Хозяин постоялого двора все кланялся и кланялся им вслед, щедрые чаевые Александра убедили его в том, что он дал приют представителям высшей аристократии. Катарина подумала, что не будет ошибкой упомянуть титул маркграфа Карабаса. Хозяин поклонился еще ниже.

– Можно подумать, что он никогда прежде не видел золота, – проворчал Александр, когда они выезжали через южные ворота Таузендбурга.

– После многих лет, когда он видел неполноценные и поддельные монеты, настоящие золотые, несомненно, показались ему даром небес, – сказала она. Улыбка на ее лице, казалось, воплощала невинность.

Он пристально вгляделся в тучи, собирающиеся на западе, и заметил:

– И небо готово предоставить нам еще один дар, если мы не поскачем во весь опор.

Она усмехнулась и пустила коня галопом.

Холодный ветер бил в лицо, но в горле ее клокотал готовый вырваться наружу радостный вопль. Свобода! Ни толп, ни интриг… только ее лошадь и дорога на юг, к Леве.

Погода не изменилась, и они остановились на той же ферме, что и по дороге в столицу. Их встретили улыбками и реверансами, и они остались здесь на ночь, а утром Катарина подарила хозяйке небольшой кусок французского мыла, при виде которого женщина, вспыхнув, пришла в немой восторг, затем небрежно упомянула о землях, принадлежащих маркграфу Карабасу. То, что слова сопровождались многозначительным взглядом на Александра, казалось не столь важным.

Позже, утром, они с Александром, оба храня неловкое молчание, миновали тропинку, ведущую к дому Грендель. Эта хижина, похоже, стала началом их новых, нежеланных, дружеских отношений. К тому времени, когда они достигли развилки, откуда одна из дорог вела к мельнице, погода стала портиться, холодный зимний ветер сгибал их и срывал с них одежду. Разыгравшаяся буря оказалась не на шутку жестокой, и они остановились в покинутой хижине угольщика, где провели бессонную ночь, дрожа у скудного огня, а утром возобновили свой путь, почти не разговаривая друг с другом. Погода всецело отражала их настроение.

Чем ближе они подъезжали к Леве, тем яснее становилось им обоим, как мало они добились в Таузендбурге. Какую возможность они упустили!

Катарина сжала поводья. Смех пропал, теперь она изо всех сил пыталась сдержать свое недовольство, поднимавшееся внутри, словно прокисшее вино.

Высоко на утесе у южного входа в долину возвышались белые камни крепости Алте-Весте. Окруженная деревьями, покрытыми по-зимнему унылой зеленовато-коричневой листвой, она походила на украшенную драгоценностями митру епископа, выделявшуюся среди ряс священников. Может, ей суждено стать их опорой? Крепость, построенная для войны, с орудиями на стенах.

– Ты была там? – спросил Александр. Она, вздрогнув, посмотрела на него.

– Где?

Он показал на сверкающие белые стены крепости.

– Там. В Алте-Весте.

Она кивнула.

– Да, была. В первый раз в том году, когда я вернулась в Леве. Тем же летом я отправилась туда посмотреть, не укрылись ли там враги, но там никого не оказалось. И однажды очень давно меня брал туда Виктор, чтобы обследовать крепость и посмотреть, не подойдет ли она для твоего гарнизона. Так он сказал.

Приблизившись к деревне Карабас, они замедлили бег своих лошадей, пустив их рысью.

– Возможно, она еще пригодится, Катарина.

По мере того, как они продвигались среди ровных рядов небольших домиков, стал собираться народ. Катарина махала им рукой и улыбалась.

– Мы не можем допустить, чтобы эти люди лишились крова.

– Возможно, это будет зависеть не от нас, – ответил Александр, глядя на нее, а не на увеличивающуюся толпу. Их лошади перешли на шаг.

– Они просто хотят жить в мире!

Клаус махал ей рукой из толпы, похоже, что он хотел ей что-то сообщить.

– Миледи! – закричал он. – Миледи!

Она остановила коня.

– Да, Клаус. Что-нибудь случилось? – Ее желудок свело от страха. – Изабо…

Легким движением руки он отогнал ее беспокойство.

– Вы как раз вовремя, миледи! – сказал он с усмешкой, поклонился Александру и снова обратился к ней: – Вы нам нужны для того, чтобы вынести приговор, и мы тогда сможем осуществить повешение!

– Что? – переспросила она.

– Повешение, миледи. Вполне мирное повешение, – прошептал ей Александр. – Добро пожаловать домой.

Глава 16

Холодная и серая мгла нависла над деревней, дыхание вырывалось наружу белым облаком, окутывая Катарину подобно пушечному дыму на поле битвы. Клаус проталкивался через взволновавшуюся толпу, пока не поравнялся с ее конем.

– Этот мерзавец, который напал на вас, сознался во всем, мадам! Но мы не повесили его сразу же, хотели, чтобы вы стали свидетельницей. Это было бы справедливо.

– Справедливо, – хриплым шепотом повторила она, борясь с желанием вырваться из крепких рук кузнеца, держащего под уздцы коня, и ускакать прочь. Но он повел коня к таверне, служившей деревенской ратушей в тех редких случаях, когда нужно было решать общественные дела. Ей хотелось оказаться в Леве, обнять смеющуюся Изабо, а не оставаться здесь среди обитателей деревни Карабас, раскрасневшихся от криков. Будут ли они столь же воинственно настроены, когда войска ее брата захватят долину и их деревню.

Какая-то слишком нетерпеливая душа уже вывесила из окна красную ткань в знак предстоящей казни. Катарина покачала головой. Слишком быстро. Слишком быстро. Ее разум все еще не мог примириться с мыслью, что им, возможно, придется использовать Алте-Весте как крепость и как убежище, и она не могла сосредоточиться на ритуальных тонкостях так называемого правосудия.

Она с раздражением посмотрела на красную материю, затем перевела взгляд на Клауса.

– Уберите это.

Он открыл было рот, чтобы запротестовать, но она приподняла брови и посмотрела на него спокойно и непреклонно.

– Да?

Он закрыл рот, кивнул и, указав на материю, сердито отдал приказ стоявшему рядом человеку, и тот поспешно скрылся в таверне. Клаус остановил коня, и Катарина спешилась, Александр последовал ее примеру. Она посмотрела на него, и он отвесил ей неглубокий поклон, взгляд его казался непроницаемым и в то же время внимательным. Он с рассеянным видом провел рукой по лбу, там, где его недавно оцарапала ее пуля. Без сомнения, он напоминал ей о ее собственном представлении о «правосудии». Нахмурившись, она снова повернулась к склонившемуся в поклоне Клаусу и вошла в таверну. Страшная духота заставила ее отшатнуться, она с трудом удержалась от желания выбежать. Ее взгляд скользнул по большой обитой грубыми досками комнате. Деревенские жители сделали все от них зависящее, чтобы превратить простую таверну в место для собраний, развесив на стенах полотнища из отбеленного льна и убрав все столы, кроме одного, поставленного посередине.

Она прошла в глубь помещения, стаскивая перчатки, спина прямая, подбородок высоко вздернут, походка твердая и уверенная – в общем, все признаки дамы знатного происхождения, осматривающей свои владения, налицо. Именно этого от нее и ждали.

Несколько человек, сидевших на скамейках, расставленных вдоль стен, встали, когда она вошла в комнату, и среди них Вензель, слегка морщившийся и переступающий с ноги на ногу, как будто ему жали новые ботинки. За каждым табуретом стоял какой-нибудь уважаемый житель, и она, проходя, кивала каждому из них: Клаус, кузнец, одергивающий свою лучшую шерстяную куртку, мельник, торговец, пекарь и два фермера. Если предоставить им возможность, они вскоре сформируют муниципалитет, выберут мэра, примут законы для своей деревни и только время от времени станут обращать взоры на владельца и владелицу долины в ожидании одобрительного кивка. В общем, станут делать все, что необходимо для любого населенного пункта с будущим.

Но этого-то как раз у них и не было.

Она прошла во главу стола, где стоял только один стул, обозначая почетное место, опустила руку на незатейливую, с прибитыми планками спинку, но садиться не стала.

– Есть еще какие-нибудь дела, в которых нам надо разобраться, кроме факта нападения на меня? – спросила она мужчин, собравшихся за столом.

Они озадаченно переглянулись, затем все устремили взгляд на Клауса. Он покачал головой и ответил:

– Ничего, о чем стоило бы беспокоиться, миледи. Рикард, пекарь, подрался с парнем, которого застали с его… Рикарда, дочерью. – Он пожал своими мощными плечами кузнеца.

Катарина улыбнулась:

– Ну, к этому нам всем следует привыкнуть, так как, насколько я помню, дочь мастера пекаря очень хороша собой.

– Спасибо, миледи, – вспыхнув и зашаркав ногами, сказал пекарь, изо всех сил стараясь скрыть свою гордость.

Клаус усмехнулся:

– О, да, да. И принять какие-либо меры мы не в состоянии.

Ее улыбка постепенно исчезла.

– Но можете позаботиться о следующем деле.

Она отпустила спинку стула.

Ответом на ее заявление была долгая тишина. Наконец Рикард хрипло сказал:

– Но, миледи, в серьезных делах судьей всегда были вы.

Мельник отчаянно закивал:

– Да, да! И к тому же справедливым судьей!

– Кто еще смог бы удержать богемцев и силезцев от резни, когда они строили колодец? – спросил один из фермеров. Головы вокруг стола закивали, словно яблоки в бочке с водой. – Или найти украденную свинью мельника?

– Потерявшуюся свинью! – поправил хор голосов, а мельник вызывающе вздернул подбородок – он неустанно твердил о воровстве, когда пропала его свинья.

Клаус так стукнул по столу, что тот задрожал от удара.

– Жители деревни Карабас! Возможно, наша милостивая госпожа напоминает нам о наших обязанностях.

Он поклонился стоящему в дверях Александру, который молча наблюдал за судебным заседанием. Катарина почувствовала, как у нее сжалось сердце.

– Милорд, – продолжал Клаус, – это вы должны теперь…