Изнуренная бурными ласками, которым они предавались сперва в теплой воде, а затем на ложе, Мэри задремала. Когда она проснулась, служанка сказала, что вассалы и воины Стивена, поздравив своего господина, уже разошлись, а сам он ожидает ее внизу, в большом зале. Мэри надела нарядное платье из синего бархата с рукавами, отороченными собольим мехом, кожаный пояс с украшениями из золота и драгоценных камней и голубую вуаль, которую стягивал золотой обруч с сапфировыми подвесками и полюбовавшись своим отражением в зеркале из полированного серебра, спустилась вниз. Когда она вошла, Стивен поднялся ей навстречу, взял ее за руки и с улыбкой усадил возле себя. Глаза его лучились счастьем. На столе возле прибора, предназначенного для Мэри, лежала очень крупная, наверняка только что срезанная с куста ярко-алая роза с коротким стеблем. Мэри не верила своим глазам.

— Что это за чудо Господне, Стивен? Как вам удалось вырастить розу в это время года? — спросила она, когда к ней вернулся дар речи.

— Пусть это будет моей маленькой тайной, — лукаво улыбнулся он. — Я дарю ее вам, Мэри. — Она сразу же поняла все значение этого дара, и на глаза ее навернулись слезы любви и благодарности. — Я увидел ее нынче в розарии моей матери, — пояснил Стивен. — Вероятно, цветок распустился во время недавней оттепели. Вот ведь удача, что это произошло именно теперь, когда мы с вами вернулись под родной кров. Не правда ли, дорогая?

Мери кивнула, зардевшись от гордости и счастья, и полувопросительно прошептала:

— Она ведь точь-в-точь такая же, как та, что на вашем гербе, Стивен.

Он перевел влюбленный взгляд с цветка на лицо своей юной супруги.

— Я рад, что вы заметили это сходство.

— А что означают ваши цвета?

— Черный — это цвет власти, Мэри. Это предупреждение всем, кто не желает жить с нами в мире. — Мэри невольно поежилась от этих слов и переступила с ноги на ногу. — Белый — чистота, непорочность, целомудрие, золотой же издавна означает гордость и благородство.

Едва справившись со своим волнением, Мэри негромко, слегка дрогнувшим голосом спросила:

— А сама роза на вашем гербе?

От удивления брови Стивена поползли вверх. Он недоуменно пожал плечами и слегка качнул головой.

— Красная роза на языке цветов означает страсть, мадам. Я думал, что вам это известно и, признаться, не ожидал от вас этого вопроса.

— Откуда же мне может быть знаком язык цветов, милорд? — вспыхнула Мэри. — Ведь я росла и воспитывалась не в Нормандии, а в Шотландии, где нравы проще и грубее, где и слыхом ни о чем таком не слыхивали.

— Полноте, дорогая, не принимайте мои слова за упрек в невежестве! У меня ведь и в мыслях не было ничего подобного! Я уверен, что у вас в Шотландии наверняка существует множество интересных обычаев, которые нам, норманнам, в свою очередь не грех было бы перенять. А что до языка цветов…

— То я охотно изучила бы его, милорд, раз вы им владеете, — улыбнулась Мери, — тем более, что начало моему обучению уже положено.

Мэри смотрела на мужа, как завороженная. Вручая ей красную розу, Стивен клялся ей в своей страсти. Этот цветок, который он положил на стол у ее прибора, точное подобие розы, изображенной на гербе Нортумберлендов, означал не много не мало, что Стивен де Уоренн дарил ей себя!

— Стивен… Благодарю вас! Я постараюсь быть достойной этого дара.

Она потянулась к цветку, но он удержал ее руку в своей и предостерегающе проговорил:

— Будьте осторожны, Мэри. Роза красива и нежна. Она символизирует страсть, она себя вам вверяет, но… Не пораньте свои нежные пальцы об острые шипы!

На следующий день в Элнвик возвратились граф и графиня Нортумберленд с Изабель и Джеффри. За семейным обедом царила дружеская, непринужденная и такая веселая атмосфера, что Мэри с трудом верилось, что она и в самом деле видит перед собой знатнейших вельмож Англии, высокородных норманнов, коих привыкла считать надменными, чопорными и донельзя спесивыми. Мэри с радостью убедилась также и в том, что родители Стивена не обинуясь считают ее полноправным членом их большой семьи. Джеффри и Изабель выказывали ей знаки самого искреннего расположения. Однако от Мэри не укрылись быстрые, исполненные тревоги взгляды, которые Стивен на всем протяжении обеда то и дело бросал на отца и брата Сердце ее сжалось в тревожном предчувствии, и она с тоской подумала о том, что, суда по всему, на свете просто не бывает ни безмятежного веселья, ни безоблачного счастья, ни даже полного покоя и бесстрастия. Как ни силилась она отогнать от себя мысли о Малькольме, о чудовищном поручении, которое он ей дал, образ сурового короля Шотландии нет-нет да и возникал перед ее взором.

Вечером мужчины уединились в оружейной для серьезной беседы о текущих делах. Мэри, сложившая с себя после возвращения леди Седры бразды правления замковым хозяйством, решила подняться в их со Стивеном покои и пораньше лечь спать. Проходя по коридору мимо неплотно притворенной двери той комнаты, где собрались граф Нортумберленд и два его сына, она остановилась как вкопанная, внезапно услыхав слово «Карлайсл», произнесенное кем-то из них вполголоса. Страх парализовал ее и пригвоздил к месту. Даже захоти она продолжить свой путь, ноги отказались бы повиноваться ей. Мэри вся обратилась в слух, начисто забыв, куда и зачем она направлялась. Мужчины говорили так тихо, а сердце ее колотилось в груди так неистово, что в течение нескольких томительных минут ей удавалось уловить лишь смутный гул их голосов. Но вот Джеффри, возражая на какое-то осторожное, высказанное полушепотом замечание Стивена, раздельно и отчетливо произнес:

— Зато мы по крайней мере застанем Малькольма врасплох! В этом можно нисколько не сомневаться. Ведь ты только что женился на его дочери!

— Да! — раздраженно повторил Стивен. — Мы застанем его врасплох!

От ужаса у Мэри подкосились ноги. Она невольно подалась вперед, чтобы сохранить равновесие. Тяжелая дверь, на которую она опиралась рукой, протяжно скрипнула, и в то же мгновение на пороге оружейной появился Стивен. Он захлопнул дверь, схватил Мэри за плечи и силой повлек ее в зал.

— Вы посмели шпионить за мной, своим мужем? Вы подслушивали наши разговоры? — спросил он, усадив ее на скамью и грозно склонившись над ней.

— Вы посмеете пойти войной против моего отца? Теперь, когда только что женились на мне и заключили с ним мир? У вас хватит низости напасть на Шотландию теперь, когда не истек еще наш медовый месяц? — выдохнула она.

— Мадам, я прежде всего обязан выполнять свой долг. Это вы считаете себя вправе пренебрегать вашими клятвами.

— Ничего подобного! — воскликнула Мэри. — Я была и буду верна вам во всем, но я не могу оставаться равнодушной, когда моей стране грозит война!

Он впился глазами в ее побелевшее от страха и напряжения лицо.

— Зачем вы шпионили за мной? Мери отвела взгляд.

— Я… это вышло случайно…

Статен грозно сдвинул брови и помотал головой.

— Не лгите мне, Мэри! Я вижу вас насквозь! Вы собирались предупредить Малькольма о нашем наступлении! Вы готовы были предать меня!

Мэри втянула голову в плечи и со слезами в голосе проговорила:

— Нет! Я вовсе не собиралась предавать вас, Стивен. Разве те дни и ночи, что мы провели вместе, не убедили вас в моей любви и преданности вам?

На лице его появилась жестокая улыбка.

— Не считайте меня глупцом, Мэри. Вам не удастся обвести меня вокруг пальца, выдавая за любовь вожделение, которое вы питаете ко мне и которое вы в течение всех этих дней удовлетворяли в моих объятиях.

Она вздрогнула, как если бы он наотмашь ударил ее, и беззвучно заплакала. Вот, оказывается, как невысоко он ценил то, что она щедро дарила ему на протяжении стольких ночей, что казалось ей вершиной счастья, залогом вечного единения не одних лишь их тел, но также их душ и судеб.

— Довольно! — резко бросил он. — Осушите свои слезы, мадам. Вам не удастся ни разжалобить меня, ни убедить в том, что вы и в самом деле оказались там случайно. Что бы вы ни попытались мне сказать в свое оправдание, поступки ваши гораздо красноречивее любых слов.

Он повернулся и направился к выходу из зала.

— Нет! — отчаянно крикнула Мэри ему вслед. — Выслушайте меня, Стивен! Стивен!

Он не оглянулся и не замедлил шага. Мэри упала на пол и зарыдала в голос, не стыдясь присутствия сбежавшихся в зал компаньонок леди Седры и замковых служанок.

Глава 19

Три томительных дня — все то время, пока длился военный поход Англии против Шотландии, о подготовке к которому Мэри узнала из разговора де Уореннов в оружейной, она провела взаперти в одной из башен Элнвика. Таково было наказание, которому подверг ее Стивен.

Предоставленная самой себе, она предавалась своим невеселым думам, плакала, лежа ничком на своем жестком, неудобном ложе, и подолгу молилась. Она была почти уверена, что Карлайсл будет взят армией короля, и заранее примирилась с неизбежностью поражения своей страны, моля милосердную Матерь Божию лишь о сохранении жизней всех, кто был ей дорог — отца, братьев и Стивена.

Ибо ни предательство Стивена по отношению к ее отцу, ни его жестокость с ней самой не могли победить в сердце Мэри любовь к нему. Все дни своего заточения она ждала его возвращения из военного похода с все возраставшей тревогой и надеждой. Она была готова, когда он вернется в Элнвик, поступиться своей гордостью и молить его о прощении, хотя вовсе не чувствовала себя виноватой перед ним. Она была готова на все, лишь бы он снова вернул ей свое расположение, позволил бы ей как прежде любить себя и заботиться о себе. Мэри проклинала досадную случайность из-за которой произошла эта их размолвка, и ей было досадно, что муж не поверил в невинность ее намерений, в то, что она вовсе не собиралась оповещать своего отца о планах короля Англии, как бы страстно ей ни хотелось предотвратить это новое кровопролитие. Она пообещала себе самой впредь, когда Стивен вернет ей свое доверие, вести себя осторожно, чтобы не навлечь на себя новых подозрений в намеренном выведывании политических секретов. Лишь бы только он остался жив и невредим!