— Посмотри на меня, милая. — Мои глаза остаются на нём, когда Эйден полностью входит в меня.

— С тобой всё в порядке, сладкая? — тихо спрашивает Эйден, его руки скользят по моим рукам. Его голос хриплый и серьёзный, напряжённый от возбуждения.

В порядке ли я?

Мы все просто находимся здесь, не двигаясь, пока моё тело приспосабливается к ним обоим. Они кажутся слишком большими и правильными, как будто моё тело находится в шоке, но они также идеально подходят.

Это самая интимная вещь, которую я когда-либо чувствовала, находясь с ними вот так, полностью обнажённой и незащищённой.

— Да, — простонала я. — Это… это ощущается потрясающе. — Мои руки на груди Ноя. Я начинаю раскачиваться на нём, двигаясь на его члене так, что кончик прижимается к действительно чувствительной части внутри меня, когда Эйден нежно начинает проникать своим членом в мою задницу.

— Хорошо ли это — чувствовать нас обоих внутри себя, наполняющих тебя? — хочет знать Эйден.

— Мм-м-м-м-м. — Это всё, что я могу сказать, потому что это потрясающе — иметь их обоих внутри себя. Вскоре вся боль начинает исчезать, затмеваемая удовольствием, которое более интенсивно, чем всё, что я когда-либо чувствовала раньше.

— Твоя киска такая чертовски горячая, влажная и тугая, — рычит Ной. — Расскажи, каково это — трахать её тугую маленькую девственную задницу.

Эти слова заставляют меня стонать.

— Она такая чертовски тёплая и тугая, — стонет Эйден. Он обхватывает рукой мои волосы, дёргая их, когда делает выпад.

— Да, — шепчу я. Это всё, что я могу сказать.

Они вечность внутри меня. По крайней мере, так мне кажется. Я хочу остаться такой навсегда с ними.

Их разговор становится всё более грязным, чем ближе они подходят к кульминации, и я только поощряю их своими стонами, начиная терять контроль.

— Скажи мне, как сильно ты хочешь, чтобы мы кончили в тебя, сладкая. Скажи мне, как сильно ты хочешь почувствовать сперму Ноя в этой сладкой маленькой киске. Скажи мне, как сильно ты хочешь, чтобы я кончил в твою задницу, когда он наполнит тебя.

Яйца Эйдена шлёпают по моей заднице, когда он трахает меня сильнее.

— О Боже, — выдыхаю я, теряя контроль над собой и опускаясь Ноя всё сильнее и сильнее по мере приближения оргазма. Я не могу думать ни о чём другом, кроме того, чтобы они кончили в меня. — Я… О Боже… я хочу почувствовать, как ты кончаешь.

Он так и делает. Они оба. Эйден толкается в меня, один раз, может быть, два, но я так увлечена своим собственным удовольствием, что не могу сказать. Ной кончает с удвоенной силой, крепко сжимая мои бёдра и прижимая меня к своему члену. Тепло распространяется по мне, и их оргазм вызывает мой. Он раскалён добела, ослепляет, и я выкрикиваю их имена. Или, по крайней мере, думаю, что делаю это.

Кажется, что прошла целая вечность, прежде чем я прихожу в себя, задыхаясь, когда мои волосы падают на лицо. Я никогда не чувствовала себя такой потерянной, такой безрассудной, такой абсолютно свободной, как сейчас.

Потом они обнимают меня, и я чувствую тепло. Безопасность. Защиту.

— Это было… — начинает Ной, но тут же замолкает.

— Чёрт возьми, — вмешивается Эйден.

— Да, — выдыхаю я, потому что это всё, что я могу сказать.

Позже я лежу на спине в палатке между ними, моя голова лежит на сгибе руки Эйдена, а нога на ноге Ноя. Эйден играет с моими волосами, и я слушаю звук его сердцебиения в тишине палатки. Я натягиваю одеяло до самого подбородка, мне холодно, хотя от тел Ноя и Эйдена исходит тепло.

Мы лежим в палатке и разговариваем всю ночь.

Мы говорим о том, чтобы мы делали, если бы не были такими людьми, как сейчас, если бы мы были «нормальными людьми», если такое было возможно. Я узнала, что Ной работал бы на ранчо, как и все остальные люди в Вест Бенде. Эйден был бы гонщиком, хотя мы с Ноем говорим ему, что с его одержимостью секс-игрушками он должен был бы управлять своим собственным магазином. Я бы сама занималась благотворительностью, полностью оторванная от родителей и всех тех услуг, которые они мне оказывают.

Прямо перед тем, как заснуть ранним утром, я понимаю, что именно так и должно происходить, чтобы быть по-настоящему счастливой. 

39

Эйден


— Ты счастлив?

— Ты спрашиваешь просто, чтобы не быть мудаком? — ворчит Ной. — Потому что не похоже, что ты рад за меня.

— Это ты сейчас ведёшь себя как придурок, чувак, — говорю я ему. — И ты собираешься просто свалить всё это на неё? Я же говорил тебе, что ты должен был сказать ей раньше. А теперь всё будет выглядеть так, будто ты — мы — скрывали это дерьмо.

— Что ты на меня свалишь? — голос Грейс эхом отдаётся у нас за спиной, и мы оба оборачиваемся. — Я постучала в дверь, но никто не ответил, и я просто вошла. Но, очевидно, кое-чему помешала.

— Ты ничему не помешала, — отвечаю я, свирепо глядя на Ноя. — Ной хочет тебе кое-что сказать.

— Ладно, — произносит она. — Никто ведь не болен, верно? Вы, ребята, выглядите так, будто несёте плохие новости.

Я закатываю глаза. Чёрт возьми, Ной, очевидно, думает, что это отличная новость. Во всяком случае, так он сказал своему агенту, а потом положил трубку и поведал мне, как будто это ничего не значило, как будто он описывал футбольный матч.

Я не могу сказать, было ли спокойное выражение на лице Ноя потому, что ему действительно было наплевать, или он действительно думал, что Грейс подумает, что это не имеет большого значения. В любом случае, мне это чертовски не нравится. Но это его новости, а не мои.

— Ты ведь знаешь, что я вёл переговоры о своём контракте, верно? — спрашивает Ной.

Грейс пожимает плечами.

— Да, возможно. Вообще-то, я думаю, что мой отец упоминал об этом.

— Твой отец следит за состоянием контракта Ноя? — спрашиваю я.

— Я же говорила вам, что он фанат Колорадо, — улыбается она. — О. Так они будут платить тебе больше денег или что-то в этом роде?

Я качаю головой.

— Я ничего не понимаю. Что тут происходит? — спрашивает она, всё ещё улыбаясь.

— Я веду переговоры по контракту, — хрипло говорит Ной. — Не только с Колорадо. Я рассматривал команды за пределами Колорадо.

— О. — Грейс смотрит на него с минуту, а потом на меня. Выражение её лица меняется, и она всё ещё улыбается, но это её улыбка для прессы, та самая, которую она дарит, когда выступает по телевизору или с семьёй — сценическая улыбка. — О. Правильно. Конечно. За пределами Колорадо.

— Идут торги, — говорит он.

Грейс кивает, тяжело сглатывая.

— Поздравляю, — говорит она напряжённым голосом. — Это хорошая новость.

— Майами и Даллас, — продолжает Ной. — И Колорадо тоже.

— Значит, это были бы хорошие карьерные шаги?

Ной кивает.

— Большие деньги.

Потому что это чертовски важно в жизни.

Грейс кивает и делает глубокий вдох, прежде чем заговорить:

— Чем больше денег, тем лучше.

Она так спокойна — внешне, как будто отвечает на вопросы во время интервью. Я признаю такую беспечность, потому что это дерьмо, которое я делаю для прессы. Я ухмыляюсь, шучу и изображаю клоуна, а Грейс делает то же самое прямо сейчас — не часть про клоуна, но она играет роль. А Ной, хоть он и чертовски умён, этого не замечает. Похоже, он почувствовал облегчение, успокоился. Я знаю, что когда она уйдёт, он скажет мне, что она совсем не расстроилась.

Он такой чертовски грамотный, но всё же идиот.

Грейс хмурит брови.

— Ты не говорил мне, что рассматриваешь предложения за пределами Колорадо, — произносит она.

И вот оно.

Я чувствую, как воздух исчезает из комнаты.

Затем она поворачивается и смотрит на меня.

— Ты знал, что он ведёт переговоры за пределами Колорадо, и тоже ничего не сказал?

— Грейс, я… — начинаю. Чёрт. Это была не моя новость, чтобы рассказывать ей. Я мог бы убить Ноя прямо сейчас.

— Да ничего особенного, — говорит Ной. — До Майами не так уж долго лететь, а Даллас ещё ближе, так что…

Но Грейс прижимает руку ко рту и качает головой.

— Но ведь это всё равно общеизвестный факт, не так ли? — спрашивает она. — Это то, что я бы знала, если бы обращала внимание на футбол или следила за спортом.

— Именно, — начинает Ной.

— Ной должен был, блядь, сказать тебе, — подмечаю я. — Чёрт возьми, я должен был заставить его рассказать тебе. Или же сам рассказать.

— О чём, чёрт возьми, ты говоришь? — спрашивает Ной. — Я же не собираюсь переезжать на другой конец света. Всего лишь несколько часов пути.

— Да не в этом дело, мать твою! — выпалил я, злясь на него за то, что он всё испортил. Злюсь на него за то, что он прямо сейчас не понимает, что всё испортил. Эти отношения были достаточно сложными ещё до того, как мы решили скрыть информацию от девушки.

— Я чувствую себя идиоткой, — тихо говорит Грейс, качая головой. — Все в мире знали об этом, кроме меня. Это… ты солгал. Вы оба.

Ной внезапно смущается.

— Мы не лгали. Я просто не хотел говорить тебе раньше, чем буду знать наверняка, что я…

— Я не понимаю, — продолжает она, останавливая его. — Если ты знал, что уезжаешь, зачем вообще связывался со мной? Вы оба это знали. Зачем вообще рисковать? — она делает ещё один глубокий вдох, и её голос становится спокойным, когда она снова говорит: — Ты знал, чем я рискую, даже находясь рядом с тобой; глупые отговорки, которые я давала своей службе безопасности — моим родителям — чтобы провести время с тобой. Ты знал, что я могу потерять, связавшись с тобой — что может потерять мой отец. И я стала той, кто безрассудна и не заботится о последствиях. Ты заставил меня влюбиться в тебя — в вас обоих — но ты не сказал мне об этом. Ты скрыл. Меня не волнует, насколько короткий рейс до Майами, Далласа или Колорадо. Мне следовало бы догадаться. Я должна была с самого начала не торопить события. — Слова срываются с её губ, и когда она замолкает, то смотрит на нас и просто качает головой. — Мне нужно идти.