Я чуть не задохнулась.

Это не может быть адресовано мне, не так ли? Я не уверенна, следует ли быть польщённой, удивлённой или раздражённой.

Когда он огибает газон, парень смотрит на мой балкон и поднимает банку пива в жесте «ваше здоровье» — он едет на газонокосилке и пьёт одновременно.

Затем улыбается. Безошибочно дерзкий и самодовольный; его ухмылка — это то, что толкает меня через край. Тот же парень, который, встретившись со мной, назвал меня «сахарком», теперь ездит на газонокосилке без футболки, в то время как играет: Она Считает Мой Трактор Сексуальным?

Он пытается меня соблазнить.

Эта ухмылка говорит о том, что так и есть.

Я драматично закатываю глаза, как будто он может видеть моё выражение отсюда, но это кажется необходимым жестом в ответ на его нелепость. Затем я разворачиваюсь и закрываю дверь за собой, на мгновение, застыв спиной к ней, когда смех угрожает вырваться из моей груди.

Он незрелый. Целиком и полностью незрелый. Я не должна смеяться — то, что он уведомил о желании перебросить меня через плечо и стянуть трусики с моих бедер, было бы абсолютно неуместным, даже если бы я была «нормальной» женщиной, а не дочерью Президента. Но тот факт, что я дочь Президента, определённо ухудшает положение.

Тем не менее это не самая плохая вещь в мире — видеть его снова без футболки. Я вспыхиваю от воспоминаний о том, когда представляла его действия прошлой ночью, пока мои пальцы находились у меня между ног.

Это не значит, что меня привлекает придурок, ездящий на газонокосилке. Я знаю его типаж. Он из тех парней, которые привыкли, что им всё сходит с рук. Из тех, кто думает, что могут показать маленькую высокомерную улыбочку, и все женщины будут бросаться на него. Я не из таких девушек.

Я снова говорю себе об этом, когда смотрю сквозь шторы, как любопытная старушка, напрягая шею, чтобы мельком увидеть соседа во дворе.

Ага. Я определённо не одна из таких девушек.

Пятнадцать минут спустя я бегу по дороге, преследуемая Брукс и Дэвис на безопасном расстоянии, мой темп немного быстрее обычного — что не имеет ничего общего с тем фактом, что Бонго-парень был снаружи без футболки в своём дворе, и у меня, возможно, скопилось немного разочарования, чтобы сбежать.

Абсолютно ничего общего.

Мы пробежали не больше полумили, когда я оборачиваюсь на рокот мотора и вижу Бонго-парня.

Посреди улицы, нагоняя нас сзади, он едет на газонокосилке, как на машине. Всё ещё без футболки, хотя сейчас в Колорадо не совсем тёплый вечер.

Я замедляюсь, когда Брукс и Дэвис останавливаются и тянутся за оружием. Закатывая глаза, я поднимаю руку.

— Серьёзно, я на миллион процентов уверена, что мой сосед не пытается убить меня, сбив газонокосилкой.

— Никогда не знаешь, мэм. Протокол, — аргументирует Дэвис. Я не могу сказать, серьёзно ли она, но, по крайней мере, она и Брукс воздерживаются от извлечения оружия.

Я разворачиваюсь, игнорируя тот факт, что мужчина без футболки следует за мной на газонокосилке, и возобновляю бег трусцой, но в более медленном темпе.

— Подбросить? — спрашивает Бонго-парень, широко улыбаясь. Он делает глоток из банки с пивом.

— Говорит парень, который пьет за рулем? — спрашиваю я, поглядывая на него. Я рада, что бегу, потому что могу снова переключиться на дорогу впереди, вместо того, чтобы смотреть на его голую, чрезмерно мускулистую грудь.

— Уверен, что газонокосилка не в счёт, — протестует он.

— Эм, это считается.

— Я выпил только одну банку, — говорит Бонго-парень. — Даю слово.

Он перекрещивает своё сердце пальцем и смотрит на меня невинным взглядом — как тот, кто, очевидно, не является ангелом.

Сосредоточься, Грейс. Последнее, о чём не нужно думать — это насколько, очевидно, он не ангел.

— Я должна спросить, почему ты едешь по дороге на газонокосилке?

— Должен ли я спросить, почему за тобой следуют два костюма, которые явно при оружии? — возражает он, ссылаясь на «костюмы», хотя они одеты в спортивную одежду.

Я открываю рот, чтобы сказать: «Я — дочь Президента!», — только вот не делаю этого. Я сомневаюсь. Не знаю, почему бы мне просто всё не выложить. Нет, не совсем так. Я точно знаю, почему. Потому что впервые на моей памяти, кто-то не узнал кто я такая.

Быть дочерью Президента — это привилегия, конечно. У меня есть возможности, которых нет у большинства людей, и я благодарна за это. Но это также означает, что все это видят, глядя на меня. Меня считают дочерью своего отца и точка. Вряд ли кто-то захочет знать обо мне что-то кроме этого. Конечно, есть люди, знающие меня по работе в фонде, но лично? Не так много.

Так что тот факт, что этот парень, похоже, понятия не имеет, кто я, как ни странно, раскрепощает — даже если он грубый.

— Осмотр достопримечательностей, — отвечает Бонго-парень.

— Прости?

— Причина, по которой я еду на газонокосилке. Я осматриваю достопримечательности.

— Достопримечательности, какие? Старые дома?

— Неа. Я неравнодушен к другому виду.

Я благодарна за то, что бегу и уже покрыта румянцем, потому что в противном случае думаю, что моё лицо бы покраснело.

— Ты обычно ездишь на газонокосилке вслед за женщиной?

— На самом деле, это первый раз, когда я использовал газонокосилку для этой цели.

— Но это не первый раз, когда разъезжаешь и преследуешь женщину?

— В прошлый раз я использовал трактор.

Я не могу удержаться от смеха.

— Шикарно.

— Это длинная история.

— Я предполагаю, что это связано с пивом? — спрашиваю я.

— Проницательная девушка.

В уголках его глаз появляются морщинки, когда он улыбается. Даже отвернувшись, чтобы посмотреть на дорогу, я остро ощущаю пристальный взгляд соседа.

— Так что преследование меня — это твоё лучшее времяпрепровождение?

Теперь я бегу немного быстрее, задаваясь вопросом, сможет ли его газонокосилка поспевать за мной. Как быстро вообще газонокосилка ездит?

— Ну, это, конечно, лучше, чем преследовать миссис Джонсон.

— Кто такая миссис Джонсон?

— Женщина, которая живёт через дорогу. Ты не знаешь своих соседей?

— Я знаю своих соседей, — протестую я, немного защищаясь. — Имею в виду, я не говорила, что не «знаю их», наоборот. Являясь хорошим человеком, я здороваюсь с ними, и для этого мне не нужно знать их имена.

— Как давно ты здесь живешь?

— Пару лет. — Хорошо, теперь я полностью защищаюсь. — Очевидно, ты дружелюбнее меня. С твоей обнажёнкой и ездой на газонокосилке и… чем бы ты там не занимался.

— Ты не знаешь, чем я занимаюсь? — он задаёт вопрос, как будто доволен собой.

— Чем-то, что даёт тебе достаточно времени, чтобы играть на бонго голым и кататься по окрестностям, очевидно, — парень стонет в ответ. Я продолжаю бежать, мои шаги отбивают устойчивый ритм по тротуару. — Ты ждёшь, что я спрошу, чем ты занимаешься?

— Большинство женщин хотят знать такие вещи.

Я сдерживаю смех.

— Ты слишком много о себе думаешь. И я не большинство женщин.

— Это очевидно.

Я бегу в тишине еще несколько минут, прежде чем тяжело выдыхаю.

— Прекрасно. Чем ты занимаешься?

— Я не могу тебе рассказать.

— Ты не можешь мне рассказать?

— Это совершенно секретно.

Он делает ещё глоток пива и улыбается.

— Подожди, не говори мне. Ты тайный агент, живущий под прикрытием, как несносный парень из братства.

— Парень из братства? Ты думаешь, что я из братства?

Я пожимаю плечами.

— Ты единственный с бонго-барабанами и банкой пива и…

— И что за тайный агент из братства живёт в таком доме?

— Один по имени Дик Бальзак?

Он смеется.

— На самом деле, Эйден.

— Эйден, — повторяю. — Да. Дик тебе больше подходит.

— Смешно. А мне просто продолжать называть тебя сладкой или у тебя есть имя?

— Ты можешь перестать называть меня сладкой, — молвлю я. — Грейс.

Я намерено не произношу свою фамилию, хотя не совсем уверена, что Эйден признает во мне дочь Президента, даже если и скажу ему.

— Грейс с телохранителями.

— Верно.

— Значит, ты важная шишка, — произносит Эйден, пока я продолжаю бежать.

Я смеюсь.

— Это определённо спорный вопрос.

— Или кто-то, кому нужны телохранители. Значит, ты та, кого люди хотят убить.

— Это твоя версия, что я шпион или что? Ты попытаешься угадать мою личность?

— У тебя должно быть занятие получше в ближайшее… сколько миль ты собираешься пробежать?

— Пять.

— Дерьмо. Не знаю, сможет ли газонокосилка проехать пять миль.

— Очень жаль. Похоже, мне придётся бежать эти пять миль в одиночку. В тишине.

— Не переживай. У меня ещё полно топлива для этой детки.

Эйден говорит о газонокосилки, но его слова определённо звучат сексуально.

Я стараюсь выбросить эту мысль из головы, сосредотачиваясь на звуке и ритме своих ног на тротуаре. Раз-два. Раз-два.

Горячий парень с голым торсом в нескольких футах.

Концентрация сейчас не самая моя сильная сторона.

Слова Эйдена проникают в мои мысли.

— Значит, ты та, кого люди хотят убить.

Люди хотят моей смерти? Не в данный момент, насколько мне известно.

— Я этого не говорила.

— Ты скажешь мне, если я правильно угадаю?

— Ты собираешься рассказать мне, кто ты? — парирую я.

— Неа. Мне и так нравится. Итак… ты когда-нибудь встречалась с тем, чью фамилию не знала?