Поняв, что он смеется не над ней, а над собой и над слабостями человеческой природы, Дездемона тоже засмеялась.

— Почему это должна быть одна ночь? Их может быть столько, сколько нужно. — Она плутовски улыбнулась и крепче прижалась к нему. — И, хотя я уже очень давно не была с мужчиной, но, если меня не обманывает память, по всем признакам тебе не грозит опозориться.

Джайлс так и ахнул.

— Ну что ж, тогда позволь мне убедить тебя, что из тебя получится превосходная жена.

Он приник к ней в поцелуе, от которого у обоих закружилась голова. Они молча пошли наверх в спальню Дездемоны. Ее голова лежала на плече Джайлса, и никогда в жизни она не чувствовала себя такой счастливой. В какое-то мгновение этого последнего поцелуя она поняла, что Джайлс прав, и то могучее влечение, которое она к нему испытывает, означает, что она может быть страстной в постели. Но раз уж они решили проверить, зачем откладывать?

Закрыв за собой дверь спальни, Джайлс тихо сказал:

— Дай мне на тебя посмотреть.

Горничная оставила гореть только одну лампу, но я в ее слабом свете Дездемоне было видно, как он на нее смотрит. Джайлс медленно обошел вокруг нее, а она стыдливо стояла, не шевелясь. Он расстегнул застежку жемчужного ожерелья и поцеловал ее в шею. Затем распустил ее волосы по плечам и уткнулся в них лицом, шепча ей в ухо:

— Мне так давно хотелось это сделать. У тебя волосы как огненный шелк, и вся ты такая же.

Его дыхание согревало ей шею, его слова согревали ей душу. Постепенно и в ней просыпалась уверенность.

— Я тоже хочу тебя видеть, Джайлс.

Она развязала его шейный платок, потом расстегнула пуговицы рубашки и положила ладонь на широкую теплую грудь. Волосы на груди щекотали ее ладонь, и она чувствовала, как все сильнее колотится его сердце.

Так, по очереди, они раздевали друг друга, не спеша, разжигая страсть нежными словами и прикосновениями.

Когда ее сорочка упала на пол, и она осталась в одних чулках, Джайлс сказал осипшим голосом:

— Ты прекрасна, ты просто великолепна. Бодичея, королева-воительница древних бриттов, наверное, была похожа на тебя: пламенеющие волосы и пламенеющая женская сила. — Он улыбнулся. — С самого Давентри я все думал, какая у тебя потрясающая шея.

Дездемона покраснела.

— Так это на шею ты пялился весь вечер?

— Конечно, на шею. Я ведь джентльмен. — Он приподнял руками ее роскошные груди и сказал, тяжело дыша:

— И это я тоже хотел сделать с самого Давентри.

Он благоговейно поцеловал ложбинку между ними, потом стал лизать и целовать ее соски.

Дездемона ахнула и закинула голову назад. Впервые в жизни она благодарила судьбу за свое вызывающе роскошное тело. Ведь Джайлс восхищался им, а она больше всего на свете хотела доставить ему удовольствие, отплатить ему радостью за ту радость, что расцветала в ней.

Они легли в постель по обоюдному желанию, а соединились по ее страстной мольбе — так она хотела слиться с ним воедино.

Это была ночь стыдливости и открытий, страсти и веселья, каждая ее минута была слишком дорога, чтобы тратить ее на сон. Дездемона обнаружила, что она совсем не холодная женщина, отнюдь, и попутно убедила Джайлса, что только последняя дура могла считать его занудой.

В промежутках между взрывами страсти они лежали в объятиях друг друга и разговаривали, делясь мыслями так же щедро, как делились любовью. Джайлс был очень огорчен, заметив, что за окном светает.

— Летом солнце встает слишком рано. — Его дыхание шевелило ее волосы. — Не хочется уходить, но надо.

Дездемона положила подбородок ему на грудь. В ней не осталось ничего от гневной и не уверенной в себе женщины, которая ворвалась в его спокойную жизнь. Теперь она была сама нежность.

— Зачем уходить? Слуги, думаю, и так обо всем догадались.

— Мой кучер, несомненно, догадался, — с улыбкой сказал Джайлс. — Признаю, что для людей наших лет правила приличий не столь обязательны, но мне не хочется, чтобы о тебе сплетничали.

В ответ она так задорно вильнула бедрами, что он опять прильнул к ее губам. Прервав поцелуй, он, задыхаясь, сказал:

— Ты совершенно бесстыжая женщина, а я невероятно счастливый человек.

По ее белой коже расплылся румянец.

— Как интересно! — удивился Джайлс. — Оказывается, ты краснеешь не только лицом и шеей.

От этого она покраснела еще гуще. Прошло еще полчаса, прежде чем Джайлс закончил обследовать, до какого места распространяется ее румянец. Когда они, удовлетворенные, лежали, отдыхая, Дездемона сказала:

— Я и не подозревала, что бывает такое.

— Я тоже, — отозвался Джайлс. Она удивленно подняла голову.

— Правда?

— Правда. — Он погладил ее плечо. — Конечно, у меня были связи, но мне никогда не приходилось лежать в постели с любимой женщиной. А с этим ничто не может сравниться. — Он опять ее поцеловал. — Ну, ты готова принять решение о замужестве, или тебе еще нужно время?

Дездемона засмеялась и сцепила руки на его шее.

— Попробуй вырвись!

Глава 34

Гостиница «Абингдон» была расположена на улице Лонгэкр недалеко от рынка Ковент-Гарден. Когда наемный экипаж остановился перед входом, у Макси замерло сердце. С самого утра ее не оставляло предчувствие, что очень скоро вся ее жизнь разлетится вдребезги. Но ходу назад не было.

Они с Робином решили, что лучше всего просто приехать в гостиницу и расспросить ее хозяина и слуг. Не может быть, чтобы они не запомнили смерть постояльца. Если же прямого ответа на свои вопросы они не получат, это будет означать, что дело нечисто.

Робин помог Макси выйти из кареты. Она окинула взглядом гостиницу. Небольшое, но более или менее респектабельное заведение. Во всяком случае, не похоже на притон, а на дорогую гостиницу у отца не было денег.

Взяв Робина под руку, Макси с поднятой головой пошла к двери.


Хозяин соседней табачной лавки внимательно рассматривал через запыленное стекло хорошо одетую молодую пару. Вроде они: светловолосый парень с барскими замашками и смуглая маленькая красотка. Старик кивнул и кинул мальчику, который прислуживал у него в лавке:

— Сбегай за угол и скажи Симмонсу, что та пара, о которой он говорил, сейчас в «Абингдоне». Да поспеши, и если его там нет, спроси, где он, и беги туда. Поспеет сюда вовремя — получишь полкроны.

Ему самому полагается три фунта минус полкроны. Очень довольный собой, хозяин табачной лавки раскурил одну из самых дорогих своих сигар.


Они заранее договорились, что задавать вопросы будет Робин, потому что женщин часто не принимают всерьез. Робин обратился к молодому прыщавому портье, который читал газету:

— Нам хотелось бы поговорить с хозяином гостиницы. Портье поднял голову от газеты, смерил Макси оскорбительно пристальным взглядом и сказал:

— Я могу сдать вам комнату, но вам придется заплатить за весь день, даже если она вам нужна лишь на час.

— Нам не нужна комната, — отрезал Робин. — Нам нужно поговорить с хозяином гостиницы. И немедленно!

Портье, очевидно, хотел ответить дерзостью, но передумал.

— Сейчас узнаю, примет ли вас мистер Уотсон. Пока они ждали, у Макси непроизвольно сжимались и разжимались кулаки. Только присутствие Робина помогало ей сохранять хотя бы видимость спокойствия. Она была ему благодарна за то, что он не пытался с ней заговорить. В этом взвинченном состоянии она только огрызнулась бы. Ей не было так страшно, даже когда она в метель отбивалась от волков.

Макси закрыла глаза и заставила себя дышать ровнее. Все же узнать правду будет легче, чем терпеть эту изматывающую неизвестность.

Портье вернулся и указал большим пальцем через плечо.

— Он вас примет. Последняя дверь по коридору налево. Мистер Уотсон оказался худым лысоватым человеком с выражением хронического раздражения на лице. Не потрудившись даже встать из-за стола, он рявкнул:

— Говорите, что вам нужно, и побыстрей. Я человек занятой.

— Меня зовут лорд Роберт Андервилль, — жестко сказал Робин. — Месяца три тому назад у вас в гостинице неожиданно умер постоялец — мистер Коллинс.

— Американец, что ли? — глаза Уотсона словно задернуло шторкой. — Ну да, умер.

— А вы не могли бы нам рассказать, как он умер? — Уотсон молчал. — Например, кто его нашел, когда это было: днем или ночью. Был ли он еще жив в это время? Вызывали ли к нему врача?

— А какое вам до всего этого дело? — хмуро спросил Уотсон.

Макси больше не могла молчать;

— Это был мой отец. Неужели я не имею права знать, какими были его последние часы?

Уотсон повернулся к ней с непроницаемым выражением лица.

— Извините, мисс. — Он отвел глаза. — Его нашла утром горничная. Он уже был мертв. Врач сказал, что он умер от сердечного приступа. Скоропостижно.

— Как фамилия врача? — спросил Робин. Уотсон встал.

— Вы у меня отняли достаточно времени, — раздраженно сказал он. — Больше мне вам сказать нечего. Коллинс умер — вот и все. Если бы не здесь, он умер бы где-нибудь еще. У меня было бы меньше хлопот. Идите. Мне надо работать.

Макси открыла было рот, чтобы еще раз обратиться к нему, но Робин крепко взял ее за руку.

— Спасибо, что нашли возможным уделить нам время, мистер Уотсон.

Когда Робин вывел ее из конторы и закрыл дверь, Макси прошипела:

— Я хочу расспросить его поподробнее, Робин. Он что-то скрывает.

— Да, но он больше ничего не скажет. Из него только силой что-нибудь выдавишь, но пока еще не время. Можно все разузнать гораздо проще. — Вместо того, чтобы вернуться в вестибюль, Робин повернул по коридору в другую сторону. — Слуги всегда все знают, а им, может быть, никто не приказал держать язык за зубами.

Дверь в конце коридора вывела их на мощенный булыжником двор, по трем сторонам которого находились конюшни. Они увидели открытую дверь и пошли к ней. Там пожилой конюх, насвистывая, проверял упряжь.