— Ну и что из того? Ты знаешь, почему я сбежала? Это все из-за моих волос.

— Ты ездила на попутке в Уолден-Сити, — голос Стефена был спокойным, как обычно, но от него веяло убийственным холодом.

— Ну и что?

Черт, Джордж Вудраф проболтался. Предатель. Было невероятно трудно побороть ледяное молчание Стефена. Никакой огонь не смог бы растопить этот лед.

— Джордж мне почти как брат. Не сяду же я в машину к незнакомому человеку. Не волнуйся, я не собираюсь рисковать.

Но ее разумные доводы не возымели никакого действия.

— Не возвращаться же домой на автобусе, — проворчала она.

Стефен посмотрел на нее внимательным взглядом, от которого Чарли стало как-то не по себе, и не терпящим возражений тоном сказал:

— Не садись в попутные машины. Ты сама все прекрасно знаешь. И мне абсолютно не важно, где, когда и почему. Никогда больше, слышишь? Если тебе нужно поехать куда-то, позвони мне. Позвони Томми. Если нас не окажется дома, попроси тетю Джессику. Поняла?

Это была самая длинная речь, какую Чарли когда-либо слышала от Стефена, и она решила, что лучше не спорить.

— Поняла.

Стефен наблюдал за внутренней борьбой, происходившей у сестры в душе. Она все-таки еще упрямо пыталась уцепиться за что-либо, чтобы отстоять свою позицию.

— Поняла! — снова провозгласила она и швырнула чипсы на пол.

Это было противостояние двух характеров, и Чарли знала, что Стефен может ждать вечно, ждать до тех пор, пока она не даст ему твердого обещания.

Внезапно она сменила тему разговора.

— Я очень скучаю по маме.

— Я тоже, — лед в голосе Стефена сразу начал таять, но ожидание ответа Чарли не исчезало.

— Обещание «утенка». Я больше не буду ездить на попутных машинах.

Она еще раз обняла брата, и он снова не пошевелился, но это объятие совершенно разрядило обстановку.

— Это от мамы, — сказала она ему.

Стефен уселся на пол. За последние два года Чарли сбегала из дома уже в третий раз. Оба прошлых раза он находил ее здесь, в этом домике на дереве. Но после он и его братья жили в страхе, что наступит день, когда они не обнаружат ее в этом укрытии.

— Тетя Джессика рассказала мне о твоих волосах, — сказал Стефен.

Плотина была прорвана, и Чарли зашагала по маленькой комнатке, пытаясь сдержаться.

— Вы, мужчины, не знаете, что это такое. Вы живете в семьях. Несмотря на то, что вы, отрабатывая, выходит, платите этим людям деньги за то, что о вас заботятся, у вас, в конце концов, есть с кем поговорить. Все-таки семья есть семья. А я, только потому, что девочка, должна оставаться с тетей Джессикой.

Стефен молча слушал, позволяя Чарли излить свои чувства, накопившиеся у нее в душе за последние четыре года.

— Все Даниэле да Даниэле! Между прочим, она ведь только ребенок, а не какое-то божество. Все знают, что тете нужна только Данни. Она и меня взяла с единственной целью — чтобы я ухаживала за Данни. На меня же саму тетя Джессика не обращает никакого внимания.

Стефен ничего не ответил. Это была правда, и все в семье знали это. Джессика Спренгстен просто обожала восьмилетнюю Даниэле, обделяя при этом своей заботой Чарли.

— Знаешь, Данни расстраивается, когда я ссорюсь с тетей Джессикой. Это все потому, что Джей сейчас так далеко, и я редко вижу тебя и Томми. Я все время… — Чарли остановилась, не закончив мысли, и Стефен понял, что она начинает заводиться. — Джей точно приедет на следующей неделе, Стеф? Правда? Ты не обманываешь?

Ей на ум стали приходить самые худшие предположения.

— Я боюсь, вдруг его не выпустят из этой армии или еще что-нибудь…

— Он скоро вернется. Стефен почувствовал, что за сильным душевным волнением сестры, которое она старалась объяснить переживаниями из-за Джея, скрывается что-то другое, иные беспокойство и сильная тревога.

— Что с тобой? — быстро спросил он. На какую-то долю секунды Чарли почувствовала искушение признаться брату, сказав, что она с ужасом думает о возвращении в школу, и что как только она попадется на глаза Джеку, начинаются неприятности: он все время унижает ее и на каждом углу болтает о ее «грудках», в школе постоянно подсаживается на соседний стул и пытается ущипнуть ее под столом, на переменах ей приходится держаться все время рядом с учителем, спасаясь от преследования, она устала постоянно быть начеку.

Но в последний момент внутренний голос подсказал ей, что не следует спешить жаловаться. Когда Джей вернется домой, вот тогда-то они и разберутся с этим нахалом. Джек футболист, и в нем почти шесть футов. Он может здорово отдубасить Стефена. А Чарли ни в коем случае не должна допустить, чтобы Стефен пострадал из-за нее. Она села на койку и забралась рукою в рюкзак.

— Я проголодалась. Ты знаешь, я просто невыносима, когда хочу есть. Вот это да, яблочный сок!

Заранее зная ответ, она спросила:

— У тебя есть деньги? У меня осталось только три бакса.

Стефен пошарил в кармане своих джинсов и достал двадцатидолларовую бумажку и еще две пятерки. Он протянул Чарли двадцатку.

— Нет, пяти будет достаточно. Я куплю на них автобусных билетов.

Он посмотрел на победную улыбку Чарли. Она была довольна, ее попытка увенчалась успехом — Стефен отдал ей пятерку вместо двадцатки, другую же пятерку он засунул в рюкзак.

— Нам потребуется каждый цент, когда вернется Джей, — запротестовала Чарли, но все же не вынула деньги из рюкзака.

Взяв в руки ножницы, она присела рядом с братом. Он забрал у нее ножницы и стал выравнивать ее волосы, обрезая их еще короче.

— Анни знает, что ты здесь?

— Нет. Если только она не позвонила тете. Чарли подскочила с пола и подбежала к зеркалу посмотреться. Стефен подождал, пока она вернется и снова покорно подставит ему свою голову.

— Если ты останешься здесь, тетя Джессика позвонит Джею и обо всем ему расскажет, — спокойно сказал Стефен. — Зачем ему сейчас такие переживания?

— Я знаю. Я вернусь через пару дней, — сдалась она.

Стефен ничего не сказал. Он закончил подрезать ей волосы и поднялся, чтобы положить ножницы обратно на полку. От его молчания Чарли снова стало как-то не по себе, и тогда она сказала более определенно:

— Завтра.

Он взглянул на нее, словно желал Чарли понять, что он не собирается давать ей отступного. И Чарли сдалась еще раз.

— Обещание «утенка». Теперь достаточно? Удовлетворенный таким ответом, Стефен растянулся у стены, чтобы немного поспать. Обещание «утенка» не могло быть нарушено. Мама, бывало, подшучивала над ними, называя их, когда дети приходили домой с мокрыми ногами и, шлепая по полу, оставляли на нем грязные следы, семейством утят. Такое случалось довольно часто, и каждый раз они обещали больше так не делать. Шутливое слово настолько вошло в обиход, что даже их семейное дело, в конце концов, стало называться «Мастерская Утят». А семья и семейное дело — это серьезно, поэтому-то слово «утенка» значило очень много. Если Чарли дала обещание «утенка», то можно было не сомневаться, что завтра она будет дома. Следующим шагом, который Стефен намеревался предпринять, ему следовало вытащить из нее слово «утенка», что она никогда больше не будет сбегать из дома.

Чарли перехитрили, и, озадаченная тем, как это могло произойти, она раздраженно пихнула брата ногой.

— Как это у тебя получается? Она не видела улыбки Стефена, он и сам толком не знал, как ему удалось поймать сестру в ловушку, и надеялся, что все это случилось в последний раз — по—крайней мере, до возвращения Джея. Вести «боевые действия» с Чарли было не простым делом. Он закрыл глаза и мгновенно уснул крепким сном, какой бывает только в юности.

Чувствуя себя в безопасности в присутствии брата, Чарли накрыла его старым вязаным шерстяным платком, одной из бывших ценностей Анни, выброшенных теперь за ненужностью, и, усевшись на кровати, с наслаждением принялась за чипсы. Во всяком случае, тетя Джессика не будет пилить ее сегодня ночью, подумала она. Чарли задула свечи и сморщила нос от запаха, обгоревшего фитиля. «Вот так. Подождем, какой будет реакция тети, когда она увидит мою новую прическу, — сказала она сама себе. — Это превзойдет все ее ожидания». Но злорадное предвкушение не доставило ей особой радости.


В два часа пятнадцать минут ночи в квартире Анни заскрипела осторожно отворяемая входная дверь. Джей Спренгстен вошел в кухню. Анни Чатфильд на протяжении шестидесяти лет своей жизни не замыкала дверей своего дома. «У меня нечего воровать, — говорила она. — Я рада любым гостям».

Он снял ботинки, поставил их к стене, положив сверху вещмешок, и, неслышно ступая по полу в своих солдатских зеленых носках, подошел к столику, где стоял кофейник, потрогал его пальцами и решил, что кофе еще достаточно теплый. Усмехнувшись, он взял свою старую голубую кружку и до половины ее наполнил, затем отправился за молоком в кладовую. На этот раз он позволил себе не спрашивать разрешения у Анни.

Войдя в кладовку, он увидел стоявшую на полке картонную коробку, перевязанную лентой, под которую был подсунут листок бумаги с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ!!!». Джей громко рассмеялся и не успел взять бутылку с молоком, как кухня залилась ярким электрическим светом. Он успел выйти как раз вовремя, чтобы перехватить Анни, которая, увидев, устремилась ему навстречу в развевающемся халате, шлепая по полу домашними тапочками. Она так крепко сжала Джея в своих объятиях, словно хотела проверить прочность его костей.

Он тоже неловко обнял ее, с бутылкой молока в руке. Годы постепенно сделали Анни ниже ростом, теперь в ней было чуть больше пяти футов. Пышная женщина, сгребшая его в охапку, была приземистой, и впервые в жизни Джей, стоя с ней рядом, видел ее макушку.

— Джей Спренгстен, хочу сказать тебе, что просто свинство с твоей стороны свалить все заботы на мои плечи. Ну, добро пожаловать домой, красавчик. У меня весь день было доброе предчувствие, — она лучезарно улыбнулась.