Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, одиннадцати лет.

Письмо к брату Генри, напоминающее ему, что сестры отнюдь не пренебрегают шантажом и часто готовы им воспользоваться.


Март 1789 г.


Изабелле пришлось произвести переоценку своих предполагаемых успехов, когда месяцем позже Генри вернулся из Ирландии, но без Джеймса. Это все из-за приюта, уверяла она себя, и было бы низко с ее стороны ревновать Джеймса к бедным маленьким сироткам, которым он помогает.

Два месяца спустя Изабелла убедилась в том, что вполне способна на низменные чувства. Она безумно скучала по Джеймсу, скучала так сильно, что начала задумываться: возможно ли приютить всех поголовно сирот в Ирландии? На какой прогресс в отношениях она могла рассчитывать, если они находились в двух разных королевствах? И хотя светский сезон предлагал массу способов развлечься, ничто не могло развеять ее тоску.

Этого было почти достаточно, чтобы возненавидеть Лондон. Но разве возможно ненавидеть город, где каждый день можно зайти в «Гантерз» и отведать кофейного сливочного мороженого? А Изабелла открыла для себя, что кофейное сливочное мороженое вполне способно облегчить страдания одинокого сердца.

О, конечно же, у Иззи была масса поклонников, однако в их присутствии сердце ее оставалось спокойным, но стоило ей подумать о Джеймсе, как оно начинало бешено колотиться. Она даже позволила лорду Стимпсону увлечь ее в альков и украсть поцелуй, потому что хотела проверить, будет ли ее реакция той же самой с любым мужчиной.

Этот эксперимент обернулся катастрофой. Изабелла нашла поцелуй слюнявым и таким тошнотворным, что когда на следующее утро лорд Стимпсон пришел делать предложение, Иззи пришлось выбежать из комнаты, чтобы ее не стошнило. Поскольку инцидент со Стимпсоном не шел ни в какое сравнение с ее интимной встречей с Джеймсом, Изабелла сообразила, что ей нужен известный повеса, кто-то такой, чье искусство в любовных делах не вызывает сомнений. К счастью, такого мужчину она знала. Если Маркусу Дебентону не удастся заставить ее увидеть звезды, ничто не спасет от нее Джеймса.

Однако она не могла попросить Маркуса об этом, потому что он наверняка отказался бы. При всем своем распутстве он был благородным повесой, а это означало, что он не станет целоваться с дочерью подруги своей матери, если от этого зависит его жизнь. А его жизнь и в самом деле скорее всего зависела от этого. Если бы леди Ардсмор узнала, что ее сын целовался с Иззи, она бы под дулом пистолета отвела его прямиком в собор Святого Петра. В результате он был бы либо женат, либо мертв, что для такого повесы почти одно и то же.

Таким образом, без уловок тут было не обойтись, и ежегодный бал-маскарад у леди Галлоуэй предоставлял для этого удобный случай. Иззи была уверена, что Маркус непременно придет, хотя бы потому, что наличие масок открывало широкие возможности к обольщению. Она также знала, что сумеет отыскать его, потому что он, по слухам, каждый год наряжался сатиром. Иззи не от одной леди слышала, что костюм не слишком изменял его внешность.

Свой костюм Изабелла выбрала соответственно. Платье в греческом стиле из белого шелка плотно облегало соблазнительные округлости ее грудей и бедер и волнами спускалось к золотым туфелькам на ее ногах. Золотая маска-домино закрывала верхнюю часть ее лица, и сверкающая бриллиантовая брошь закрепляла платье на одном плече, оставляя второе вызывающе обнаженным. Волосы ее свободно спускались по спине густым потоком медово-золотистых локонов, увенчанные венков полевых цветов, превращавшим девушку в безупречную лесную нимфу. Как сатир, Маркус не смог бы устоять и не погнаться за ней. И он не устоял. Иззи не пробыла в бальном зале и получаса, как широкая теплая ладонь опустилась на ее обнаженное плечо.

— Миледи Нимфа, — услышала она низкий мужской голос, раздавшийся у нее за спиной.

Изабелла повернулась.

— Милорд Сатир, — отозвалась она хрипловатым шепотом, приседая в реверансе.

Он помог ей подняться и пристально вгляделся в лицо.

— Я вас знаю?

— Не сегодня, — промурлыкала она, надеясь, что этот ответ его удовлетворит.

Очевидно, так оно и было, потому что он, не говоря больше ни слова, закружил ее в неистовом народном танце. К. тому времени как танец закончился, она едва дышала и смеялась до слез, но все же заметила, что Маркус так направлял их движение, что, когда музыка смолкла, они оказались прямо напротив двери на террасу.

Он осторожно потянул ее за руку, побуждая оставить безопасные пределы ярко освещенного бального зала ради опасностей и приключений ночи. Иззи последовала за ним, но глаза ее изумленно округлились, когда она услышала слабые вздохи и сдавленные стоны, доносившиеся из темных угол ков террасы.

Наверное, это была не слишком удачная мысль.

Пока Маркус уводил ее вниз по ступенькам в сад, Иззи подумала, что это и вправду была совершенно дурацкая мысль. Выйти на балкон с джентльменом уже было достаточно скандально. Но в сад… ну… Иззи поняла, что Маркус задумал нечто большее, чем просто поцелуи. Ее подозрения, похоже, подтвердились, когда он увел ее за высокую живую изгородь и привлек к себе.

Она достигла критической точки, дошла до последней черты. Можно было сказать Маркусу, кто она. И он в мгновение ока отвел бы ее назад в зал, прежде чем кто-нибудь — в особенности любая из их матерей — что-то заметил, Без сомнения, он ее крепко выругает, но ее репутация не пострадает. Чем дольше она оставалась в саду, тем больше играла с огнем… и тем больше рисковала обжечься.

Но она должна была узнать.

Ей необходимо было выяснить, реальны ли чувства, которые она испытывает к Джеймсу, или это просто привычка. От привычки можно избавиться. Это будет не очень легко, но она справится — если ее любовь к Джеймсу просто привычка. А если нет…

— Ты что-то притихла, милая Нимфа, — прошептал мужчина ей на ухо.

Игриво улыбнувшись, девушка бросила на кавалера обольстительный, как она надеялась, взгляд.

— Не знала, что ты собирался только поговорить со мной.

Маркус рассмеялся:

— Прекрасная и дерзкая. Я и в самом деле везучий парень.

Изабелла склонила голову, с одобрением принимая его лесть.

— Однако, — продолжал он, — как ты и сказала, разговоры не главное, что было у меня на уме, когда я привел тебя сюда. Как известно, сатиры и нимфы общались между собой совсем на другом языке.

— На греческом? — пискнула Иззи за ту долю секунды, которая оставалась, прежде чем его губы прильнули к ее губам.

Его тихий смех эхом отдавался в ее теле, но это сильно смахивало на покалывание, которое она ощущала в своих затекших конечностях. Действительно, большие пальцы ног у нее совсем онемели, но лишь по причине того, что ее модистка случайно заказала золотые атласные туфельки слишком маленького размера.

О Господи! Один из самых известных, завзятых повес Англии целовал ее, а она не могла думать ни о чем другом, кроме своих натруженных ног. То, что она вообще была способна думать, уже не предвещало ничего хорошего. Когда ее целовал Джеймс, Иззи едва могла дышать, не то что думать.

Она попыталась заставить себя сосредоточиться на Маркусе и его поцелуе. Он был приятным, признала она, и определенно предпочтительнее слюнявого поцелуя Стимпсона. Но в нем не было чарующей силы.

Ни капельки.

Одна из ладоней Маркуса сжала ее грудь.

«Как он посмел?!»

Пощечина застала его врасплох. Он отшатнулся, оступился и упал. Потирая ушибленную щеку, он с недоверием уставился на девушку.

Изабелла с отвращением фыркнула и бросилась бежать к дому. Ее бальные туфельки с каждым шагом жали все сильнее. К счастью, зал был так переполнен, что ей легко удалось убедить мать, будто все это время она танцевала. Ее репутация не пострадала, чего нельзя было сказать о ногах. Правда, эти бедняжки послужили отличным предлогом для поспешного ухода, и Изабелла оказалась в безопасности дома, прежде чем наступило время снимать маски.

После провала своего второго эксперимента Иззи старательно избегала любых ситуаций, где дело могло кончиться поцелуями. Она все время держалась рядом со своей сопровождающей, кто бы это ни был, так что остальные матроны умоляли своих подопечных вести себя так же достойно. Когда всем стало ясно, что Изабелла являет собой образец благопристойности, светским повесам и молодым щеголям наскучило обхаживать ее, к ее великому облегчению, и они оставили ее в покое.

Зато ее принялись осаждать другие. Блестящее происхождение Изабеллы наряду с ее поразительной красотой не оставили равнодушными джентльменов определенного возраста — и даже несколько старше, — почувствовавших необходимость остепениться, обзавестись потомством и сохранить родовое имя. На девушку посыпались предложения.

Поскольку ее родители настаивали, что правила хорошего тона требуют позволить мужчине объясниться, Иззи вынуждена была выслушивать все до единого предложения руки и сердца, каждое из которых было скучнее и заунывнее предыдущего. Ее одолевали перечислениями собственности, вплоть до последнего акра, овцы и серебряной вазы. Она едва сдерживала зевки, слушая фамильные истории, восходившие к временам Вильгельма Завоевателя. Встречались и такие мужчины, которые, считая ее согласие само собой разумеющимся, принимались поучать Иззи относительно ее будущих обязанностей, чем, по ее мнению, и объяснялось, почему они до сих пор не женаты.

К тому времени как закончился сезон и Уэстоны возвратились в свое загородное поместье, Изабелла успела отказать герцогу, второму сыну маркиза, графу, двум баронам, русскому князю, трем богатым торговцам известному поэту и шотландскому лэрду — одиннадцать предложений и ни одного от Джеймса Шеффилда.

Она не получила от него даже письма.