне хотелось, чтобы Ромка как можно дольше поспал, тем более температура у него спала. Сон, говорят, лечат. Ему придут, сделают уколы, а потом он снова может поспать и набраться сил. Его организму они нужны, чтобы бороться.

— Я поеду за Анжеликой. Ты сможешь остаться с ним здесь на час, максимум два?

— Конечно! — отвечаю незамедлительно.

— Супер. Лика пока ничего не знает — трубку не берет. Намерен поехать к ней домой и устроить выволочку! Не заметить, что ребенок болен.

— Ты спокойнее там, — прошу у него. — Мы ведь тоже аж вечером поняли.

— Вечером, Лер. Не спустя неделю. В течении получаса ему поставят капельницу. Потом, когда проснется, рентген нужно сделать, оценить степень поражения. После я думаю мы уже приедем.

— Не волнуйся, все будет в порядке.

— Тебе точно не в тягость?

— Честно? Мне очень страшно не справиться, — улыбаюсь. — Я ведь понятия не имею, как с детьми обращаться. Вдруг он будет плакать и отталкивать меня? Звать маму?

— Ты ему понравилась, Лер, — спокойно говорит Богдан. — Все будет в порядке. Я бы и людей своих мог послать, но это надолго. Их она не боится, а со мной сразу поедет. Ромка будет себя вести прилично, главное, чтобы температуры не было.

Я киваю, обещая, что буду следить за его состоянием. Что не сомкну век, слушая его дыхание.

— И врачей проконтролирую, не беспокойся. Если через полчаса не придут — скандал закачу.

— Спасибо, — произносит Богдан, быстро целуя меня в губы. — Ты не представляешь, как мне важно знать, что сын в безопасности.

Я в который раз повторяю ему, что все обязательно будет хорошо и только после этого Богдан уходит, а я остаюсь с его сыном. Его доверие определенно мне льстит. Он оставляет мне самое ценное, что у него есть — своего ребенка. Это ли не высшая мера доверия и уверенности в женщине?

Глава 28

Богдан

— Так нет никого, чего трезвонить? — слышится позади противный скрипучий голос.

Я поворачиваюсь и вижу за спиной бабушку лет шестидесяти. Она едва приоткрыла свою дверцу и смотрит на меня довольно злобно.

— Ходят тут. Не надоело?

— Извините, вы не знаете, где Анжелика?

— Да в клубе, наверное, снова. А ты кто такой?

— Муж бывший.

— Вот молодежь пошла, — скрипит бабка. — Бросил одну с ребенком и даже не знает, как жена бывшая живет. Она ж мелкого своего с соседкой снизу оставляет и по ночам пропадает. А бывает, к Маньке ребенка относит и прямо тут работает.

— К какой Маньке? О чем вы?

— Как о чем? Жена твоя бывшая по ночам мужиков обслуживать ходит. Некоторых здесь принимает, а сына отдает соседке, под ней прямо живет.

Получив нужную информацию, двигаюсь к лестнице. Правда, бабка так просто меня не отпускает, выходит из своей берлоги и, наклонившись над лестницей, кричит вслед:

— Беги, беги! Вы все бежите, когда понимаете, что жаренным запахло.

Я останавливаюсь на втором этаже и смотрю на бабку снизу вверх:

— Домой бы вы шли, уважаемая, а то ведь я могу сделать, что все эти мужчины случайно квартиры перепутают.

Она округляет глаза и отшатывается от лестницы, следом слышится хлопок. Я же звоню в дверь той самой соседки снизу. Женщина вначале спрашивает, кто там, а когда слышит, что я муж Анжелики, открывает. Смотрит на меня с опаской и внутрь не пускает, ждет, что скажу, сложив руки на груди.

— И? — хмыкает. — Зачем пришел? Она говорила, ты от ребенка отказался.

— Что?

Не могу сказать, что не верю своим ушам, скорее, я вообще не понимаю, что происходит. Отказался от ребенка? Это когда я такое сделал?

— Что-что, — гнет свое женщина. — От ребенка, говорю, отказался ты. Так чего приперся?

— Так, об этом потом, — отметаю. — Где Анжелика, знаете?

— Ну, допустим.

Женщина выходит на лестничную площадку и закрывает дверь. Смотрит на меня с вызовом.

— Послушайте, мне не до шуток и показухи, мой ребенок сейчас находится в больнице с воспалением легких. Понятия не имею, что именно вам наплела Анжелика, но я ни от кого не отказывался. Сегодня она привезла мне сына, сказав, что у него режутся зубки, а несколько часов назад оказалось, что у него воспаление легких и он сейчас в больнице, поэтому постарайтесь вспомнить, где его горе-мамаша.

К концу своей тирады, я начинаю жутко злиться хотя бы потому, что не люблю, когда меня выставляют лохом. Анжелика же, судя по всему, делала это регулярно. Интересно только, куда же она сегодня ребенка отвезла, если не к отцу?

— Ох ты боже мой, — причитает женщина. — А я ведь Ликуше говорила, что температура долго держится и надо бы показать Ромку врачам. Таки воспаление?

— Где Анжелика? — повторяю свой вопрос.

— В баре в центре. Она работает там. Названия, правда, не знаю, — женщина виновато опускает глаза.

Баров в центре сотни, а у меня нет времени бегать в каждый и спрашивать, не работает ли у них некая Анжелика, тем более что она может назваться не своим именем. У меня ребенок горит и непонятно, сколько времени он вообще болеет. День, два, неделю.

— Вы говорите, температура долго держалась, сколько?

— Дней пять, наверное, может неделю. Хотя подожди, — задумчиво произносит. — На прошлых выходных он заболел, вроде покашливал, Лика ему антибиотики давала, прошло. Потом температура поднялась, да, дня четыре уже.

— Другие симптомы были?

— Да нет, я не замечала даже, если честно. Он у меня должен был сегодня остаться, но Лика сказала, что к маме его отвезет, ну и вот… а вы что, правда не отказывались от сына? — смотрит на меня вкрадчиво, с головы до ног оценивает.

— Правда, — киваю. — Всего доброго. Как только Лика появится, позвоните мне, пожалуйста, — протягиваю ей визитку и быстро покидаю подъезд.

Искать Анжелику я не собираюсь. Времени на это нет. В больнице осталась Лера с сыном. С непутевой мамашей придется поговорить завтра, впрочем, я уже знаю, чем начнется и на чем закончится наш разговор. Ребенка она больше не получит. По крайней мере до тех пор, пока не возьмется за ум. Информацию по ней я еще поручу собрать. Думаю, к утру отчет будет у меня на столе. Если узнаю, что информация про обслуживание мужиков и работу в клубе правда — лишу материнских прав к чертовой матери.

Пока еду в больницу, злость никак не утихает. Я уже успел поручить найти инфу по бывшей жене, чем занимается, с кем встречается, куда ходит, работает ли, хотя не должна, потому что бабок у нее хватает и на жизнь, и на сына, и на развлечения. При этом, я ведь не несколько тысяч высылаю, она живет в элитной дорогой квартире, покупает хорошие продукты, по крайней мере я надеюсь, что она не спускает деньги на одно шмотье.

В больнице узнаю, что сыну сделали все необходимые процедуры. Сейчас и он, и Лера крепко спят. Я заходил, видел, как она свернулась клубочком на большой кровати, а рядом в кроватке сопел Ромка. Теплый, больше не горячий. Температуру ему сбили и она не поднималась больше. Убедившись, что сын в порядке, иду на встречу с доктором, который занимается лечением. Рассказываю о том, что было у сына на прошлой неделе.

— Мы сделали рентген, поражение несильное, иммунная система начала паниковать сильнее, — мужчина улыбается, поправляя очки на носу. — Вы не переживайте, это совершенно лишнее. Антибиотики мы уже ввели, жаропонижающее дали. Ваш сын получает всю необходимую терапию.

— Да, мне уже сказали.

— Ну вот и здорово. Оставляйте ваше жену с малышом и езжайте домой.

— Простите, а я могу остаться вместо нее?

— Можете остаться вдвоем, если так хотите.

— Хорошо, спасибо.

Я совсем не уверен, что Лера мечтала закончить наш совместный вечер на больничной кушетке детского отделения, поэтому иду в палату, чтобы дать ей возможность уехать домой. Жутко не хочется ее будить, но выбора у меня нет, я аккуратно трогаю ее за плечо и зову шепотом. Она открывает глаза, не сразу понимает, где находится. Осмотревшись, резко садится на кровати, смотрит на меня, потом обводит палату взглядом еще раз.

— А… ты один?

— Долгая история, — вздыхаю. — Я останусь с Ромкой сегодня. Не обидишься, если вызову тебе такси, а не отвезу сам?

Она непонимающе на меня смотрит, а потом кивает. Я лезу в приложение такси, вбиваю ее адрес, оплачиваю и говорю, что водитель приедет через десять минут.

— Анжелика не приедет?

— Я так и не смог ее найти. Из общих знакомых она ни с кем не общается больше.

— Оу… — растерянно произносит.

Создается ощущение, что Лера уходить не хочет, но я почему-то не спешу говорить, что она может остаться. Это ни к чему, вряд ли она откажет, а я бы хотел, чтобы ее решение остаться с нами было осознанным, а не потому что так будет правильно. Когда приезжает такси, Лера целует меня на прощание, просит обязательно позвонить ей завтра и рассказать, как Ромка себя чувствует. После она покидает палату, а я борюсь с желанием догнать ее и сказать, чтобы оставалась.