Констанс О'Бэньон - Обещание экстаза

Крохотное каноэ стремительно скользило по воде. День был пасмурный, и свинцовое небо грозило разразиться ливнем. Река Саванна разбухла от прошедших дождей, и казалось, что ее коричневые воды вот-вот выплеснутся из берегов. Но мужчины, сидевшие в утлом суденышке, этого не замечали. Один из них, не очень высокий и худощавый, то и дело оборачивался или бросал взгляд через плечо – он явно нервничал. Другой же, здоровенный седоволосый детина, хранил полнейшую невозмутимость; глядя прямо перед собой, он энергично работал веслами, и лодка ни на секунду не замедляла движение.

К полудню тучи рассеялись, и выглянуло солнце. Над суденышком, разорвав тишину, с пронзительными криками пролетела голубая сойка. Один из мужчин – тот, что был поменьше ростом, – окинул берега опасливым взглядом. Вскоре лодка обогнула излучину и причалила к узкому пирсу, едва выступавшему из воды. Выбравшись из каноэ, великан привязал его к столбу у пирса и протянул руку приятелю.

Быстро поднявшись по крутому склону, мужчины остановились у раскидистой ивы.

– Все гораздо хуже, чем мы рассчитывали, Том, – заговорил великан. – Думаю, тебе нужно как можно быстрее забрать Марту и ценности и искать безопасное пристанище.

Том О’Брайен смерил Бодайна долгим взглядом. Тот же смотрел на друга не мигая – он ждал ответа.

– Проклятие, – проворчал Том. – Я слишком стар, чтобы срываться с места, бросив все, что нажил непосильным трудом. Я орошал эту плантацию кровавым потом – неужели только для того, чтобы оставить ее проклятым янки? Полагаю, достаточно и того, что мой сын Пол где-то бьется с ними… И одному Богу известно, жив он или убит. Уверен, сын будет в отчаянии, если по возвращении обнаружит родное гнездо в руинах, если увидит, что все то, ради чего он сражался, обращено в пепел. Нет, мы с женой не сдвинемся с места, – решительно добавил О’Брайен.

– Что ж, тебе самому решать. – Бодайн пожал своими могучими плечами. – Я бы, наверное, чувствовал то же самое, если бы не Виктория. Но ты ведь собственными глазами видел, как бесчинствуют солдаты Шермана. Они стремятся в Саванну, а твой дом и плантация Фарради находятся у них на пути.

– Ты собираешься отвезти Викторию в Саванну? – спросил Том.

– Да. Но она, конечно же, будет противиться. Еще не знаю, как сообщу ей эту новость.

Подумав о Виктории Фарради, Том невольно улыбнулся. Она и его сын Пол должны были пожениться, но война помешала. Ее мать умерла, отец погиб на войне, и девушка осталась одна на целом свете, если не считать Бодайна. Этот великан казался довольно необычным человеком – во всяком случае, он не был ни плантатором, ни наемным рабочим. Бодайн прибыл в Джорджию из Техаса, где Джон Фарради познакомился с будущей матерью Виктории и женился на ней. Бодайна в шутку называли сторожевым псом девушки, и Том полагал, что это весьма меткое определение. Мужчина следил, чтобы с головы девушки не упал ни единый волосок. Даже в пору, когда Виктория была совсем малышкой, делавшей первые шаги, он неотлучно находился рядом с ней. Мать Виктории умерла в ту ночь, когда девочка появилась на свет, а ее отец постоянно пребывал в разъездах. Зато Бодайн всегда был готов прийти Виктории на помощь по первому зову. Он завоевал доверие и расположение всех обитателей округи. Люди знали: если видишь Викторию, значит, ищи поблизости Бодайна.

– Мне бы не хотелось оказаться на месте человека, который скажет Виктории, что нужно оставить плантацию Фарради врагу, – заметил О’Брайен. – К тому же, Бодайн, кто гарантирует, что в Саванне будет безопаснее? Ты ведь знаешь, что случилось в Атланте. Весь город сгорел в огне.

– Гарантий, конечно, никто не даст, – в задумчивости пробормотал Бодайн. – Но в Саванне больше людей – вдруг это поможет? Я бы на твоем месте все обмозговал как следует и уговорил Марту присоединиться к Виктории.

– Нет, жена меня ни за что не оставит, – заявил Том. – А я ни за что не брошу наш дом.

– Тогда хотя бы закопай ценности и отгони скот в болота, как сделал я.

– Жаль, что я уже не молод, – со вздохом проговорил Том. – Иначе пошел бы воевать.

– Война проиграна, пойми. – Бодайн пристально взглянул на друга. – Уверяю тебя, мы не сможем противостоять Шерману. И до его прихода в нашем распоряжении всего несколько часов. Может, если повезет, сутки. – Бодайн протянул Тому руку на прощание. – Береги себя, дружище. Удачи тебе.

– Бог в помощь, Бодайн. – О’Брайен пожал протянутую руку. – Сообщи нам о себе, как только выдастся возможность.

Бодайн молча кивнул и решительно зашагал обратно к реке, где его ждала лодка. Он прекрасно понимал, что следовало поторапливаться.

Виктория Ли Фарради медленно спускалась по широкой лестнице. На последней ступеньке она на секунду замерла и опасливо осмотрелась. Затем пересекла коридор и скрылась в кабинете отца. Там все сохранялось в том же виде, в каком было и при его жизни. Виктория очень тосковала по отцу; здесь, в кабинете, в окружении отцовских вещей, она, казалось, чувствовала его присутствие.

Прикрыв за собой дверь, Виктория посмотрела на письменный стол из мореного дуба. Отцовская трубка лежала на месте, словно ожидала возвращения хозяина. Девушка обвела глазами книжные полки, тянувшиеся вдоль одной из стен. Потом подошла к стеллажу и принялась водить пальцем по корешкам. Наконец нашла то, что искала, – «Ромео и Джульетту» Уильяма Шекспира. Отец подарил ей эту книгу на тринадцатилетие, и она часто ее читала. Раскрыв том в зеленом кожаном переплете, Виктория полистала страницы. Затем закрыла книгу и положила ее на отцовский стол. Она решила, что почитает позже – сейчас ей все равно не удалось бы сосредоточиться на чтении.

«О, папа, – думала она, – почему ты погиб на этой бессмысленной войне?»

Мужчины воевали с незапамятных времен, а их любимые оставались дома и в страхе ожидали благополучного возвращения своих воинов. Виктория не была исключением. Она хорошо помнила тот день, когда получила известие о смерти отца. Он погиб в Виргинии, в городке, о котором Виктория прежде не слыхивала. И ей даже не удалось похоронить отца…

Девушка подошла к окну, и ее золотистые волосы, казалось, вспыхнули в лучах солнца. Губы же Виктории были сочными и полными, а маленький носик слегка вздернут. Но более всего привлекали ее глаза, манившие глубиной синего омута. Чарующую красоту этих глаз подчеркивали длинные золотистые ресницы с темными кончиками и черные, красиво очерченные брови.

Красота Виктории никого не оставляла равнодушным. К тому же она обладала чудесным мелодичным голоском и безупречно правильной речью, то есть говорила не так, как большинство южан. В свои семнадцать лет она была очень неглупа и начитанна.

Тихонько вздохнув, девушка подошла к камину, над которым висел женский портрет – эта дама была необычайно на нее похожа. Виктория долго смотрела на портрет матери, смотрела так, словно ждала, что та ей что-нибудь скажет. Глядя на портрет, девушка неизменно испытывала горькое чувство утраты, хотя знала умершую при родах мать только по рассказам отца и Бодайна.

Снова вздохнув, Виктория вышла из комнаты и направилась к задней двери. Несколько секунд спустя она ступила на тропинку и зашагала к реке. Стоя на высоком, поросшем травой берегу, девушка вглядывалась в даль, надеясь заметить лодку Бодайна. Он отсутствовал уже два дня, и Виктория очень за него беспокоилась. Бодайн покинул свою подопечную, чтобы установить, куда направляется армия северян. Вернуться же обещал через день, в крайнем случае – через два.

Издалека всю ночь доносилась орудийная стрельба, и Виктория почти не спала. К утру наступило затишье, но это только усилило напряженность. К тому же сразу после ухода Бодайна начали исчезать рабы, и сейчас в доме оставались только трое чернокожих. Постояв еще немного, девушка направилась обратно к дому – казалось, что этот красивый двухэтажный особняк с греческими колоннами призывал ее побыстрее возвращаться.

Внезапно внимание Виктории привлекло темное облако на западе, взметнувшееся в небо. Ужас охватил девушку, когда она поняла, что это не облако, а дым, шедший со стороны «Пяти холмов» – так называлась соседняя плантация. Впервые в жизни она по-настоящему испугалась. Стейси Мартин была ее лучшей подругой, и Виктория провела немало счастливых дней в усадьбе ее отца. Подобрав юбки, Виктория бросилась к дому: она поняла, что не стоит ждать возвращения Бодайна, и решила действовать немедленно.

«Ненавижу янки. Будь я мужчиной, постаралась бы выгнать их из Джорджии», – думала девушка.

– Янки не смогут сжечь мою плантацию, – пробормотала Виктория, стиснув зубы. – Я не позволю им это сделать.

Виктория отправилась искать Бесс и нашла ее на кухне. Темнокожая служанка, склонившись над доской, гладила полотняную скатерть.

– Доктор сказал, чтобы ты не выполняла тяжелую работу, – проворчала Виктория, стараясь не подавать виду, что ужасно напугана.

– В чем дело, моя девочка? – Негритянка в испуге посмотрела на девушку. – Что с тобой приключилось?

– Пожар у Мартинов, – сообщила Виктория, пытаясь говорить спокойно.

– Господи, смилуйся над нами! – взмолилась Бесс, и ее черные глаза от ужаса расширились.

Виктория взяла Бесс за руку и подвела к стулу. Как же она любила свою старую служанку! Бесс была ей вместо матери – баловала ее и наказывала за шалости. «Как странно, – думала девушка, вглядываясь в лицо темнокожей служанки. – Я прежде не замечала, что она такая старенькая».