И пока Марион Хиллард размышляла о том, сумеет ли она узнать Нэнси после двух лет и двух десятков пластических операций, в Сан-Франциско кто-то взял трубку.

— Да? — спросил женский голос. — Вас слушают, говорите.

Марион набрала полную грудь воздуха, крепко сжала трубку в руке и, закрыв глаза, заговорила таким твердым и ясным голосом, что никто бы не догадался, что какие-нибудь полчаса назад она пережила сильнейший сердечный приступ. Что ни говори, а владеть собой Марион умела. Даже когда она принимала самое жесткое решение, в ее лице ничего не менялось, и только серо-голубые стальные глаза становились все темнее и темнее.

— Это мисс Адамсон? С вами говорит Марион Хиллард из Нью-Йорка…

Разговор получился коротким, неловким и довольно прохладным, и когда Марион повесила трубку, она знала не больше, чем до звонка. Но она узнает, обязательно узнает, и не позднее, чем через три недели. Ровно через три недели, во вторник, в четыре пополудни, Марион назначила Мари Адам-сон встречу в отеле, в котором планировала остановиться во время своей поездки в Сан-Франциско. Теперь Майклу уже не удастся отговорить ее от этой командировки…

Марион пометила дату в своем настольном календаре и, откинувшись на спинку кресла, снова закрыла глаза. Даже личная встреча с Мари Адам-сон могла не дать ей ничего, и все же… все же Марион рассчитывала, что так или иначе ситуация прояснится. Если только она проживет эти три недели…

Глава 22

Часы на каминной полке медленно отсчитывали секунды. Их тиканье казалось Марион почти зловещим, но она продолжала спокойно сидеть в кресле в гостиной своего номера в отеле «Фермонт». Из окон люкса открывался живописный вид на побережье округа Марин, но местные красоты ее ничуть не интересовали.

Марион думала о девушке: какой она стала? Как она выглядит теперь? Действительно ли Питер Грегсон сотворил чудо, как он обещал ей два года назад? Бен Эйвери, встретив Мари Адамсон, не узнал ее, но Марион вовсе не была уверена, что то же самое произойдет и с Майклом. А девушка? Нашла ли она кого-нибудь за эти два года, или — как и Майкл — отгородилась от всего мира, сосредоточившись на своем горе?

И Марион снова спросила себя, как ей быть, если незнакомка, которую она ожидала, вдруг окажется той самой девушкой, которую ее сын когда-то любил?

А если нет? Что, если это совершенно другой человек? Ведь могла же мисс Мари Адамсон быть местной уроженкой, талантливой фотохудожницей, которая случайно попалась на глаза впечатлительному Бену Эйвери? Что тогда?..

Но и на этот вопрос Марион ответить было не легче. Ей оставалось только ждать, ждать и надеяться… На что? Этого она и сама не знала.

Сама того не замечая, Марион то закидывала ногу на ногу, то снова ставила их прямо, поминутно промокая лоб смятым носовым платком. Наконец она бросила его в мусорную корзину и достала из сумочки изящный золотой портсигар с ее монограммой, выложенной крупными сапфирами прекрасной огранки. Этот портсигар подарил ей Джордж на прошлое Рождество… Как давно это, оказывается, было!..

Несколько мгновений Марион просто сидела, закрыв глаза и сжимая в руках плоскую золотую коробочку. Она чувствовала себя усталой, вымотанной, выжатой до последней капли.

В Сан-Франциско Марион прилетела только сегодня утром; перелет оказался не из легких, и теперь она немного жалела, что не решилась перенести встречу на завтра. Небольшой отдых был бы очень кстати, но Марион боялась, что девчонка вовсе откажется увидеться с ней. К тому же ей не терпелось поскорее узнать правду.

Наконец она открыла глаза и, закурив сигарету, снова бросила взгляд на каминные часы. Часы показывали четыре пятнадцать пополудни. Значит, быстро подсчитала она, в Нью-Йорке сейчас четверть восьмого. Майкл наверняка еще на месте, работает. Что же до его приятеля Эйвери, то этот повеса наверняка развлекается где-нибудь со своей новой пассией из дизайнерского отдела.

При мысли о Бене Марион недовольно поджала губы. С ее точки зрения, мальчишка еще не проявил себя достаточно серьезным работником. В отличие от ее Майкла, который просто горел на работе. Хотя если посмотреть с другой стороны…

Она вздохнула. С какой стороны ни смотри, Бен не был так несчастен, как Майкл.

Да, ее сын был несчастен, и это заставляло Марион все чаще задумываться о том, правильно ли она поступила. Неужели два года назад она совершила ошибку? Может быть, она была слишком требовательна и хотела от этой Нэнси того, чего девчонка просто не могла дать?

«Нет, — решила Марион. — Скорее всего — нет. Нэнси никогда не была подходящей парой для ее Майкла. Даст бог, со временем он найдет себе кого-нибудь, и все образуется само собой. В конце концов, почему бы и нет? Ведь у него есть все, что требуется для счастливой жизни, — деньги, положение в обществе, привлекательная внешность. Пройдет сколько-то времени, и Майкл Хиллард станет президентом одной из самых крупных и могущественных корпораций Америки, и это даст ему еще большую власть и авторитет. Он талантлив, хорошо образован, он умеет очаровывать женщин и быть заботливым сыном… Что же еще?»

При мысли о сыне выражение лица Марион снова сделалось мягче, задумчивее. «Как же все-таки он одинок», — невольно подумалось ей. Да, она тоже поняла это — едва ли не позже всех, но поняла. И, как ни странно, именно одиночество заставляло его удерживать на расстоянии всех, даже ее, словно какая-то часть его души так и пропала, сгинула во время этой треклятой катастрофы. Или после нее, когда он узнал, что…

Марион усилием воли заставила себя не продолжать мысль. «По крайней мере, — подумала она, — Майкл перестал пить, и у него прекратились эти приступы черной меланхолии». Теперь у него в глазах зажегся слабенький, робкий огонек какой-то решимости. Чем-то он напоминал ей человека, который, волей случая оказавшись в самом сердце знойной пустыни, решил во что бы то ни стало выйти к людям, но шел так долго, что успел позабыть, зачем ему это надо.

А ведь Майклу было чему радоваться, было к чему стремиться. Он мог бы жить полнокровной счастливой жизнью, если бы только захотел. Но он не хотел. Ничто его не интересовало, ничто не дарило радости, и Марион начинала подозревать, что даже работа, которой Майкл отдавался с такой самоотверженностью и самоотречением, не приносит ему удовлетворения. Во всяком случае, такого, какое получала от работы она сама, не говоря уже об отце и деде Майкла, которые вкладывали в бизнес все силы и всю душу. В отличие от них Майкл работал с каким-то злобным остервенением, а результат этих титанических усилий его как будто вовсе не интересовал. Казалось, единственное, к чему он стремится, это как можно скорее загнать себя до изнеможения и забыться бесчувственным сном в своей унылой квартире, а то и прямо на диване в рабочем кабинете, чтобы назавтра начать все сызнова.

Марион с неожиданной нежностью подумала о Джордже. Как хорошо, что все эти годы, прошедшие после кончины Фредерика, он был рядом с ней! Без него она, пожалуй, и не справилась бы. Незаметно для Марион Джордж снял с ее плеч большую часть черновой работы, оставив ей только самые интересные и важные стратегические вопросы и, разумеется, славу. Сам он все время держался в тени, и Марион успела это оценить. Джордж был очень сильным и очень скромным человеком, и в последнее время Марион не раз спрашивала себя, как получилось, что она не обратила должного внимания на все его добродетели хотя бы двадцать лет тому назад. Впрочем, ответ был ясен. После того как умер отец Майкла, у нее просто никогда не было времени. Ни на Джорджа, и ни на кого-либо еще.

«Может быть, — с улыбкой подумала она, — Майкл все же похож на меня больше, чем я думала. Вот только хорошо это или плохо?..»

Звонок в дверь прервал ее размышления, и Марион слегка вздрогнула, не в силах сразу сориентироваться, где она находится и зачем. Но уже в следующую долю секунды она взяла себя в руки и сразу вспомнила, кто это может быть. Фотохудожница, с которой она договорилась встретиться…

Часы на камине показывали двадцать пять минут пятого, и Марион, снова становясь собой, подумала с легким презрением, что пунктуальность, как видно, не входит в число добродетелей знаменитой Мари Адамсон. Впрочем, в глубине души она была рада тому, что ей удалось просто побыть одной эти двадцать пять минут — побыть одной и как следует подумать.

Придав своему лицу подобающее случаю выражение холодного достоинства, Марион пошла открывать. Она отлично знала, как идут ей дорогое темно-синее шерстяное платье с жемчужным ожерельем в четыре ряда, строгая прическа, безупречный маникюр и искусно наложенный грим, который делал ее на пятнадцать лет моложе. На самом деле Марион Хиллард было уже шестьдесят, но она не сомневалась, что в течение еще как минимум двадцати лет она все еще будет привлекательной женщиной. Если, конечно, ей удастся прожить эти двадцать лет. Впрочем, Марион полагала, что и это тоже будет во многом зависеть от нее. Главное, не давать себе расслабляться и продолжать следить за собой, и тогда она еще долго сможет поддерживать себя в приемлемой форме. Даже время не властно над Марион Хиллард…

И, мысленно поздравив себя с этим открытием, Марион отворила дверь. На пороге стояла элегантно одетая молодая женщина, державшая под мышкой большую папку.

— Мисс Адамсон?

— Да. — Мари кивнула с искусственной улыбкой. — А вы — миссис Хиллард?..

Впрочем, она прекрасно знала, кто перед ней. Она никогда не видела мать Майкла вблизи — только на фотографиях, но это не имело значения. Она узнала бы ее где угодно, хоть самой темной ночью на другом конце земного шара. Эта женщина, ее лицо, ее голос на протяжении двух лет непрошеными гостями вторгались в ее сновидения, превращая их в кошмары. Эту женщину Мари когда-то мечтала назвать матерью или, на худой конец, подругой. Теперь она ее ненавидела.

— Как поживаете, мисс Адамсон?

Марион протянула Мари прохладную твердую ладошку, и они обменялись церемонным рукопожатием. Потом Марион взмахнула рукой, приглашая гостью пройти в комнаты.