— Так плохо? Тогда заведи любовницу. Ты можешь себе это позволить. Большинство мужчин…

— Нет, — прервал его Джеймс, — проблема совсем не в этом.

— Тогда в чем?

— Ты веришь в предзнаменования?

Этан опешил, пораженный внезапной сменой темы разговора.

— Предзнаменования вроде «Красное небо вечером — морякам на радость, красное небо утром — морякам предостережение»? Да ладно, каждый моряк знает, что в этом нет ни крупицы правды. Так в чем же дело?

— У меня было видение, действительно предостережение, перед тем как мы с Изабеллой обвенчались.

— Продолжай.

Джеймс закрыл глаза и зарылся пальцами в волосы. Его голос превратился в еле слышный шепот, когда ужасающая сцена снова разыгралась перед его мысленным взором.

— Это было ужасно. Я снова присутствовал похоронах матери. Но я был уже взрослым мужчиной, а не мальчиком. День выдался ненастный, небо затянуто грозовыми тучами. Я подошел к краю могилы, чтобы бросить горсть земли на гроб, и увидел, что крышка гроба отсутствует. И тут я осознал, что в гробу лежит не моя мать с маленькой сестренкой, а Изабелла, а рядом с ней — наш ребенок.

— Боже мой, — прошептал Этан.

Джеймс кивнул и открыл глаза.

— Это было предостережение, — мрачно произнес он. — Я не могу находиться рядом с женой и не желать ее. Но я не могу овладеть ею. Я не хочу рисковать. Если она забеременеет, это убьет ее, как это убило мою мать. Я не могу… — Он судорожно вздохнул. — Я не могу ее потерять.

Этан долго молчал и наконец сказал:

— Я не верю, что это было предзнаменование. Если даже это и было предостережение, то оно возникло у тебя в мозгу от страха, что тебе придется гораздо больше заботиться о ней. Это предзнаменование, как ты его называешь, позволяет тебе оправдать свое отдаление от нее, как физически, таки эмоционально. Ты можешь сбежать и при этом убеждать себя, что это для ее же блага, что ты делаешь это, чтобы ее спасти.

— Совершенно верно! — рявкнул Джеймс.

— У ее матери были какие-нибудь проблемы во время беременности? — спросил Этан. — Помнится, ты говорил, что у твоей жены куча братьев и сестер.

Джеймс скрестил руки на груди и мрачно сверлил его взглядом.

— Значит, правда. У тебя нет никаких причин, кроме этого видения, думать, что у твоей жены возникнут сложности с родами. Из-за своего прошлого ты боишься слишком сблизиться с кем-то, слишком привязаться к кому-то. Но уже поздно, Джеймс. Ты влюблен в свою жену, и безумно влюблен.

— Ничего подобного.

— Да, — решительно заявил Этан. — Влюблен. Вопрос в том, собираешься ли ты провести остаток жизни в бегах? Мы все — каждый из нас — можем в любой момент умереть. Никто не знает, сколько времени ему даровано судьбой.

— Хватит! — отрезал Джеймс, стиснув зубы.

Его друг не пожелал прислушаться к предупреждению.

— Ты хочешь провести все это время в печали, чувствуя себя несчастным, таким, как сейчас? Разве не лучше жить со своей женой, растить детей в счастливой любящей семье, которую ты отвергаешь? А как насчет наследника? Кто унаследует графство, если ты будешь бездетным?

— После моей смерти род Шеффилдов прекратится, и я предполагаю, что титул и поместья снова отойдут короне. — Он горько рассмеялся. — Мой дед перевернется в гробу, когда этот день настанет.

Этан нахмурился, явно не одобряя друга.

— Не знал, что ты такой эгоист, — тихо промолвил он.

— Эгоист?! — взорвался Джеймс. Его вспышка привлекла внимание нескольких матросов, работавших на палубе под ними. Они подняли головы и, заслонив ладонью глаза от солнца, пытались разглядеть, из-за чего шум.

Джеймс отступил на пару шагов от поручней и понизил голос. — Ты вырос в семье. У тебя были отец, мать, брат, все они любили тебя. Ты понятия не имеешь, каково приходилось мне, что мне довелось выслушать.

— Прекрати думать о себе! Ты ненавидел своего деда. Я тебя понимаю. Он был холодным бесчувственным мерзавцем, и я не виню тебя в том, что ты терпеть его не мог. Но ты не должен думать только о себе.

— Я…?

Этан поднял руку, призывая его к молчанию.

— Каждое решение, которое ты принимаешь, каждый твой поступок сказываются на других. Если все твои земли отойдут короне, пострадают твои арендаторы. Вместо лорда, который успешно управляет своими поместьями и присматривает за ними, они окажутся во власти жадного принца Георга. Хотя твой дед уже давно лежит в земле, ты все еще позволяешь ему управлять тобой. Тобой движет ненависть.

— Извините, капитан! — крикнул молодой офицер, подбежав к ним.

— Уже иду, лейтенант! — крикнул Этан в ответ и повернулся к Джеймсу. — Прошу тебя, подумай над тем, что я сказал, — произнес он и зашагал прочь.

Джеймс снова занял свое место у поручней, устремив невидящий взгляд на сверкающие лазурные воды Средиземного моря. В мозгу его хаотически роились неясные, полуоформившиеся мысли. Впервые с тех пор, как он вышел в море, Джеймс рад был, что на борту «Тезея» царит полное спокойствие. Похоже, ему и впрямь слишком многое нужно обдумать.


У берегов Египта в Средиземном море

1 августа 1798 года


Поиски французского флота закончились. Четырьмя днями раньше капитан «Куллодена» Троубридж получил подтверждение, что французские боевые корабли идут на восток. Британский флот бросился им наперерез к беретам Египта. Англичане достигли Александрии раньше, в тот же день. Порт, всего несколько недель назад опустевший, был теперь забит французскими транспортными судами. Нельсон приказал своим кораблям курсировать вдоль берега.

Все корабли подготовились к бою; палубы были очищены, пушки заряжены. Едва стемнело, на флагманском корабле Нельсона «Авангард» подали сигнал: «появился враг». Джеймс стоял рядом с Этаном на шканцах, когда подняли флаг. Этан посмотрел на эскадру французских кораблей в подзорную трубу, затем передал ее Джеймсу. Вице-адмирал д’Эгальер, командующий французской эскадры, сомкнул ряды и поставил свои корабли на якорь в мелководном заливе Абукир.

— Вот и пришло время, — сказал Джеймс, возвращая подзорную трубу другу. В течение долгих месяцев, пока продолжались поиски французского флота, адмирал Нельсон имел обыкновение часто созывать на флагманский корабль всех своих капитанов и обсуждать планы предстоящей битвы. Джеймс знал от Этана, что им предписано немедленно атаковать. Когда последние отблески палящего солнца скрылись за горизонтом, на англичан обрушился ураганный огонь французских батарей с острова Абукир. Им вторили залпы бортовых орудий с вражеских кораблей.

Этан повернулся к Джеймсу. Глаза его пылали в предвкушении битвы.

— Да, — отозвался он. — Время пришло. — И он приступил к действиям — истинный капитан корабля, — громко отдавая приказания и подбадривая команду. Моряки были готовы к бою. Они не горели желанием драться, но после долгих месяцев ожидания были готовы. Больше всего им хотелось покончить с этим.

Джеймс больше не сомневался в том, что хочет вернуться домой. Он много размышлял с тех пор, как Этан отчитал его. Он не был уверен, что во всем разобрался, но одно стало ему совершенно ясно: он любит свою жену. Он любит Изабеллу, И вместо панического страха, который, как он ожидал, должен был сопровождать такое открытие, он ощутил умиротворение и покой. Он провел всю свою жизнь в борьбе и противостоянии с дедом, постоянно подавляя свои чувства, избегая сближаться с другими людьми. Но Изабелле каким-то образом удалось преодолеть линию его обороны и пробить брешь в стене, которой он окружил свое сердце. Он устал бороться с ней, устал бороться с судьбой. Он проиграл эту битву, но при этом выиграл нечто более ценное. В первый раз с момента прибытия в Шеффилд-Парк Джеймс ощутил желание жить, обрел надежду на счастливое будущее — будущее с Изабеллой. По каким-то причинам, недоступным его пониманию, она любила его.

Он, разумеется, все испортил, покинув ее. Она расстроится, узнав, что он служит на военном корабле, но не перестанет его любить. Она сама сказала, что всегда любила и всегда будет его любить. И он сделает все возможное, чтобы она не разлюбила его, и постарается сделать ее счастливой. Но для этого прежде всего нужно было выжить. С тяжелым сердцем занял Джеймс свою позицию у поручней с заряженным пистолетом в руке. Этан знал, что он превосходный стрелок, и поручил ему убрать капитана вражеского судна, как только они возьмут его на абордаж. Подгоняемый северным ветром британский флот во главе с «Голиафом» и «Старательным» атаковал французов. Неожиданным маневром капитан «Голиафа» провел свой корабль за линию французских судов, им в тыл со стороны берега, где закрепился и открыл огонь. Его примеру последовал «Старательный», а через некоторое время «Орион» и «Отважный».

Этан тоже направил «Тезея» вдоль берега, миновал ряд судов и атаковал французский корабль «Спартанец». Когда «Тезей» содрогнулся, настигнутый залпом с вражеского корабля, пробившим батарейную палубу, Джеймс напряг силы и приготовился. «Тезей» ответным залпом расколол корпус вражеского корабля. Джеймс внимательно оглядел его палубу в поисках французского капитана. Не обнаружив его, он прицелился в одного из матросов, суетившегося у фальконета. Эти маленькие подвижные пушки, заряженные сдвоенными ядрами, могли быстро вывести из строя мачты и снасти корабля.

Следующий сокрушительный залп врага угодил в верхнюю палубу всего в десяти футах от Джеймса. Он в ужасе наблюдал, как людей, которых он знал, людей, которыми начал восхищаться, взрывом разорвало на куски. Другие были сражены пулями или искалечены деревянными обломками расколотой палубы. Ошеломленный зрелищем кровавой бойни, Джеймс взял себя в руки и сосредоточился. Он перезарядил пистолет и поискал глазами следующую мишень.

Однако невозможно было отгородиться от криков раненых. Их вопли сливались в общую симфонию боли, неотступно звучавшую в ушах, в противоположность еле слышной мелодии «Правь, Британия», доносившейся с палубы «Авангарда», где играл военный оркестр. Флагманский корабль Нельсона вступил в битву со стороны моря и, заняв позицию напротив «Тезея», атаковал «Спартанца» с другой стороны. Жестокая битва длилась несколько часов. Палуба корабля была залита кровью. Мертвых выталкивали за борт, чтобы освободить место для раненых. Оба корабля были сильно повреждены. Это был бой насмерть — каждый моряк сознавал это, — но Джеймс не собирался умирать. Только не теперь, когда у него появилась причина жить. Его одежда была порвана и забрызгана кровью павших соратников. Но не ради них он не желал сдаваться.