Мари, вертевшая в руках пустой бокал, отрицательно покачала головой.

— Нет, ничего не случилось. Просто я обдумываю одну новую работу. Ты же знаешь, когда у меня появляется новая идея, я всегда становлюсь рассеянной.

Но она лгала, и они оба знали это. С тех пор как накануне вечером в ее квартире раздался звонок Майкла, Мари как будто вернулась в прошлое. Во всяком случае, ни о чем другом она просто не могла думать. Катание на велосипедах, ярмарка, пластмассовые голубые бусы, светлое кружевное платье и шапочка из голубого атласа, их романтическая поездка… а потом больничная палата и бесстрастный голос Марион — таков был их с Майклом последний день. Одно за другим эти события разворачивались перед ее мысленным взором, словно бесконечная кинолента, и Мари смотрела и смотрела ее и не могла оторваться.

— Что с тобой, дорогая? Может, ты плохо себя чувствуешь?

Да, она плохо себя чувствовала. Очень плохо, и ни один врач не мог ей помочь. Даже Питер — искуснейший хирург — не в силах был вырезать эти вошедшие в ее плоть и кровь воспоминания. Существовал только один способ, чтобы избавиться от них, но о нем Мари даже боялась думать.

— Нет, Питер, все в порядке. Правда в порядке. Прости, сегодня я такая никудышная собеседница…

Взгляд ее оставался тоскливым, словно у загнанного зверька, а между бровями залегла легкая морщинка, и Питер даже не стал притворяться, будто ничего не замечает.

— Скажи, Мари, как давно ты была у Фэй в последний раз?

— Давно. Я все время собираюсь позвонить ей и пригласить на ужин, но все откладываю. После выставки у меня совершенно нет времени. — Она подняла на него взгляд и благодарно улыбнулась. — Теперь я либо сижу в «темной», либо бегаю как угорелая по всему городу в поисках новых сюжетов.

— Я имел в виду, давно ли ты встречалась с ней как с психоаналитиком.

— Очень давно. Я же говорила тебе — мы прекратили сеансы еще перед Рождеством.

— Кстати, ты мне так и не сказала, было ли это твое решение, или Фэй сочла, что ты вполне здорова.

— Да, это было мое решение, но Фэй не возражала, — твердо ответила Мари, уязвленная тем, что Питер усомнился в ее правдивости. В конце концов, она чувствовала себя прекрасно, если не считать…

— Я просто устала, Питер. Устала, только и всего.

— Позвольте вам не поверить, мисс. Иногда мне кажется, что ты все еще думаешь о… о событиях двухлетней давности.

Он старался тщательно выбирать слова, и все равно при упоминании о катастрофе лицо Мари невольно дрогнуло.

— Ничего подобного, Питер. Тебе просто кажется.

— Но это нормально, Мари! Бывает, подобные воспоминания преследуют людей и по десять, и по двадцать лет. То, что случилось с тобой… Мы, медики, называем это «комбинированной травмой», потому что травмируется не только тело, но и сознание. Человек, попавший в аварию, подсознательно помнит все детали, даже если он пролежал в коме несколько дней, и это продолжает его преследовать и мучить. Изжить подобные воспоминания трудно, почти невозможно, и единственный выход — это научиться относиться спокойно к тому, что когда-то с тобой произошло. Только так можно снова стать свободным человеком.

— Я знаю, Питер. Я знаю, что другого выхода у меня нет. Я должна научиться быть свободной, и я буду свободна!

— Да, Мари, лишь ты сама можешь принять решение и довести начатое до конца. Я хочу только одного: чтобы ты была уверена, совершенно уверена в том, что победила прошлое. Иначе в самый неподходящий момент оно снова оживет и нанесет тебе жестокий удар. Оно скует тебя по рукам и ногам, заново искалечит твою жизнь, сломает тебя… Продолжать, я думаю, не нужно. Подумай об этом хорошенько, Мари. Может быть, тебе даже следует возобновить ваши сеансы с Фэй. Вреда от этого, во всяком случае, не будет.

Теперь Питер выглядел по-настоящему встревоженным, и Мари поспешила его успокоить.

— Мне кажется, в этом нет особенной нужды, — сказала она как можно небрежнее, но губы ее сами собой сжались, превратившись в одну прямую линию, и Питер успокаивающе похлопал ее по руке. Ему было немного жаль, что он заговорил на эту тему, но смотреть равнодушно на ее страдания он не мог. Ему действительно очень не нравилось, как она выглядит.

— Ну ладно, ладно. А теперь, я думаю, нам пора идти. — Он улыбнулся ей, и Мари благодарно кивнула. Питер, разумеется, был прав. Она никак не могла отделаться от воспоминаний о своем разговоре с Майклом.

Питер заплатил по счету и помог Мари надеть темно-синий вельветовый блейзер. Мари выбрала к нему белую шерстяную юбку и тонкую шелковую блузку, и этот наряд очень шел ей. Одевалась она всегда безупречно, и Питеру нравилось бывать на людях в ее обществе.

— Отвезти тебя домой?

— Нет, — поспешно сказала Мари и виновато улыбнулась. — Извини, Питер, но я хотела еще заехать в галерею и обсудить с Жаком кое-какие организационные вопросы. Мне хотелось бы расположить по-другому фотографии в одном из залов. Сейчас они расположены так, что мои ранние работы смотрятся лучше, чем недавние, а это несправедливо… — Она улыбнулась. — Надо поменять местами всего несколько снимков, тогда все будет в порядке.

— Да, ты права, — согласился Питер и, обняв Мари за плечи, вывел из ресторана.

Утром город был закрыт легкой туманной дымкой, но весеннее солнце быстро разогнало туман, и к полудню совсем развиднелось. День выдался ясным, теплым, и воздух был насыщен запахами цветов и молодой листвы.

Служитель подогнал к дверям черный «Порше» Питера. Мари смотрела на его профиль, пока он сосредоточенно вел машину, и думала о том, какие же отношения связывают ее с этим мужчиной. Она не была уверена, любит ли он ту Мари Адамсон, которую создал своими собственными руками, или же ему дорога та, кем она была прежде.

Иногда Мари чувствовала себя виноватой перед Питером за то, что не до конца откровенна с ним, однако, какую бы сильную привязанность она к нему ни питала, что-то каждый раз словно сдерживало ее. Дело было в ней самой — Мари знала это твердо, и сейчас ей неожиданно пришло в голову, что Питер может оказаться прав. Авария изуродовала ее физически и искалечила морально, и теперь ей до конца жизни не избавиться от гнетущих воспоминаний.

«Пожалуй, — решила Мари, — мне все-таки придется повидаться с Фэй».

— Ты сегодня не очень разговорчива, любовь моя, — заметил Питер, когда они проехали в молчании несколько кварталов. — Все еще думаешь о своем новом проекте?

Мари поспешно кивнула и, чтобы скрыть свое замешательство, провела по его щеке своими гибкими, тонкими пальцами.

— Да. Иногда мне просто становится страшно: как ты можешь это выносить!

— Просто ты мне не безразлична, Мари. Впрочем, я думаю, ты это знаешь. Действительно знаешь.

Да, она знала, но не понимала — почему. Может быть, потому, что она была чем-то похожа на ту, другую женщину, которую он когда-то любил? Может быть, невольно или сознательно Питер вылепил ее похожей на Ливию? Наверняка она не знала, хотя и чувствовала, что в этих рассуждениях есть рациональное зерно. Или, вернее, иррациональное.

Откинувшись на спинку сиденья, она опустила веки и попыталась расслабиться, но «Порше» неожиданно дернулся куда-то вбок, и Мари в испуге открыла глаза.

Открыла и увидела приземистый ярко-красный «Ягуар», который, огибая припаркованный на обочине грузовик, вылетел на встречную полосу и теперь мчится прямо на них.

Мари онемела от ужаса. Расширенными глазами она смотрела на сверкающую на солнце спортивную машину, которая была все ближе и ближе. Казалось, столкновение неминуемо, но уже в следующую долю секунды два автомобиля разошлись буквально в полутора дюймах друг от друга.

«Ягуар» пронесся дальше и, вильнув задом, скрылся в боковой улочке. «Порше» тоже выровнялся, но Мари все сидела, словно парализованная ужасом, мертвой хваткой вцепившись в приборную доску и глядя прямо перед собой. Подбородок ее мелко дрожал, глаза щипало от непролитых слез, а разум снова и снова возвращался к событиям двухлетней давности.

Питер сразу понял, что с ней происходит. Свернув к тротуару, он остановил машину и попытался обнять ее, но Мари была слишком напугана, слишком напряжена. Стоило Питеру только коснуться ее, как она закричала так громко, что у него заложило в ушах. И это не был обычный визг испуганной женщины — это был глубокий, из самого нутра идущий то ли вой, то ли стон, и ему пришлось несколько раз с силой встряхнуть Мари, чтобы она пришла в себя.

— Тише, тише, — приговаривал Питер. — Все хорошо, любимая, все в порядке. Опасность позади. С тобой ничего не случилось и не случится. Ничего страшного не произошло, все хорошо.

Понемногу Мари успокоилась, и только изредка негромко всхлипывала. Слезы текли по ее лицу, а когда она наконец расслабилась и прильнула к нему всем телом, Питер почувствовал, что она дрожит.

Прошло почти полчаса, прежде чем Мари, в последний раз судорожно вздохнув, без сил откинулась на спинку сиденья. Питер еще некоторое время внимательно наблюдал за ней, нежно поглаживая Мари по щекам и по голове и держа ее руку в своей, чтобы она чувствовала себя под его защитой, в безопасности. То, чему он стал свидетелем, и взволновало, и испугало его. Ее бурная реакция только подтверждала то, о чем он догадывался, и, когда Мари перестала вздрагивать, Питер заговорил с ней негромко, но твердо:

— Тебе придется снова начать встречаться с Фэй, Мари. Ты еще не исцелилась окончательно, не перешагнула через прошлое. И ты никогда не сумеешь этого сделать, если не пойдешь до конца. Нельзя бежать от того, что преследует тебя, — надо повернуться и встретиться с ним лицом к лицу. Только тогда ты сумеешь победить.

Мари только закрыла глаза в знак того, что она слышит и понимает, но в голове у нее роились самые противоречивые мысли. Легко сказать — повернуться к прошлому и встретиться с ним лицом к лицу. А выдержит ли она такое испытание? И от чего она должна излечиться? От своей любви к Майклу? Интересно, как? Одного его звонка было достаточно, чтобы Мари захотелось снова прижаться к нему, поцеловать, почувствовать его руки на своем теле, но разве могла она рассказать об этом Питеру?